— К-куда! А ну кыш! Изыди! Сгинь! — в боязни разорвать свои путы, Лорканн боднул Мидира назад прямо головой. Продолжил громким шепотом. — Я тебя услышал! У меня пока дела! Когда собираемся?

Благой волк улыбнулся махом во все свои острейшие зубы, неверяще потер локоть, куда мгновение назад упиралась макушка грифона, кивнул чему-то своему, довольно подобрался, словно отбил-таки тот спорный кусок на границе.

— Значит, все-таки развлекаешься! Собираемся через один лунный месяц, следить за светилом-то ты способен? — явная подначка, чтобы позлить! — Или только за той прелестной спящей неблагой возле твоего правого плеча? Она, стоит признать, воистину хороша, — оценивающий взгляд волка прошелся по видимой в лунном свете части фигуры Шайлих, — разве что волосы короткова…

— Ещё слово, и я все-таки разорву свои путы, чтобы повыщипать тебе шерсти! Или устрою кровопускание! Полезная штука! — Лорканн знал, что раздражается зря, но с Мидиром сложно было сохранять спокойствие. Особенно в таком положении и с такими комментариями.

— Тебе все ещё недостаточно волчьей шерсти? — серые спокойные глаза проследили извивы веревки поперек груди грифона.

Лорканн не сдержался и засиял желтыми глазами предельно ярко. Процедил язвительно:

— Надеюсь, пострадали не твои волки! Жаль, если бы мои бунтовщики пощипали твою армию! Но если увидишь таких, ты знаешь, кому передать привет!

— О, тебе было бы и впрямь их жаль! — глаза напротив разгорелись такой же желтой свирепостью. — Уверяю, бунтовщиков на свете стало бы внезапно меньше! Благие они там или неблагие!

— Я бы пожалел их очень умозрительно! Неблагой Двор ничего бы не потерял! — Лорканн понял, что увлекся, и осекся, поправляясь. — В том, что касается мужчин! Сгинь, прошу, свяжемся позже!

Мидир — вот все-таки! Какая сволочь! — оперся на разрыв локтями, устроил лицо ровно напротив лица Лорканна и посмотрел с таким простодушным пониманием, что его сразу захотелось убить самым мучительным образом.

— Погоди, неблагой мой недруг, так ты что, влюбился? — и сказано это было совершенно обыденным тоном. Лорканн откинулся на дерево и еще пару раз приложился ни в чем не повинным затылком о крепкую кору. — Лорканн! — усиленно удерживаемый смех угадывался без всяких намеков. — Я такого от тебя не ожидал!

— Просто сгинь, благой мой недруг, просто замолчи и сгинь! — если бы Лорканн мог, он сжал бы переносицу двумя пальцами, с другой стороны, будь у него свободны руки, Мидир был бы уже выпихнут в свой мир.

— О, ну Лорканн, как ты мог не посоветоваться со своим старшим недругом! — Мидир просто светился от самодовольства. — Поверь, я могу поделиться опытом в любви! — серые глаза сияли дополнительными звездами, и Лорканн отчетливо понимал, что ему зверски хватает неблагого небосвода без этих благих вкраплений.

— И эта любовь, дай-ка подумать, — грифон закусил нижнюю губу, будто раздумывая, устремил взгляд вверх, обличающе высказал, — длилась каждый раз не больше недели! И ты старше меня всего на пять лет! Пять лет, Мидир! Это не разница! — жажду крови в глазах Лорканн усмирять на сей раз не собирался.

Но Мидир не был бы Мидиром, если бы его было так легко напугать. Это Онгхус уже бежал бы, сверкая пятками, а благой волчара лишь усмехнулся, радостно разглядывая выведенного из себя грифона.

— Ничего не поделаешь, мой младший монарший брат, придется с этим смириться, — Лорканн чуть не взвыл, но, по счастью, вовремя вспомнил, где он и с кем. Ограничился зубовным скрежетом.

— И раз ты изображаешь раненого и гонимого… — Мидир прищурился, потер подбородок, что-то прикидывая, отчего Лорканн ощутил леденящий ужас. — У меня есть пара мыслей. Потом спасибо скажешь!

— Нет! Нет! Что бы ты ни придумал, нет!

Лорканн понял, что поздно, когда в голове помутилось, а на тело словно навалился Ужас Глубин, всей тяжестью погружая в гибельные воды Хрустального моря. Мидир виделся теперь нечетко, но грифон и на одной злости был способен выдержать первые минуты закрытия такого сильного Окна, оставаясь в сознании. Он был очень, просто крайне зол!

