На третьи сутки заряд бодрости ослабевает, Хана опять волокут на процедуры, а вернувшись в свою камеру, он обнаруживает, что одеяло теперь накрепко пришито одним краем прямо к каркасу кровати. Предсказуемо!

Его слабостью могли бы воспользоваться, специально напоить, в надежде на возрастание общительности, однако, во-первых, это, похоже, никого не заинтересовало, во-вторых - у него теперь на то вещество иммунитет. А в случае чего одеяло можно и оторвать!

Когда Хан всё-таки засыпает, ему снится Дракон, парящий между звезд, но тянущийся только к одной Звезде, поющей, голосистой, родной…

***

На другой день всё случившееся и кажется простым сном: этого не может быть, потому что быть не может! И если бы не пришитое одеяло, наладившееся самочувствие, ворох новых чертежей – загрыз бы червячок сомнения новорожденную Ханову надежду.

Впрочем, надежде и так несладко: против неё выступает логичный разум, привычно оперирующий понятиями «бред», «измененное состояние сознания», «видения» и – самое страшное – доказательств нет.

Доказательства существуют только тому, что Хану было плохо, он бредил, а потом ощутил прилив сил. Доказательств тому, что Ханна жива, по-прежнему нет.

В плену пугающей неопределенности и повторяющихся образных снов - отрава уже должна была, вроде бы, выветриться? - проходит неделя. Хан готов лезть на стену от неизвестности, поэтому решается устроить эксперимент: после отбоя попробует потянуться к Ханне, как делал раньше, но, мрачно размышляет он, без тактильного контакта всё может быть напрасно.

Нуньен Сингх долго зовет Ханну, обращаясь в сторону её камеры – если тот бред был правдой! – но только тишина, глухая и пустая, служит ему ответом.

На следующее утро надежды почти нет.

***

Хан отчаянно ищет в постигшем его разочаровании плюсы и даже находит: скрывать воодушевление больше не надо, мысли все теперь только по делу, на котором можно без помех и пустых мечтаний сосредоточиться - но как же больно!

День проходит как в тумане, на сердце муторно, в душе - черно. Однако ночью вновь приходит тот же сон: Дракон и звезды, поющая Звезда. Даже осознавая, что это просто продолжение бреда, Хан всё равно тянется навстречу теплым лучам - сегодня они гораздо ближе - и полной неожиданностью для него становится робкое:

- Хан?

Мир опять взрывается осколками, но лучи вцепились в чешую и не дают ему разорвать связь, а голос продолжает:

- Да держись же!.. - голос… Этот голос невозможно не узнать!

- Ханна?! Ты?! - сейчас ему кажется, что сердце, за неделю пережившее слишком много взлетов и падений, просто-напросто разорвется. - Жива!

- И это говорит человек - или всё же Дракон? - который сам мне тут устроил!.. - голос звучит сердито, но за ним чувствуется громадное облегчение и точно такая же, что у самого Хана, отчаянная надежда. - Ты когда пришел, я думала - с ума схожу! Я ведь видела!.. - горькое воспоминание прорывается из глубин, Хан обретает некоторую устойчивость, подхватывает ментальный мостик и всматривается.

Та же комната, тот же стул, тот же свет в лицо и та же фигура напротив. Различие только в том, что Ханну извлекали бережнее, видимо, научившись хоть чему-то на опыте с Ханом. Даже слова такие же: Вы упакованы по парам… Мне нужно полное подчинение… Провести демонстрацию никогда не жаль…

И Хан переживает в чужом, но таком похожем на свое собственное, воспоминании взрыв капсулы номер один. И так же рушится мир, и так же трепещет сердце, и такая же воля выбирает: сопротивляться.

В мысленной связи Хан ещё мягче касается сознания Ханны, опять ощущая её душевную муку, слушая сбивчивые, но наполненные чувством слова:

- Я думала, ты умер! - горечь, горечь, сплошная горечь. - Они показали! Маркус показал! Я не могла даже представить, что ты жив!

На некоторое время, которое Хан был бы рад продлить до бесконечности, они просто застывают рядом, прислушиваясь, ловя отклики, с трудом веря в свою удачу, сосредоточившись только на одном: они оба здесь и они оба настоящие.

