Совсем на мгновение загорелся маленький огонёк надежды. Не то чтобы Джон был готов прямо сейчас свершать подвиги. Но, может быть, Рейвен посадила в нём семя, из которого он может возрастить и выносить идею. И маленький огонёк надежды разгорится в полноценный пожар, который сожжёт нахрен старого Джона с его страхами и ошибками, и даст возможность появиться новому Джону, который будет достаточно смел, чтобы любить, и чтобы верить.

Сейчас он смотрел на Рейвен, и она почти что сверкала и искрилась, как бриллиант. Её глаза были наполнены жизнью, любовью и счастьем. Таким же был Джон в те недолгие месяцы их с Беллами отношений. Тогда все, кто встречал Джона, говорили ему о том, что он изменился, и что его не узнать. Какие чудеса происходят с человеком, когда его сердце наполнено любовью.

Джон смотрел на Рейвен, и ему не хотелось отрывать от неё глаз — какая же она восхитительная! Все ли, кто счастлив, выглядит так завораживающе? Но она такая красивая и такая воодушевлённая, что, глядя на неё, самому хочется оживиться. Глядя на неё, на душе стало теплее и светлее, словно лучик солнца пробился через многомесячную тучу и подарил надежду на то, что скоро настанут солнечные дни. Рейвен — это лучик солнца в беспросветно серой жизни Мёрфи. Поэтому Джону не хотелось видеть перед собой никого другого, кроме неё.

— Я тебе благодарен, — ответил Джон с такой теплотой, на которую, казалось бы, его зомби-нутро сейчас не способно. — Искренне благодарен тебе, Рейвен, за то, что ты вообще пришла в этот магазин, встретила меня здесь и не прошла мимо. Ты… ты… правда… чудесна.

Девушка с умилением улыбнулась и крепко обняла Джона. Для него это было неожиданно, но что-то живое явно в нём забилось. Настолько живое, что хотелось расплакаться. Джон конечно же сдержал это чувство в себе, но его сердце билось так, словно до этого оно было мёртвым. Он не помнил, когда кого-то обнимал в последний раз — объятий в последнее время давно не было, как и других положительных эмоций. Джон обнял её, как родного ему человека, несмотря на то, что их общение было всегда минимальным, и только сейчас, впервые, они поговорили один на один по душам. Тепло от объятий почти что в буквальном смысле растеклось по рукам и грудной клетке. И Джону было так хорошо в эти несколько мгновений, как бывало когда-то только с Беллами. Он, закрыв глаза, даже почувствовал присутствие ещё любящего Блейка рядом, и это был сладостный, хоть и очевидный самообман. Удивительно, что никто из близких за это время не мог подарить такое тепло Джону, как сделала это Рейвен сейчас. Это не поддавалось объяснению. Просто эта девушка — волшебница. И сотворила она невозможное: не просто оживила Мёрфи, но и подарила ему тёплые чувства, которые он уже давно не рассчитывал когда-либо испытать.

— А мне обнимашки, Рейес? — влез Финн, который только что явился с корзинкой алкоголя.

Рейвен отстранилась, и Джону пришлось покинуть её тёплые объятия. Чёртов Финн.

— Привет, алконавт. А у вас вечеринка намечается? — спросила девушка, обратив внимания на, заполненную алкоголем, корзину.

— Ну если ты присоединишься, то будет вечеринка.

— Нет, не сегодня. В другой раз — с удовольствием. А сейчас мне нужно доставить вино и сельдерей на кухню к своей жёнушке. — После Рейвен обратилась к Джону. — Но мы будем очень рады пригласить к себе на ужин счастливую пару, когда ты наконец помиришься с Беллами. Луна готовит просто восхитительную пасту!

— Да, обязательно. Ради восхитительной пасты стоит и помириться, — ответил Джон с прозрачной улыбкой. Не то чтобы он в это верил, просто подыграл ей. Ему хотелось подарить надежду на лучшее хотя бы ей.

— А вот такой настрой мне уже нравится, — ответила довольная девушка.

— А меня на ужин, значит, не зовём? — отозвался Финн. — С кем мне надо помириться, чтобы получить пасту?

