Мягкие, гибкие пальцы Вилетты бегали по его спине. Особенно виртуозно она массировала внутренние стороны ног, поясницу и анус…

— Ох-хо-хо…

— Не больно? — спросила низким голосом Вилетта.

— Нет. Хорошо. Работай. Это я о своем…

…Да… Жил на зоне «Сынок» при покровительстве Вени Пермского как у Бога за пазухой. Естественно, был в отказниках. Не работал. А ел. И сравнительно сладко. При том не был опущенным, хотя и казался многим склонным к мужеложству зэкам достаточно привлекательным.

Объяснялось это просто.

"Сынок" рассказывал пахану «руманы». Поскольку читать «ББ» любил с раннего детства и еще до войны прочитал уйму сказок и взрослых книг.

Особым успехом у зэков пользовались сюжеты из драм и трагедий Вильяма Шекспира.

"Гамлет" шел на ура…

"ББ" хохотнул, вспомнив, как он пересказывал «Гамлета» малообразованным зэкам.

"— Нy вот, блин, идет Гамлет, а навстречу ему Гильденштейн и Розенкранец…

— Евреи?

— Нет, датчане.

— Это как?

— Нy, в смысле, они в Дании живут.

— Ты смотри, и там евреи есть. Ну, дальше.

— Гамлет им и говорит: "Чего пригорюнились, орлы". Те, суки, натурально молчат. Он им и говорит, одному из них: "Гильденштейн, Гильденштейн, а сыграй-ка ты мне на флейте". "Ты чего, с катушек слетел, принц? — отвечает Гильденштейн. — С какой такой стати?" — "Прошу как друга. Понял, блин?"

— А тот?

— А Гильденштейн все равно отказывается.

— Во, блин, сучара, кореш просит, все брось, а уважь — перо в бок, и вся недолга. А что Гамлет?

— А Гамлет свое гнет.

— Молодец.

— И говорит: "А почему?"

— А тот?

— А тот отвечает: "А потому, что не умею я играть на флейте".

— А тот?

— Кто, блин, перебьет еще раз «Сынка», яйца отрежу.

— Понял, понял, извини, папа-Веня.

— Вот, а Гамлет и говорит ему: "Не умеешь?"

Тут вся кодла затихала, предвкушая, как Гамлет отбреет этого датского еврея по фамилии Гильденштейн. В лагере не было антисемитизма. Просто еврейская фамилия вызывала привычное предубеждение.

— Ну… — выдохнул кодлан…

— Вот… И Гамлет ему говорит: "А что ж ты, сука, тогда на моих нервах играешь?"

В этом месте румана кодлан всегда разражался громким хохотом, оценив шутку Гамлета на пять по пятибалльной системе".

Так хорошо жилось, так хорошо.

И вот пришел с этапом Гриф. Тощий, кадыкастый, жесткий и злой. Мокрушник. Бывший мокрушник. С тех пор, как стал вором в законе, западло ему стало кровь пускать.

А на новой зоне — как себя покажешь? Нарушил заповедь.

Убил Гриф Веню Пермского.

Вспоминать это «ББ» не хотелось.

Потому что до сих пор в памяти стояло лицо Вени с вытаращенными, вылупившимися из орбит глазами, его удивленный ужасный взгляд: то ли он был удивлен, что новый «законник» на него руку поднял, то ли поразился тому, что никто из кодлы, ему сапоги лизавшей, за него не вступился и все легко признали власть нового пахана.

Началось с карт. Гриф обвинил Веню в шулерстве, крысятничестве. Тот послал «валета» — Робика «Гундосого», Гриф его задушил одной рукой.

То есть перехватил шею «Гундосого», когда тот попер с пером на Грифа, и жал, пока «Гундосый» не выпустил дух.

Западло пахану на такое не среагировать.

Вынул и Веня Пермский свой большой нож — десантный, трофейный, сделал выпад, достал Грифа, порезал ему бок, кровь на фиолетовой майке выступила, а Гриф изловчился, ухватил шею Вени двумя руками, сдавил и додавливал так, пока папа-Веня концы не отдал.

В эту минуту «ББ» пережил такой ужас, какого ни до того, ни после пережить ему не приходилось.

Он даже обмочился слегка. Слава Богу, никто не заметил. Но сам-то «ББ» эту минуту запомнил на всю жизнь.

С той поры кончилась сладкая жизнь.

Не интересны были Грифу руманы «ББ», и пришлось Боряшке шестерить перед паханом, как все, — сапоги почистить, миску помыть, чифирь сварганить.