Расплывчатый Мидир протянул руку к плечу, мягко толкнул, опрокидывая Лорканна на колени спящей Шайлих, подмигнул — вот же сволочь! Нет, ну какая сволочь! — отсалютовал рукой и пропал.

Усталость наваливалась волнами, погружая грифона в глубину, охватывая холодом и беззвучием, но он надеялся, что его шепот был еще слышен:

— Чтоб тебя ледяные фоморы драли, благой волчара…

========== Часть 11 ==========

— Вы очень необщительный памятник, да? — мальчишка не отставал. — И при этом очень живой, вы меня от дождя спрятали и слушаете внимательно.

Как птенец определял, что Лорканн его слышит, а тем более — слушает, оставалось за гранью грифонова понимания.

— Я точно не могу вам чем-нибудь помочь? — горький вздох. — Джоки, правда, говорят, что лучше совсем ничего, чем я или моя помощь, но вдруг я смогу?

Старый грифон готов был поклясться, что неблагое дитя заглядывает ему в лицо. Захотелось как-то поддержать мальчишку: что это за глупости с «лучше совсем ничего»?! А вот общаться и просыпаться в полную силу не тянуло. Сон был очень сладок, а настырному мальцу потребуется много ответов…

Поэтому Лорканн, не мудрствуя лукаво, протянул руки на звук, благо, отозвался еще ветер, обрисовывая силуэт худенького и щуплого ребенка с полным беспорядком на голове. Руки привычно подхватили дитя вокруг груди, а потом грифон приподнял удивленно засопевшего мальчика, усаживая к себе на колени. Придержал одной рукой за спину, вторую уложил, прихватив пятки, оставляя мальчику возможность в любой момент встать и уйти.

Вместо этого птенец прижался как к родному, устроился поудобнее и выговорил со смущением и сдержанной радостью в шею:

— Вы все-таки живой, даже если нет. Вы живой, а я очень вам благодарен.

***

— Вы живой? Э-эй? Лорканн? — голос Шайлих раздавался очень и очень близко. Настолько близко, что захоти он, мог бы вытянуть губы и поцеловать её в щеку или нос. — Ох, кого я обманываю, он так и не слышит…

Сознание продолжало подниматься из темных и холодных глубин: усталость сброшенного Мидиром окна давила к земле и будет давить еще целый день, все менее ощутимо. Под головой было мягко, веки казались неподъемными, руки действительно удерживались ужасными веревками, настолько слаб был сейчас грифон.

— Что же с вами, что же? — пальчики Шайлих задумчиво и быстро, видимо, уже привычным маршрутом, прогулялись по его лицу. — Вечером все было в порядке! Может, вы не можете есть какую-нибудь пищу? Вчерашняя уха была из пресноводной рыбы…

Лорканн хотел возразить, что может он все, особенно есть, однако тело не повиновалось ему, глаза остались закрытыми, губы — плотно сомкнутыми. И не успел он разозлиться сам на себя, как оказалось, что это к лучшему: Шайлих, не меняя задумчивого тона и ритма движений, запустила руки в его неровно отросшие пряди!

Провела по волосам, зарылась пальчиками глубже, нащупала кожу, замедлилась, Лорканн не сразу понял, почему.

— Ох, пламя Семиглавого, наверное, достало и тут тоже! — под волосами шрамы остались крупнее и глубже. И сейчас Шайлих мягко проводила по ним пальцами. — Бедный вы бедный!

Грифон был уверен: знай она, что он слышит, ни в жизнь бы так не сказала.

— Был бы это сон-жизнь, Лорканн был бы холодным, — видимо, Шайлих уже не в первый раз перебирала варианты, настолько задумчиво звучал ее голос. — К тому же, дышал бы редко, очень редко. А тут! Теплый ведь! Гибкий!

Забинтованное запястье осторожно согнулось в ее пальцах.

— И никакой реакции! Ни на свет, ни на звук! — возмущенная бунтовщица приподняла веко, а Лорканн закатил глаза. На это его еще хватало. — Ну вот опять та же картина!

Шайлих засопела грозно, однако по мере того как проходило время, грозные звуки превращались в умоляющие и почти плачущие. Похоже, она проснулась сразу, как Мидир толкнул его к ней на колени, и оплакивала грифона уже полночи. Конечно, это было приятно. И все же слышать, как убивается небезразличная ему девушка, становилось труднее с каждой секундой.