Это несколько обижает, но “сверхчеловек, совершенное создание евгеники” не сдается: в конце концов она ещё очень молода, возможно, со временем её взгляды изменятся. Однако время идет, а отчужденность не уменьшается - в ответ на самые невинные прикосновения Хан получает только глухую боль во взгляде и глухую стену в восприятии, том, другом, которое активизировалось именно с её приходом.

На тридцатый день, вечером, Ханну приводят в их дом патрульные базы: она едва держится на ногах, тело трясет, глаза порываются закатиться, а сознание - уплыть. Это не первый полевой тест в её жизни - Хан умеет определять, когда она возвращается с очередной проверки на прочность, но этот тест первый довел её до критической черты.

Хан, появляясь из слабоосвещенного коридора своих “апартаментов”, подхватывает девушку на руки, чуть не получив при этом в глаз от напуганного быстрым движением охранника. Больше всего внимательного сверхчеловека пугает то, что его соседка даже не пытается сопротивляться. Дождавшись, пока за охраной закроется дверь, он отправляется в ванную: телесные повреждения регенерация уже устранила, а вот лечить раны душевные и возвращать спокойствие лучше всего, как понял Хан на своем богатом опыте, горячей водой.

Только в ванной, когда комбинезон расстёгнут и отложен, Ханна начинает подавать признаки жизни. Ванна набирается быстро, заброшенная туда пена рождает восхитительные ароматы и абсолютно непрозрачный слой на поверхности - девушку в нижнем белье Хан аккуратно помещает в воду, и только после этого позволяет себе окончательно её разоблачить.

Отложив мокрые тряпки на тумбу, оборачивается - натыкается на абсолютно ошарашенный и восхищенный взгляд. Хан застывает. Чтобы вернуться в реальность, ему требуется не меньше трех полновесных секунд, а налюбовавшаяся его растерянностью Ханна внезапно самым озорным образом улыбается - и нет на всем белом свете лица красивее, чем её, озаренного искренней улыбкой!..

Он до сих пор очень ясно помнит, как купал её, кутал в полотенце, сушил длинные темные волосы, что никак не хотели высыхать, а потом - также на руках относил в спальню. Разумеется - в её спальню. То странное чувство, что требовало минимальной дистанции и прикосновений, наконец затихло, а вместо глухой стены сознания Ханны будущий диктатор чувствовал, скорее, фанерную перегородку: почти слышен был шум её мыслей и ощущений, но только почти. Если разорвать прикосновение, то шум пропадал совсем.

Хан со всем возможным тщанием уложил свою пару в кровать, укрыл одеялом, подоткнул тряпицу со всех концов и хотел было уйти к себе, но Ханна поймала его за руку и произнесла совсем тихо, на грани даже его чуткого слуха:

- Не уходи, - мольба, нежелание остаться в одиночестве, желание поддержки и какой-никакой опоры - она же ему ещё даже не доверяет.

Разум сигнализирует Хану необходимость выспаться - наверняка его ждут такие же выматывающие тесты, но странное иррациональное ощущение, похожее на описываемую в книгах эмпатию или даже телепатию, подсказывает ему остаться. Чувствуя себя последним дураком - с остальными что-то такая телепатия не работает! - Хан остается, также бережно, как в первый день их знакомства, придерживая её пальцы, сидит возле девушки, на краю её кровати до того, как она засыпает. Да и после. Он просто физически не может разорвать контакт - ему очень этого не хватало: ощущения гармонии и чего-то настолько родного рядом.

***

Такого же родного, как писк приборов, сигнализирующих критическое состояние больного, о, да! Рядом опять идет спор на два голоса:

- Спок, да разуй же ты глаза! - как сердито, однако, кто-то возмущен до глубины души. - Если мы переведем его сейчас, то этот сверхчеловек загнется без аппаратов на второй минуте!

- Доктор, вы, наверняка, преувеличиваете. Этот человек может выживать в самых неблагоприятных условиях, его регенерация сопоставима с ву..

