Прецедентом признания внешних долгов большевиками стал Брестский мирный договор с Германией (3 марта 1918 г.). Брестский мир предусматривал также признание Россией долгов перед другими центральными державами и обязывал ее начать немедленно соответствующие выплаты. Весь долг перед Германией определялся довоенными займами и кредитами. Основная сумма долга России перед Германией (без процентов) по кредитам правительству, по гарантиям железнодорожных займов и ипотечным кредитам составляла около 1 млрд зол. руб. Конечно, признание Россией своих долгов по Брестскому миру было «добровольно-принудительным». Примечательно, что Брестский мир был подписан всего через четыре недели после издания декрета ВЦИК об аннулировании займов царского и Временного правительств.

В годы Гражданской войны и интервенции произошло такое интересное событие. В самом начале 1919 года «Совет десяти» (орган Антанты) предложил провести международное совещание по восстановлению мира в России с приглашением на него из России представителей противоборствующих сторон. В качестве места проведения совещания предлагались Принцевы острова. Советское правительство позитивно принято это предложение и согласилось участвовать в совещании. Более того, правительство РСФСР, демонстрируя серьезность своих намерений, 4 февраля 1919 года заявило, что готово признать долги предшествующих правительств, начать выплаты процентов по ним, а также предоставить концессии иностранным государствам или частным капиталистам[30]. Начало 1919 года было труднейшим моментом для Советского государства, когда страна оказалась в кольце интервенции, а войска Колчака и Деникина наступали. Запад сам отказался от своего первоначального предложения по проведению совещания на Принцевых островах. Видимо, Антанта также планировала такой сценарий развития событий, когда Москва в «добровольно-принудительном порядке» аннулирует свой декрет от 3 февраля 1918 года.

Можно также вспомнить «миссию Буллита». Вильям Буллит, один из членов американской делегации на Парижской мирной конференции (впоследствии посол США в СССР) был направлен от имени Америки и Англии в Советскую Россию в феврале 1919 года. Он должен был провести зондаж на предмет возможных переговоров указанных стран с Москвой. Буллит посетил Наркомат иностранных дел, также беседовал с Лениным. Председатель Совнаркома в целом согласился с предложениями Антанты по вопросу нормализации внутренней ситуации в России, по поводу установления отношений с бывшими союзниками, по торговле, по долгам и т. д. Антанта предлагала после установления мира в России начать переговоры по внешним долгам царского и Временного правительств. Ленин по данному пункту внес встречные предложения: а) распределить долги равномерно между теми странами, которые образовались на территории Российской Империи; б) зачесть в уплату долга то золото, которое было захвачено белочехами (часть так называемого колчаковского золота); в) зачесть в уплату долга золото, которое Советская Россия уплатила Германии по Брестскому миру (и которое после капитуляции Германии оказалось у Франции и Великобритании).

В целом реакция Москвы на предложения, привезенные Вильямом Буллитом, была повторением тактики эпохи Брестского мира. Тогда дело шло о том, чтобы вырваться из войны и добиться передышки; сейчас – о срыве интервенции и переходе к мирному строительству. Выступая на митинге 13 марта, Ленин сравнивал политику, связанную с принятием англо-американского предложения, с Брестским миром»[31]. Однако после возвращении Буллита в Европу английский премьер-министр Ллойд-Джордж и американский президент Вудро Вильсон охладели к идее переговоров с большевиками. Видимо, они сделали ставку на «силовой», а не «переговорный» способ решения проблемы русских долгов.

Некоторые историки избыточную готовность Ленина идти на все восемь условий Антанты, которые были озвучены Буллитом,[32] объясняют хитростью вождя большевиков. Они полагают, что Вильсон и Ллойд-Джордж расценили ответы Ленина как проявление слабости Москвы и решили «дожимать» ее военными методами. Вот пример такой трактовки: «И когда Буллит возвращается в Париж, Ллойд-Джордж и Вильсон решают, что в советском правительстве – полные идиоты и белогвардейцы скоро одержат победу. Поэтому они вообще отказываются от каких-либо переговоров с Лениным и запрещают Буллиту разглашать сам факт их попытки вступить в переговоры с Лениным, придав миссии Буллита статус секретной дипломатии. Ллойд-Джордж на заседании парламента в Лондоне цинично заявляет, что не имеет никакого отношения к миссии Буллита в России»[33].

Примерно через год военная ситуация в России стала уверенно меняться в пользу большевиков. После Вильяма Буллита никто из западных деятелей не получал больше от Москвы предложений о признании прежних долгов (и, тем более, об их оплате). 28 октября 1921 года в советской ноте, адресованной союзникам и содержащей предложение провести международную конференцию по взаимным межгосударственным требованиям, Москва вновь заявила, что готова при определенных условиях признать довоенные долги.

Во многих работах о Генуэзской конференции написано, что она была инициирована Западом, прежде всего Великобританией. Однако, на наш взгляд, это не совсем точно. Первоначальный толчок дала Советская Россия. Отсчет подготовки конференции следует вести от ноты советского правительства от 28 октября 1921 года. В этом документе, адресованном бывшим союзникам, советская власть впервые выразила готовность признать обязательства по кредитам и займам царского времени. Однако обсуждение этого вопроса предлагалось вести в более широком контексте учета взаимных требований и претензий. Для такого обсуждения, как отмечалось в ноте, было целесообразно провести международную конференцию с участием России и всех заинтересованных стран.

Какова была реакция Запада на подобное предложение Москвы? Наибольший интерес проявила Великобритания, которая, как и другие европейские страны, переживала экономический кризис, однако в особо тяжелой форме. Взимавшиеся с Германии репарации уходили тут же за океан, в Соединенные Штаты, перед которыми Великобритания имела гигантский долг. Оставшиеся крохи репарации использовались для выплаты пособий безработным, коих в стране насчитывалось несколько миллионов. Многие государственные и политические деятели Великобритании с надеждой смотрели на Россию как потенциальный рынок, с помощью которого может начаться реальное восстановление английской экономики. Более чем за год до Генуэзской конференции, на январской конференции союзников в Париже английский премьер-министр Ллойд Джордж[34] признал, что без России Европе будет крайне сложно выйти из затянувшегося социально-экономического кризиса: «Брать от Германии товары, которые производятся в Англии и Франции (имеются в виду поставки ряда товаров Германией в порядке погашения ею репарационных обязательств – В.К.), значило бы только перенести голод из одного места в другое. Должен быть во чтобы то ни стало найден другой рынок для Германии; единственным доступным рынком является Россия, которая будет вывозить зерно, лен для Англии и Франции в обмен на мануфактурные изделия, получаемые из Германии»[35]. Одним словом, тогдашнее руководство Великобритании было склонно к тому, чтобы втянуть Россию в торгово-экономический обмен со странами Европы. Уже 16 марта 1921 года торгпредом Л. Б. Красиным от РСФСР и министром торговли сэром Робертом Хорном от Великобритании было подписано англо-советское торговое соглашение. Более того: английское правительство поощряло подписание таких соглашений другими европейскими странами, полагая, что таким образом будет снято излишнее давление на европейских товарных рынках[36]. С учетом сказанного не вызывает удивление положительная реакция Великобритании на советское предложение. В английских газетах стали появляться сообщения, что премьер-министр Ллойд-Джордж вступил в переписку с советским правительством на предмет уточнения позиций Москвы по ноте от 28 октября 1921 года.