Но её возня была прервана уверенными шагами, раздающиеся где-то наверху, на крыше. И даже крохи льда, раздавленные широкой подошвой, болезненно отразились в голове. Затаила дыхание, на мгновение, почувствовав знакомую боль в затылке. Бросив прошлую затею доказать машине свою причастность к людскому роду, произвольно рукой потянулась к груди, подумав про самооборону. Но там – голое тело, лишённое пояса с кобурами на животе, лишь только тугой бандаж висел на груди. Но вокруг – ничего, остались разве что пули, посеянные густо по всему полу и на лобовом стекле.
Но боковая дверь распахнулась медленно, и, щёлкнув замком, впустила внутрь новые порции того самого отвратного тошнотворного запаха. Дверца, как ковш экскаватора, вырезала в жёстком снегу полукруг, снимая верхи холодной массы. Для него она осталась незамеченной и её внешнее состояние, погруженное в растерянную панику, не вызвало недоумение, а только лишь, когда стало возможным, полез внутрь, унося за собой комки мокрого обледенелого снега, цепляясь руками за что угодно, лишь бы протиснуться в кабину.
Всего-то пара секунд потребовалось тому, чтобы устроиться на противоположной стороне, где, до падения обитала Эвелин, и запустить питание системы аппарата одним нажатием пальца, что не удавалось ей. Редкостный громкий сигнал, оповещающий автоматическое закрытие дверцы, и она оказалась едва ли не вытесненная стеной жёсткого снега, пропитанный тем гадким запахом, который дверца зачерпнула, как ковш экскаватора, вовнутрь.
Он сразу взялся наводить порядок, подготавливая аппарат к новому движению. Проблема сразу читалась на его лице. Он дышал носом, крепко сцепив челюсти, на что-то затаив злобу. Оттолкнувшись от панели, устав вглядываться в ярко оранжевый монитор, помотал головой, сердито. Демонстративно выдохнув, аккуратно взялся за штурвал, решив заговорить с ней, наконец-таки.
– Мы потеряли одно колесо… Мне пришлось отключить и второе. Хорошо, что не крайнее, но шасси изрядно потрёпанное. Мы попали в поток зыбучих масс, состоящие из мусора, льда и камней… Пока нас несло, оно застопорилось, – заговорил тихо, прерывисто, и только сейчас осмелился повернуться к ней. – Ты как? Кажется, тебе досталось… Хотя, сама виновата – надо пристёгиваться, в таких случаях.
Аппарат завизжал, пытаясь покинуть гору из льда, к которой прирос.
– Мне нужна карта навигации… Та, что напротив тебя… Слышишь?
Но она, оказавшись придавленная плотной стеной жёсткого снега, выгребала его со своего места, утрамбовывая в один из пустых мешков, найденный под сиденьем. Она это делала с отвращением, и, стараясь максимально задержать дыхание, наполняла тот мешок поскорей, пока снег не превратился в квашню, растекающаяся по ладони. Нос, как только смогла скрыла под воротником чёрной кофты, натянув на острый кончик; с мокрых рукавов, струйками, стекала талая вода.
Эва набирала в пригоршню кашицу снега, и, пропихивая внутрь мешка, еле сдерживала себя не закашляться снова. Во рту, в добавок к стеклянному скрежету на зубах всё стало жёстким, а ватный язык ёрзал вяло. Раскрывая рот для беседы с ним, сухой и приторный привкус оседающий на губах, не хотела впускать внутрь, и отвечать на глупые вопросы. А только дышала через нос, злобно сцепив зубы.
– Ты в порядке? У тебя весь затылок мокрый… Что-то сочиться сзади, – он пробормотал, с наигранной озабоченностью, потянувшись рукой к её голове.
Она, не глядя, отбила его руку, нарушив интерес к себе, и продолжила выгребать тающий снег уже из-под сиденья, расставив ноги. Но сразу же, не забывая про недавнюю просьбу, отодрала гибкий монитор навигатора от лобового стекла, и швырнула в его сторону.
– Мне пришлось вылезти наружу, чтобы освободить колеса… – он продолжил невозмутимо, намекая на своё недовольство тоже. – …Но ничего, как видишь, живой и не задохнулся.
