Лорканн непритворно вздохнул, поражаясь бесхитростности Онгхуса.

— Граница уже есть, она прошла, хочешь ты того или нет, а видимо хочешь, мы серьезно отличаемся, хотя бы сами по себе, — Лорканн подвинулся на скатанном одеяле головой, продолжая менторским тоном. — Каждый неблагой имеет свободу, которой волен распоряжаться без подсказок, выпестовывать те или иные качества, представляющиеся ему лучшими в себе…

Онгхус, конечно, не вытерпел долго.

— Оставь свои древние бредни другим! Тем, кто будет тебя слушать! — склонился к самому лицу, и Лорканн понял, что не удержится.

— Дай-ка я проясню для тебя кое-что, — предвкушающе улыбнулся и подобрался, чтобы резко сесть. — Во-первых, это не бредни, а закон королевства, а во-вторых, оскорблять закон в присутствии короля чревато!

До Онгхуса еще доходил смысл слов, он лишь начинал усмехаться, когда грифон резко присел, не вырываясь из веревок, но разбивая лбом чужую переносицу.

Онгхус взвыл и шарахнулся в сторону, не привыкший получать сдачу.

— Я уже сказал, король — страж и мерило, ты недальновиден и слабопамятен, мой дорогой бунтовщик! И насчет грифонов я тебя тоже предупреждал! — высокий голос Лорканна дразнил бунтовщика сверх всякой меры, а потому Лорканн не удивился, приметив замах для удара.

Чуть подвинулся — и потерявший ориентиры бунтовщик промахнулся, всей своей медвежьей силой вмазав по земле рядом с головой грифона.

— Хорошая попытка! Прицелься получше! — Лорканн знал, что дразнится зря, когда-нибудь Онгхус попадет, однако смолчать было невозможно. — А то и по лежачему промахнешься!

Тот поскорее стер кровь и хлюпнул забитым, не дышащим носом, откачнулся на полшага, чтобы посмотреть на Лорканна более ясно и осмысленно.

— И все же про котенка я был прав! — бунтовщик усмехнулся нехорошо. Возвысил голос, чтобы было слышно вокруг. — Ты связан и повержен, не стану марать об тебя руки, достаточно замарал! Валяйся, осознавая собственное бессилие, не могущий быть противником бывший король! Ты полон яда, но никто не станет тебя слушать!

— Даже если в целях излечения? Яд может выступать лекарством!

Онгхус все-таки замахнулся, чтобы ударить, а Лорканн сгруппировался, чтобы поудобнее пнуть его в живот не связанными ногами, когда теплую беседу прервал оклик Шайлих:

— Онгхус! Что ты делаешь! — стоило бунтовщику обернуться, голос девушки стал неприятно обеспокоенным. — Что с тобой стряслось?!

Ну да, ну да, залитая кровью половина лица не внушала ужаса Лорканну, а вот прочим… Особенно лекарям. Просто обязана была. Грифон выдохнул потише, приходя к выводу, что волчара прав, и иногда он, Лорканн — безмозглый комок перьев. Ну никак не грифон. Можно было это предусмотреть!

Лорканну хотелось обернуться к Шайлих, но она подбежала к ним сама, бросила взгляд на грифона, схватила за рукав Онгхуса и потащила его в сторону, на ходу за что-то распекая. Неблагому королю показалось, что её ладонь подрагивала.

Увещевания слышались все дальше, Лорканн испытывал сомнение в собственной разумности все полнее, пока, все же обернувшись, не наткнулся взглядом на упавшую чашку с водой.

Видимо, очаровательная бунтовщица стала свидетельницей их беседы.

И теперь Лорканна занимал вопрос: на каком именно моменте она уронила чашку?

========== Часть 12 ==========

Над головой опять загрохотало, птенец завозился, просыпаясь, похоже, на этот раз они хорошенечко подремали оба. Зевнул, так сладко, как умеют только сонные дети, потянулся, задевая плечо и щеку, встрепенулся и огляделся.

— Ой, простите, уже почти ночь, мне следует вернуться в замок, — и смотрел, Лорканн готов был поклясться, прямо ему в лицо, как будто действительно беседовал. — Вас немножечко видно из одного окна моих покоев, но я вам лучше так спокойной ночи пожелаю. Хотя вы, наверное, никуда не денетесь.

