«Отлично! Этот козёл разбил мне нос!» - С искренней злобой подумала румынка, закашлявшись.

Шварц подтянул девушку к себе, перевернул на живот и начал снимать брюки:

- Если ты не научишься уважительно со мной разговаривать, то каждый твой день здесь будет сплошным мучением. – Тихо прошипел Кёнинг, наклонившись над девушкой и грубо прижав её к себе:

- Я никогда не буду стелиться ковровой дорожкой перед врагом. – Тихо прошипела Лизель, фыркнув. – Не дождёшься.

- Посмотрим, как ты запоёшь через несколько дней. – Немец усмехнулся, куснув Мареш за шею.

Затем он, раздвинув ягодицы девушки, резко вошёл в неё, выдохнув.

Мареш слабо застонала, вздрогнув. Девушку мелко трясло от боли, страха и стыда.

Шварц усмехнулся, начав проникать внутрь. Спустя минуту Кёнинг уже грубо и жёстко насаживал румынку на себя, крепко держа её за талию.

Лизель жалобно и умоляюще стонала, опустив голову и умоляя всех богов на свете о том, чтобы это прекратилось. Девушка покорно прогнулась, прижавшись к холодному каменному полу. Теперь девушка поняла, что имел в виду Шварц, угрожая устроить Ад на земле:

«Это конец. – Подумала Мареш, прикусив губу до крови. – Превратиться в подстилку врага. Не этого я ожидала от жизни. Надо было убить его раньше.»

От этих горьких мыслей Лизель стало ещё хуже. Девушка опустила голову, торопливо сморгнув выступившие на глазах слёзы.

Через некоторое время Кёнинг вышел, тяжело выдохнув. Затем он оделся и сел рядом с девушкой.

Мареш свернулась на полу, закрыв лицо руками и прикрыв глаза. Румынку мелко трясло от боли.

Шварц достал из кармана спички и сигареты, достал и поджёг одну, а потом спокойно закурил, с наслаждением наблюдая за муками девушки:

«В следующий раз будет думать.» - Подумал он, выдохнув облачко дыма и прикрыв глаза.

Мареш чуть слышно поскуливала от боли, вздрагивая. Немец цыкнул, услышав это.

Шварц пододвинулся к Лизель и, сделав ещё одну затяжку, потушил сигарету об неё.

Девушка жалобно пискнула, вздрогнув:

- Кажется, я сказал тебе замолчать. – Кёнинг взял румынку за волосы и грубо потянул её к себе.

Затем Шварц вышел из допросной, вскоре вернувшись с арматурой. Он подошёл к девушке, которая даже не думала сопротивляться, и со всей силы ударил её по ноге.

Сильная боль вырвала девушку из полуобморочного состояния. Мареш жалобно закричала, запрокинув голову и зажмурившись. Девушке казалось, будто миллион мелких острых осколков вонзились в её ногу не только снаружи, но и изнутри:

- А теперь ты будешь кричать? - Спросил он, Холодно глядя на Лизель.

Девушка слабо мотнула головой, изо всех сил сдерживая крик, полный боли, отчаяния и возмущения.

Мареш укусила себя за руку чтобы не закричать.

Шварц внимательно наблюдал за ней. Неожиданно, до него дошло, что с ногой он явно перегнул.

С этой мыслью Кёнинг положил арматуру на пол, сел рядом с Лизель и начал осторожно осматривать перелом, стараясь его не трогать:

“И что мне с ней делать? Застрелить? Нет. Перелом простой. Жить будет.” - Немец мотнул головой, чуть слышно вздохнув.

Шварц осторожно, стараясь не трогать повреждённую ногу, взял Лизель на руки и понёс в лазарет.

Мареш не шевелилась, впав в странное оцепенение:

“Надеюсь, что он убьёт меня. Мне надоели эти мучения.” - Подумала она, бессильно опустив голову и потеряв сознание.

Комментарий к Глава 18

*Недочеловек (нем. Untermensch — Унтерменш) — философско-антропологический; впоследствии пропагандистский расистско-евгенический термин из идеологии немецких национал-социалистов.

========== Глава 19 ==========

Кёнинг сидел и ждал. Ждал и беспокоился.

Шварц смотрел на стену, беспокоился и думал. Беспокоился он о Мареш:

«В последнее время эта девчонка доставила мне слишком много хлопот. Но всё же она действительно неплоха. – Подумал немец, вздохнув. – Кроме того, она ещё совсем ребёнок.»

Через некоторое время к Шварцу подошёл врач:

- Не беспокойтесь, это простой перелом. Ей нужен месяц покоя.

- Понял. А сейчас её можно увидеть?

- Думаю, что да.

Кёнинг торопливо зашёл в лазарет.

Мареш лежала на больничной койке. Казалось, что она даже не дышала.

Длинные рыжие растрёпанные волосы девушки были легко разбросаны по подушке, щёки были бледнее обычного. Лицо Лизель выражало невиданное ранее умиротворение и покой, которые девушка, очевидно, очень редко видела.

Шварц, сев рядом, подоткнул девушке одеяло и аккуратно заправил выбившуюся прядь за ушко Мареш:

«Мне нужно сделать так, чтобы перестать ей вредить. Только как?» - Кёнинг вздохнул, погладив Лизель по голове.

Девушка приоткрыла глаза. Когда её взгляд упал на Шварца, Мареш чуть слышно заплакала, помотав головой и кое-как спрятавшись под одеялом. Румынку мелко трясло.

Кёнинг аккуратно, но твёрдо взял девушку за плечи и осторожно притянул к себе:

- Дрожишь как кролик перед гончей. – Выдохнул он, поцеловав Лизель в лоб. – Боишься?

Мареш кивнула, густо покраснев и потупив взгляд. Из глаз девушки потекли слёзы:

- Почему именно я? – Еле слышно спросила румынка, слабо обхватив себя руками:

- Вот и у меня тот же вопрос. – Немец положил ладони на щёки Лизель и, подняв её лицо к себе, внимательно посмотрел ей в глаза.

Девушка покорно замерла, не смея даже вздохнуть. В глазах Лизель читались печаль, страх, боль и искреннее непонимание:

- Убейте меня. Пожалуйста. – Чуть слышно прошептала Мареш, прикрыв глаза и выскользнув из рук немца. – Я не могу больше терпеть это.

- Нет. Я не убью тебя. Ты не заслуживаешь смерти. Если бы ты действительно заслуживала смерти, то давно была бы мертва. – Кёнинг крепко прижал Лизель к себе, чувствуя, как её мелко колотит. Кроме этой дрожи, Шварц чувствовал, как часто колотится сердце девушки.

Мареш покачала головой, шмыгнув носом:

«Она так уверена в том, что должна умереть. – С удивлением отметил про себя Шварц, погладив румынку по голове. – Может быть… а почему бы и нет?»

Кёнинг улыбнулся, зарывшись носом в волосы Лизель и начав перебирать их пальцами. Кажется, немец нашёл решение своей проблемы.

Мареш покорно склонила голову на грудь Шварца, густо покраснев и прикрыв глаза. Девушке не нравились его прикосновения, но она терпела. Румынке хотелось стряхнуть с себя эти тяжёлые грубые руки, которые причинили ей столько боли и страданий. Но она не могла.

Каждый раз, когда Шварц трогал Лизель, на Мареш нападало странное оцепенение. Чем оно было вызвано девушка не знала; для страха и ненависти слишком спокойно, а для симпатии слишком отвратительно.