Но тем временем, машина еле выползла из груды ледниковых отходов, вывалившиеся, вместе с ними, в очень странную широкую пещеру, с низким потолком, но разнообразными ходами повсюду. Как нора неизвестного чудовища, где каждое новое овальное отверстие в стене – словно начало новой комнаты, с поперечными узорами – выпуклыми бороздами на стенах, и вертикальными линиями, словно высеченные нарочно, с математической точностью. Толщиной в одну человеческую ладонь. И для каждого размера ладони всегда находилась выпуклая или вогнутая борозда, вертикально рассекающая стены пещеры.
Машина, как жук, всегда очень умело тащилась задом, практически из любых передряг. Единственное, что могло притормозить движение – немые, обездвиженные колеса, скованные осколками скалистых пород, вперемешку со льдом. Но, из-за ограниченной проходимости, «масианский инвалид» карабкался боком, словно раненный солдат, который доживает последние минуты.
Эва была злая, не только потому, что впустил в кабину множество гадких запахов, вызывающие тошнотворную икоту – он её бросил. Хоть это и вынужденная вылазка, но его задача – беспрекословная защита, как солдата на поле боя, исполняющий приказы. Но последнее – не обсуждается, а он проявлял любопытство в отношении неё, да и стал более требовательным к уговору, заключённый на равных условиях. От неё, как от существа, поведавшее часть его прошлого, которое казалось потерянным из-за микрочипа, вживлённый Системой Обороны он ждал исполнение одного заветного желания. Всегда считал, что имел семью, и, где-то там, под куполом Щита, сидит и плачет его дочь, в диком одиночестве.
Эва пообещала указать на место, где прячется от злыдней, нанятые Системой Обороны, и привести к порогу, обменяв возможность воссоединения на свою защиту. Но, благодаря последнему действию, из-за чего и провалились глубоко под лёд, её обещание всё более таяло, и казалось безосновательной мечтой. Потому что в бесконечно серых и холодных тоннелях он чувствовал неверный путь, по которому будет водить, пока и не оставит ни с чем.
Она, правда, пообещала исполнить желание, движимое им последнее время. Вначале, это был хитрый, и его мечта – навязанная реальность, как возможность для манипуляции. Но перед его бычьей силой и непробиваемым упорством становилась бессильной, не в состоянии разобраться с собой, и понять, каким же чувством руководствуется, но голос которого зовёт именно по этим тоннелям. Очень слаб её разум, но способность к насильственному принуждению потеряла вместе с естественным разумом, данный природой. А новый интеллект, почему-то, не был наделён этой способностью.
Совсем недавно, когда лежала в бессознательном состоянии, он не смог упустить момент, чтобы подтвердить свои догадки. В существо, излучающее холод может и не превратиться, но вот метаморфоза с её организмом нагоняла свой страх. Находясь поодаль, в полумраке кабины ему почудились странные узоры, на предплечье и шее. И тогда, оголив её живот, он увидел корочку льда, приросший к коже. Но это был не ожог, и не обморожение, которое чувствовал на правой щеке, а нечто, являющееся защитным рефлексом – в кабине было слишком жарко, и влажно. И каждое его прикосновение сопровождалось «паутиной» из льда, зарастающая следом, а вены на предплечье, намного темнее обычного цвета, то проявлялись, в такт ударов сердца, то исчезали, как яркая вспышка молнии в небе бурном и мятежном.
Это стало причиной возникновения нездоровых фантазий, в которых он не видит себя героем, и дочь его, на самом деле, никогда не встретится с предполагаемым отцом, если будет слушаться «мелкой выскочки». А возрастающий страх, в отношении странно выглядящей девки, не беспочвенные опасения шептали о предстоящем путешествии, в пешем режиме, дабы вывести на чистую воду, и проверить способность к выживанию в экстремальных условиях. Если это так, и имеет родство с тварью, идеально существующая в холоде, то нескончаемые тоннели ледника – это лучшее место, которое никогда не сможет покинуть.
Машина, пролетев несколько ям, с грохотом спустилась к подножию горы из ледникового мусора, своим носом срезав несколько ледяных отростков, большущих «пней». Колеса остались где-то позади, а аппарат продолжил скольжение на пузе, к подножию горки, боком. А на приборной панели пульсировало красным схематическое изображение марсохода, на котором было оторвано шасси. И следом всё потухло.