Впрочем, Ханна нарушает молчание - она всегда была любопытнее, с теплотой думает мужчина.

- А ты, как узнал ты? Почему не приходил раньше?..

Хан невесело смеется в ответ:

- Я и не знал! - на поверхность рвется его собственное воспоминание о капсулах, он пытается этому воспрепятствовать, но она такая любопытная!.. Сама ухватывает картинку и долго разглядывает. Не говорит ничего, что начинает несколько беспокоить, однако хватается за Хана ещё отчаяннее, будто он опять падает и его просто необходимо поймать!

Ханна выпаливает:

- Нам надо бежать! Бежать, срочно бежать! - порывисто тянется ещё ближе и добавляет уже тише: - И не думай даже - а я знаю, что ты подумал! - будто сможешь отправить меня одну!

Теперь Хан смеется веселее:

- Раскусила! Но ты же знаешь, зачастую у меня есть план…

========== Глава двенадцатая, освободительная ==========

Ещё через полных четыре года – создание чертежей закончено на втором, а строительство корабля затягивается аж на целых три – Хан, наконец, решает, что бежать можно.

Все эти долгие годы его – их – поддерживает установившаяся ментальная связь. Со временем она окрепла, спаялась, и теперь Хан может услышать свою Ханну на довольно внушительном расстоянии. Хотя, конечно, не на межзвездном – мужчину передергивает – им больше не следует расставаться.

Всё готово уже давно, пути отступления, прикрытия, отхода – насколько это вообще возможно. Последняя загвоздка – торпеды отчего-то никак не доставят на борт корабля, и Хана терзает смутная догадка: Маркус подозревает, сильно подозревает своего пленника в каком-то умысле. В пользу этого факта говорят и участившиеся визиты адмирала на базу: ему, якобы, нужны свежие разведданные, но Нуньен Сингх, по внезапно запрашиваемым архивам понимает – сомневается, проверяет, спохватился!

И конечно, через пять лет после пробуждения Нуньен Сингх – обладатель эксклюзивного – и ограниченного, как думает персонал базы – доступа во внутреннюю (ну-ну, Хан же захватчик: уже не только внутреннюю) сеть.

После того, первого года, испытания ядов на нем заканчиваются, после второго – выпускают из камеры, дают комнату и минимальную свободу действий – адмирал поверил, что Джон сломлен, разбит и больше не опасен. Хан мысленно хвалит свой план – с самого начала он по шажку приближался к победе, а имеющийся сейчас промежуточный результат наглядно доказывает, что путь был выбран верно.

Задел, который он сам себе создал, очень пригодился – эти ученые просто не верят, что Хан – всё же порождение дикого жестокого века – разберется в их сложнейших – Ха! – шифрах, паролях, системах защиты. Самому диктатору глубоко неясны причины такой легковерности, но когда он узнает, что информация о создателе чертежей нового флагмана строго засекречена, всё становится на свои места.

Маркус сам себя перехитрил, пытаясь скрыть источник тактического преимущества от взора наблюдателей, как случайных, так и специальных. Поэтому Джон Харрисон – безликая характеристика, глупое имя, человек из пустоты – не внушает никому должного трепета. Только ученые помнят его в качестве подопытного с любопытными реакциями организма, но и они, и другие сотрудники даже не подозревают об истинном интеллектуальном уровне и характере своего новичка.

У Ханны дела ещё лучше – она заочно закончила Академию Звездного Флота, под новым именем, разумеется, и совершенно незаметно для персонала базы. Её тоже со второго года сняли с «лабораторных исследований», заменив этот вид деятельности на другой – разработку лингвистических алгоритмов, продвинутых переводчиков, способов заставить машину мыслить. Хан гордится ею – у Ханны всегда были способности к языкам. Поэтому её выбор специальности – офицер связи звездного крейсера – также неслучаен.

И скоро, совсем скоро, они сорвутся с крючка, исчезнут, растворятся в межзвездном пространстве на угнанном корабле, выбирая совершенно свой, новый путь.