Лизель проснулась от собственного крика.

Девушка села, глядя на стену и сжав в кулаке край одеяла как последнюю надежду на спасение. Мареш мелко трясло от страха.

Шварц мирно спал рядом, не шевелясь.

Лизель, чтобы не разбудить Кёнинга, тихо выскользнула из-под одеяла и в полной тишине прошла на кухню.

Там девушка налила себе немного воды и села у окна, глядя на сад и прислушиваясь.

Было темно и тихо. На безоблачном небе ровным серебристым светом горели звёзды. Где-то в саду тихо стрекотали сверчки. Тихий лёгкий ветер едва качал головки цветов, растущих в саду. Листья яблони у калитки едва шелестели:

- Снова кошмары? – Голос Шварца заставил Мареш вздрогнуть:

- Н-нет. – Лизель повернулась к Кёнингу. – Просто мне не спится.

- Просто я слышал, как ты кричала во сне. – Он подошёл к девушке и мягко приобнял её за плечи. – Ты всегда можешь сказать об этом. Я помогу тебе, чем только смогу. – Шварц мягко поцеловал её в макушку. – Я и так совершил слишком много плохого по отношению к тебе, а бездействие на данный момент будет слишком губительным для тебя.

- И теперь вы хотите таким образом загладить свою вину? – Мареш отпила немного воды. – Вы ни в чём не виноваты. Вас просто научили, что с остальными людьми надо так обходиться. Упрямится – убить, а если слушается, то на каторгу или в публичный дом. То, что вы осознали ошибочность подобного бесчеловечного потребительского отношения к другим нациям говорит о том, что на самом деле вы хороший человек, у которого просто сбили жизненные ориентиры. И это одно из величайших зол войны. Каждый человек считает, что война ужасна по одной причине, но этих причин много. – Лизель отпила ещё немного воды. – К тому же людям действительно сложно остановиться, когда они почуяли запах человеческой крови во время мести окружающему миру. Или, когда их низменные желания и потребности, вырываясь наружу, сразу же удовлетворяются. В такие моменты всегда больше шансов, что в человеке проснётся злое голодное животное, которое больше похоже на бешеную собаку. - Девушка отпила ещё воды. - Мстить миру таким образом за свои неудачи достаточно глупо. Много людей гибнет, много денег бросается на ветер, много ресурсов пропадает зря. Месть не обязательно должна быть кровной как в Средневековье. Сейчас достаточно просто подняться со дна и снести своих недоброжелателей, чтобы отомстить и заодно потешить своё эго. - Мареш вздохнула. - Обычные французские и британские рабочие не были виноваты в том, что какая-то кучка ехидных капиталистов решила загрести себе побольше денег. Советские граждане не виноваты в том, что они социалисты, к тому же не они и не их правительство навязало вам Версальский мирный договор. Румыны не виноваты, что им хотелось избежать или хотя бы минимизировать последствия войны для себя. Мы не швейцары, чтобы пострелять разок для того, чтобы припугнуть и пойти домой. Понимаешь?

- Ты действительно так считаешь? – Шварц с искренним удивлением посмотрел на девушку. – Если бы я был хорошим человеком, то остановился бы сразу и не стал бы издеваться над тобой.

- Но ведь когда вы сломали мне ногу и когда я заболела, вы не издевались надо мной. Даже после того, когда перелом зажил. Вам это ни о чём не говорит?

Кёнинг чуть слышно вздохнул, сев рядом с Лизель и приобняв её:

- Тебе нужно поспать. – Тихо и мягко сказал он, пригладив волосы Мареш. – Уверен, что эти кошмары тебе больше не приснятся. А если и приснятся, то всегда можно проснуться.

Девушка доверчиво и благодарно посмотрела на него. Затем она допила воду, поставила кружку на подоконник, встала и пошла в комнату. Шварц пошёл рядом.