- Не смей заикаться о регенерации! - звук включаемого монитора. - Ты взгляни только на эти результаты сканирования: шрамы, шрамы, шрамы - везде! Как ты думаешь, мистер Спок, насколько серьёзными должны быть повреждения, чтобы вся хваленая регенерация оставляла такие огромные шрамы?! Да этого малого практически пытали, организм истощен, органы работают на пределе, а последняя ударная доза электричества чуть не загнала твоего сверхчеловека в гроб!

Эмоции, сколько эмоций! Плен у адмирала Маркуса был худшим периодом в жизни Хана Нуньена Сингха, это правда, но и поначалу все складывалось не слишком радужно…

***

После того случая возвращения в “апартаменты” как домой, Ханна перестает так сильно чураться общения со своим соседом: теперь в их расписании присутствует совместный завтрак, состоящий из стандартных пайков военного образца да упаковки сока и оживляемый, облагораживаемый, делающийся более вкусным только от присутствия собеседника. Хан теперь не представляет себе другой жизни - настолько приятно и правильно разговаривать, общаться, взаимодействовать с Ханной.

Они и впрямь созданы друг для друга - выражение, которое достаточно часто попадалось ему в художественной литературе, кажется, описывает их ситуацию очень точно и полно.

Ханна перестает дичиться его, постепенно поднимает темы в разговорах, которые касаются их обучения, ей интересно его мнение и, кажется, становится интересен сам Хан. Впрочем, поручиться за это Нуньен Сингх не может. Вполне вероятно, что он просто принимает желаемое за действительное.

Они уже три месяца живут вместе, когда Хану, который на данный момент успел выработать стратегию и справляться со стандартной сложности задачами без особого ущерба для себя, выпадает и впрямь нелегкое испытание - таких не было уже давно! Уровень его повышен до почти невозможного, цель - пробраться к флагу в центре площадки, наводненной препятствиями самого разного толка, без карты, элементарных знаний об особенностях местности, хоть какого-то представления о противнике и его возможностях. И, разумеется, в одиночку.

Когда испытание завершено - почти через сутки после его начала - Хан сползает к деревянному флагштоку с вымпелом и думает о том, что испытания тут всегда настоящие, зато награды - такие же липовые, как этот несуразный флажок…

В тот день его впервые доставляют в больничное крыло, а не в апартаменты - пациент скорее мертв, чем жив - двое суток добывшего флажок Хана стараются вытянуть из-за грани, на третьи - рапортуют в штаб, что объект почти готов к повторным испытаниям и отправляют Хана “домой”.

Сверхчеловек не помнит, как он добирается до цели, помнит только, что очень хотел туда дойти. Зато, когда открывается перед ним и закрывается за ним дверь в их маленький, весь видимый на просвет, будто муравьиный дом, мирок, Ханна обнимает его, и жизнь, даже настолько болезненная, становится почти счастливой.

В тот вечер Ханна практически донесла своего соседа до спальни. Из-за тусклого вечернего освещения или из-за мутившегося зрения он не мог разглядеть её лицо, но что-то беззвучно подсказывало: она недавно плакала, а также – волновалась, волновалась двое полных суток.

Сил говорить не было, разбитый организм требовал отдыха, однако когда она уложила Хана, точно так же, как и он не так давно, подоткнув ему одеяло, Ханна сама села рядом, будто в ожидании, что обессилевший сосед её оттолкнет – на самый краешек постели.

Отталкивать Ханну не хотелось, даже наоборот – и будущий диктатор, а в данный момент полутруп, осторожно потянулся к её руке, вкладывая в это соприкосновение всю признательность, благодарность и ощущение родства, которые он испытывал со времени появления девушки в своей жизни.

И впервые не почувствовал препятствий: ни глухих стен, ни цельнолитых барьеров, ни фанерных загородок – ему отозвалась самая прекрасная для него женщина, звонкое и теплое присутствие чужого сознания придавало сил, поэтому Хан постарался дозваться её, хоть мысленно:

- Ханна? – смутно, тяжело, неуверенно, в конце концов, может быть, это только выверты пострадавшего сознания и ничего подобного она не…