И не было между ними той душевной, отеческой близости, которая была у юного «ББ» с Веней Пермским. Может, и потому, что был новый молодой волк-пахан всего лет на 15 старше юного Боряшки.

Годы прошли, а страх остался.

И до сих пор, когда судьба их сводит, хоть несколько капель да напрудонит в трусы всемогущий «ББ». Такой страх на него до сих пор наводит вор в законе по кличке Гриф. Хотя и он давно не «Сынок», а президент гигантского кодлана, совершенно легальной промышленно-финансовой группы, и Гриф — не Гриф, а профессор и даже академик Аркадий Борисович Моров.

"ББ" вспомнил, как он — в роскошном смокинге, белоснежной рубашке, с двумя орденами на груди, одним на шее и бутоньеркой в петлице, лениво и снисходительно раскланиваясь с сильными мира сего — министрами, банкирами, деятелями культуры и искусства, ищущими его покровительства, прошел по парадному залу "Английского клуба" и вдруг увидел идущего ему навстречу профессора Морова — тоже в смокинге, тоже с орденами… Они кивнули друг другу, и, хотя подчиненность Грифа «Сынку», или (так его уже давно никто не называл) «ББ», была в воровской иерархии чисто номинальной, Гриф первым протянул костистую руку. «ББ» сжал ее, и вдруг почувствовал, как струйка брызнула в трусы — сработал юношеский страх перед более сильным вором.

Тогда впервые и проявилась эта странная болезнь. Болезнь Паркинсона. Вернее, ее разновидность.

Он ответил на рукопожатие, Гриф же так крепко сдавил его кисть, что он сдался, как всегда сдавался в поединках с ним. И выпустил холодную ладонь профессора Морова.

Но не тут-то было. Ему показалось, что он выпустил. Он дал своему мозгу команду, мозг — приказ мышцам, — выпустить руку ненавистного «врага-друга». Но его пальцы все сильнее сжимали руку Морова, не подчиняясь командам мозга.

Гриф удивился, чуть приподнял кустистые черно-седые брови. И сжал его руку в ответ. «ББ» снова приказал мышцам выпустить руку «визави». Но его пальцы не подчинялись командам мозга. Лоб покрылся крупными каплями пота. Он слегка пошатнулся на ватных ногах, дернул руку на себя. Его конвульсии не остались незамеченными Грифом, и он, с интересом естествоиспытателя к мучениям подопытного кролика, ослабил свою хватку. Потом вообще перестал воздействовать на руку «ББ». Но «ББ» все так же стискивал руку Грифа, в то же время пытаясь выдернуть свою руку и понимая, что Гриф его не держит: держат вцепившиеся в холодные пальцы бывшего пахана его собственные пальцы.

— Э-э… «Сынок», да у тебя проблемы…

Гриф лет тридцать не называл «ББ» "Сынком". А вот слегка фамильярный, покровительственный тон мог себе позволить и раньше.

"Сволочь", — не сказал, но подумал «ББ».

"Не жилец", — не сказал, но подумал Гриф. А сказал другое:

— Тебе надо пройти обследование в нашем институте. Судя по всему, у тебя болезнь Паркинсона. Ручонку-то выдернуть не можешь, не можешь! А может, это твой характер так проявляется в старости: что ухватил — твое, не выпустишь, хоть режь тебя…

— Нy, сразу уж и режь, — прохрипел, обливаясь потом, «ББ». — Любая проблема требует всестороннего обсуждения.

Наконец, огромным усилием воли он заставил свои пальцы разжаться. Гриф с удивлением рассматривал свою покрасневшую сухую ладонь.

— А ведь многие думают, что ты силен, могуч, а? «Сынок»? И только мы с тобой знаем, что все не так.

— Что — не так?

— Ты сделал ставку на «наличку». И что же? Банки твои вот-вот разорятся, как ты их ни объединяй, какие взятки ни давай в ЦБ. Тебе бы сейчас выйти на правительство, хотя бы на московское, получить режим наибольшего благоприятствования, чтоб бюджетные бабки, а не только воровские в твоих банках прокручивались. А связи-то — у меня. Выходит, я более верную ставку сделал. Или взять те деньги, что ты успел перекачать за бугор. Так ли они надежно спрятаны? А ну как такая махина, как… РОССИЯ, захочет вернуть украденные у нее денежки? Как считаешь? Найдут? А-а. Что, опять обоссался? — вдруг спросил Гриф.

А может, это он в иносказательном смысле, мелькнула спасительная мысль.