========== Глава 28 ==========

Рано утром Шварц уехал в город, предварительно оставив Лизель записку с просьбой прочитать «Фауста» Гёте.

Когда Мареш проснулась, Кёнинга уже не было. Девушка нашла записку и, немного удивившись подобной просьбе, принялась за чтение.

Первое, что привлекло внимание Лизель, были подчёркнутые слова. Мареш торопливо взяла блокнот и карандаш и принялась выписывать эти слова.

Выписав из «Фауста» всё необходимое и добравшись до последнего форзаца, девушка заметила записку с просьбой прочитать «Евгения Онегина».

Естественно девушка принялась за чтение. Единственное, что в «Онегине» было подчёркнуто, так это небольшой отрывок из письма Онегина.

В конце книги также обнаружилась записка с просьбой прочитать «Ночь перед Рождеством». В этой повести из слов были было подчёркнуто только слово «черевички».

Мареш долго ломала голову над этой загадкой, пока до неё не дошёл её смысл. Лизель быстро встала и побежала в прихожую, где нашла свои выходные туфли прямо посреди прихожей. Заинтригованная до крайности девушка перевернула туфли и потрясла их.

Из левой туфли выпала небольшая записка.

Поставив туфли на место, Лизель взяла записку и торопливо развернула. Там была просьба прочитать «Гордость и предубеждение».

Мареш быстро побежала в кабинет, взяв эту книгу с полки.

Девушка не стала её читать, так как она заметила небольшое уплотнение в конце. Лизель торопливо открыла конец книги и заметила небольшой запечатанный конверт. Мареш торопливо открыла его, затаив дыхание и вытряхнув содержимое на ладонь.

Из конверта выпало небольшое простое золотистое кольцо и сложенная записка.

Лизель сложила книгу и аккуратно развернула записку.

«Tu afara da mine?*» - Говорилось в записке.

Судя по всему, эту записку писал Кёнинг. Это можно было понять не только по почерку, но и по тому, как было составлено это предложение**.

Мареш вздрогнула, выронив записку и густо-густо покраснев. На её глазах появились слёзы. Лизель вздохнула, явно не веря этому. Подозрительность, которую не смогли искоренить даже мирные годы, не дремала.

Между тем Шварц, уже приехавший обратно, стоял в прихожей и прислушивался. Судя по вздоху, девушка нашла эту записку. Но чёрт его знает, как она отреагирует на это. Кёнингу оставалось только надеяться на то, что Лизель не разревётся и не отправит его куда подальше.

С этими мыслями мужчина осторожно вышел из прихожей и тихо прошёл в кабинет.

Мареш стояла у шкафа с книгами, держа в руках записку и улыбаясь. По её алым от смущения щекам катились слёзы, а в глазах читалось что-то похожее на радость и искреннюю благодарность.

Заметив вошедшего Шварца, девушка подняла на него взгляд, торопливо вытерев слёзы тыльной стороной ладони, и кивнула.

Кёнинг оцепенел, густо покраснев от радости и смущения.

Лизель торопливо подошла к нему и доверчиво обняла, уткнувшись носом в плечо и сдавленно зарыдав:

- Te iubesc***. – Сдавленно пролепетала она, прикрыв глаза:

- Ich liebe dich. Nicht Weinen.**** - Тихо сказал ей Шварц, обняв девушку в ответ и мягко поглаживая её по спине.

Мареш сдавлено всхлипнула, подняв доверчивый и благодарный взгляд на Кёнинга:

- Тише, не плачь. Теперь всё будет хорошо. - Он осторожно прижал Лизель к себе чуть крепче. - Тебя больше никто не обидит и не обманет. Тебе больше не придётся бояться и замирать в испуге. - Шварц положил вторую руку на макушку девушки и осторожно пригладил её волосы. Делал он это настолько аккуратно, будто перед ним был не просто живой человек, а фигурка, выполненная из тончайшего стекла, которое могло треснуть от самого минимального нажатия.