«Моих покоев»! Надо же! Или у мальчишки мания величия, или он именует свою комнату покоями, или принадлежит королевской семье! Все три варианта виделись старому грифону одинаково неправдоподобными.

— Спокойной ночи! — соскользнул с колен, прошуршал песком дорожки, отходя все дальше.

Лорканн приоткрыл глаза, желтые, светящиеся в сумерках, пригляделся к удаляющейся спине в бело-голубом наряде Дома Четвертой стихии, пегой макушке со встопорщенными волосами, прямой спинке. Вернулся к своему постаменту и глубокому следу вмятого в песок каблука под ним — печатал шаг малец тем не менее уверенно. И если неизвестные Джоки не угробят его веру в себя, вырастет отличной птицей. Дом, наверняка, приобретет.

Старый грифон пересел поудобнее, чувствуя в воздухе влагу и запах грозы. Скоро разразится буря.

***

— И как это понимать?

Именно такие слова Шайлих произнесла над ухом полдня убивающегося грифона. Лорканн успел передумать столько вариантов разговора и дальнейшего поведения, что голова чуть не треснула сама, без всякого вмешательства Онгхуса.

— Как понимать что? Из этого? — загадочная женщина ставила Лорканна в тупик.

Он ожидал обвинений, сердитого молчания, полного исчезновения из поля зрения или лютой холодности, а она подошла и спросила как ни в чем не бывало! Сердито, конечно, спросила, в спину и неожиданно, однако не разладившийся контакт грифона приятно удивил.

И приятно удивленному, не по делу пребывающему в восторге, Лорканну трудно было перестроиться так сразу.

— Как понимать то, что вы сотворили с Онгхусом! Будучи едва живым и связанным! — Шайлих приблизилась, заглянула в лицо, и синие глаза не показались Лорканну очень уж сердитыми.

Грифон пересел поудобнее, прокашлялся, прочищая сухое горло, стараясь забыть о воде и жажде в принципе.

— Погодите! — тон бунтовщицы стал обеспокоенным почти так же, как при виде разбитого носа Онгхуса.

И в этом «почти» скрывалась какая-то тайна, отличие было, пусть Лорканн не мог его выделить.

Грифон приподнял брови, без слов вопрошая: чем вызвана заминка. Шайлих перевела дух, явно успокаиваясь.

— Погодите! — еще раз и настойчивее. — Я все-таки принесу воды, а вы постарайтесь за это время никого не раздражать и не бить!

Лорканн склонил голову, светски кивая и принимая условия бунтовщицы. Впервые за много-много лет он готов был идти на уступки бунтовщикам! Грифон посмеялся бы над собой, если бы так не скребло горло.

Шайлих поглядела с подозрением, Лорканн приосанился и улыбнулся, показывая, что грифона дружелюбнее в округе нет и не было никогда!

Девушка хмыкнула с сомнением:

— Еще бы кто вам поверил! — но синие глаза потеплели совсем ясно.

Грифон поглядел в спину удаляющейся Шайлих: ей бы очень пошли бело-голубые одежды его Дома. Особенно к синим глазам.

— Мечтаешь, да, тварина?

Голос Онгхуса раздался близко, а потом на голову сбоку опустилось что-то тяжелое, и Лорканн успел с разочарованием подумать, что общение с Шайлих делает его небывало невнимательным.

***

Над головой шуршали крылья Семиглавого, возносился в небо его переливчатый вой, который подхватывала одна за одной каждая голова.

Лорканн поерзал на постаменте, откинулся на спинку каменного кресла, задрал голову и поглядел вверх: проклятущий змей нарезал круги прямо над парком.

Сон не спешил продолжаться, поэтому каменный и фактически не живой грифон спрыгнул с постамента, обошел по кругу, замялся, но решил, что раз в полторы тысячи лет хоть посмотреть-то правда можно.

Озаренный луной парк выглядел бы неприветливо для всякого обыкновенного неблагого, однако Лорканн подобных мелочей не замечал вовсе. Он участвовал в разбивании этого парка, планировал дорожки — из них тоже получалась руна, как из фонарей в городе, наблюдал развитие массивных теперь деревьев от зеленых нежных ростков. И поэтому мог прибегнуть к помощи в полном смысле своей земли тогда, когда мир обрушился.

Тем более потом все равно пришло Искажение, и Лорканну пришлось скрыться в парке самому.

А до того у него тоже был повод.