Джону хотелось залипнуть на этом моменте, остаться в нём и никуда не двигаться. Участвовать в непринуждённой беседе, слышать смех Рейвен и её весёлый голос, слышать типичные шуточки Финна, и оставаться в этом безмятежном состоянии всегда. Из головы вылетело всё: его голова свободна от мыслей и треволнений, как будто новая. Его голова была лёгкая, как будто ничего не было до этой встречи в магазине, и ничего не будет после — есть только этот миг. Это состояние нравилось Джону. Может быть его подарила ему Рейвен, он точно не знал. Но ощущение лёгкости — это то, что ему давно было необходимо.

Звонок на телефон всё разрушил. Опять что-то отвлекает от такой непривычной сладостной лёгкости. Джон достал телефон с кармана, скорее для того, чтобы скинуть звонок, но, увидев имя контакта, замер в изумлении. Он был в полном замешательстве, и просто смотрел на входящий вызов несколько секунд, пытаясь понять: реально ли то, что он видит.

— Джон, когда тебе звонят, нажимаешь на зелёную кнопочку, проводишь пальцем по экрану и прикладываешь телефон к уху, — подшутил Финн.

— Я… я сейчас подойду, — отрешённо ответил Джон и ушёл, всё дальше отдаляясь от друзей.

Джон быстро вышел из магазина, и только на улице ответил на звонок. Благо, вечер был тихим и безлюдным.

— Привет. Чем могу помочь в такое время?

— Джон. Как у тебя дела? — послышался безрадостный голос с другого конца провода.

— У меня всё пучком, как и всегда. Ваш бестолковый сын живёт пустой жизнью. А у тебя что случилось, мам? Мы же вот так просто не созваниваемся никогда — должна быть причина.

— Ты можешь прилететь в Монреаль?

— И не подумаю. Зачем мне туда лететь? Тем более, среди учебного года.

— Ты нужен здесь сейчас.

— Я вдруг стал нужен? Зачем, я нужен? Объясняй! Не просто же так, ты меня зовёшь.

— Твоего отца не стало.

Джон застыл от услышанного. Потребовалось время чтобы переварить всё. Но в итоге, к сердцу не пришло ничего. Просто шокирующая новость, и не более. Но боль от потери близкого человека где-то заблудилась в беспросветном мраке его души, видимо завернула куда-то не туда.

— Инсульт, — продолжила мать, пока Джон приходил в себя. — Сегодня утром его тело забрали из его же постели.

— Соболезную, — печально произнёс Джон. — Я всё равно не вижу смысла приезжать.

— Что? Джон, что с тобой? Это твой отец! Не будь таким ублюдком! — закричала женщина в трубку с горечью.

— Я знаю, чего ты хочешь: чтобы я поддержал тебя, чтобы оплакивал его на похоронах, как сделали бы на моём месте все нормальные люди. Но, чёрт возьми! Я ничего не чувствую, мама! И даже сейчас я не чувствую должной боли. Прости меня, но я там правда буду лишним. При чём, что последним желанием моего отца, которое я от него услышал, так это, чтобы я не приезжал к нему больше, а желания покойников — это, вроде как, святое.

— Да что мы тебе сделали такого, за что ты нас так ненавидишь?

— Наверное, я просто отражаю вашу ненависть ко мне. Не стоило жить с мужчиной, которого не любишь, и спать с другим тайком, только ради того, что так будет правильно восприниматься в обществе. И не стоило заводить ребёнка, которого не хочешь иметь, только ради того, что так тоже принято в обществе. Всё это твоя вина. Я попытался вырваться из вашего дерьма, чтобы нормально начать жить, но заварил здесь своего. Так что дай возможность разбираться со своим дерьмом в жизни, и не тяни меня больше в своё.

— Всё, что ты смог сейчас сделать, так это нахамить своей матери в трудную минуту? И рассказать мне, как мне стоило жить? Думаешь, мне интересно твоё мнение по поводу того, как я прожила свою жизнь? Это и вся поддержка от человека, которого я называю своим сыном?

— Если мать мне звонит только, когда ей от меня что-то нужно — то да. Или, когда я должен присутствовать на похоронах отца, чтобы всё было как принято, в мать его, обществе! Это всё, что я могу тебе дать. Нахрен общество! Я не собираюсь жить по его нормам, как это делала ты всю свою жизнь. И если мне не грустно, я не буду стоять возле его могилы и делать вид, что я горюю, чтобы соседи и все ваши друзья ничего дурного не подумали. Ведь с этим всем благополучно справишься и ТЫ! Можешь пригласить на поминки своего любовника, раз тебе так нужна поддержка.