— Что с тобой сегодня не так? — с горечью в голосе спросил Джон.
— Ты хоронишь себя заживо. Я, как твой друг, не могу
тебе этого позволить.
— Ты мне не друг, — хладнокровно произнёс Джон, даже с некоторой ядовитостью мести.
— Мне всё равно кто я тебе, ты для меня друг, — игнорируя негативную реакцию Джона, с прежним спокойствием произнёс Финн.
— Ты психопат. Поэтому от тебя Кларк и ушла.
— Нет. Она ушла, потому что девушки приятнее мужиков, и в этом я с ней согласен.
— Может она ей просто душу не ковыряла.
— Пойми уже, что люди не пытаются тебе воткнуть нож в спину — ты ведь сзади так привлекателен. Люди уходят от тебя только потому, что ты отталкиваешь их. Стоит тебе перестать зацикливаться на себе: своих страхах, желаниях и чувствах — всё станет проще. Тебе не нужно этого всего — ты и так притягиваешь к себе, и крепко держишь, так, что тебя не хочется отпускать.
— Ты дурак, если думаешь так. У тебя что, есть запасная жизнь? Зачем её растрачивать на меня? Нам нужно перестать общаться.
— Не беспокойся за меня. Тебе лучше о себе беспокоиться.
— А это не есть эгоизм?
— Эгоизм в умеренных дозах даже полезен.
— И как понять где его применять, умник?
— Научись доверять людям. Не ты один способен любить — позволь любить тебя в ответ.
Джон не выспался. Оказалось, что трезвым на кровати Финна с её хозяином не очень хорошо спится. Он всю ночь думал о разговоре с Финном; о том, что говорил ему Беллами в баре; о чём говорил Монти и даже Эмори. И он никого не слушал, потому что ему было больно. Поэтому же поводу от отвергал попытки друзей помочь, отверг попытки сблизиться Финна, Эмори и даже Беллами. Ведь Блейк хотел быть рядом с Джоном, а он выбрал помощь своей бывшей девушке. Отверг этим Беллами и причинил ему боль. Когда должен был помочь ему справиться с глубоко засевшими пятнами прошлого, и стать его будущим без боли и горестей. А в итоге, сам стал его горестью. Джон думал, что привык уже портить жизнь людям, вернее смиряться со своим разрушительным «я» и справляться с внутренним конфликтом по этому поводу. Но Беллами он себе простить не может. Его жизнь разрушать было нельзя — она неприкасаема. Чувство вины стало непреодолимым, как никогда прежде в его жизни. Всё, что произошло в его жизни — он допустил сам. И некого больше винить, кроме как себя самого. Ведь так проще, обвинить в своих бедах кого угодно, потому что вдвойне больнее осознавать, что ты сам рушишь свою жизнь, цепляя вместе с тем жизни других.
В голове от этого царил хаос и разруха. Всё, что осталось, так это, мешающее спать, чувство беспричинной тревоги, которое невозможно было подавить разумными доводами. Даже если Джон до этого не верил в предчувствия, то теперь верит. Чувство странного волнения и ожидание чего-то дурного не унималось около часа. Благо Финн спал сном младенца, и не слышал, как Джон вставал по ночам и бродил по квартире, заглядывая в окна на ночные пустые улицы. После он ложился обратно в кровать в надежде уснуть, и когда надежды не оправдывались, продолжал своё путешествие по квартире снова. Он уже хотел уйти домой, игнорируя 3:23 на часах, но не нашёл ключ от квартиры, а будить парня не стал — некрасиво. Впервые за три месяца Джон думает о приличиях. Видимо, не так уж ему и на всех плевать, как он себе это рисует.
***
Домой он вернулся в 12 часов дня. Ребята были дома, Джон и забыл о том, что сегодня выходной. Пока он снимал пальто в пороге, Монти подошёл к нему с немного растерянным видом, что ему несвойственно, и тихо предупредил друга:
— К тебе пришли.
— Я не жду гостей, — сухо отозвался Джон, так как состояние было и без того удручённым из-за мучительной ночи.
— Думаю, этого гостя ты бы хотел увидеть, — загадочно произнёс Монти всё-так же полушёпотом.
Скрывать что-то — это тоже не про Монти. Но друг выглядел не просто растерянным, а даже очень встревоженным. Джон слегка опешил, видя его таким. Кто должен был прийти, чтобы так его напугать? Беллами вряд ли решит навестить его — он же начал «неплохую» жизнь без Джона, и точно не жаждет вернуть общение с ним. Последнее сообщение тому доказательство. Но, в то же время, мало ли что может взбрести в эту непредсказуемую голову. И если это Беллами пришёл поговорить, то Джон готов будет выпрыгнуть с окна от напряжения и волнения.
— Ждёт на кухне, — продолжил Монти и ушёл к себе в комнату.
Джон взял себя в руки, насколько это возможно, и, вытащив из себя всю стальную выдержку, направился на кухню. Гость заставил его замереть на месте от удивления. Из головы вылетели все мысли, остался лишь один вопрос: «С хрена ли такой визит?». Она сидела в том же белом пальто, снятым из рукавов и накинутом на плечи, и с чашкой чая в руках — гостеприимность Монти. А волосы так же были раскинуты по плечам. Всё, что изменилось с их последней встречи, так это исчезла наглость с её лица, и сменилось тихой печалью и сожалением.
Джон не мог сказать и слова. Он стоял в ступоре, пытаясь понять хоть что-то, проанализировать: зачем она здесь? Что ей ещё может быть нужно?
— Привет, Джон, — Эхо первой прервала гнетущее молчание.
— Ты что-то ещё забыла у меня отнять? Поспешу тебя огорчить, у меня больше ничего не осталось.
— Я пришла сказать, что… — девушка сделала паузу, а в глазах её промелькнула боль. Ей было сложно говорить, и она прикладывала усилия, чтобы голос не дрожал, но Джон был не слепой. Волна ночного волнения снова его захлестнула. Он не понимал откуда, но он точно знал, что «что-то дурное», ожидание которого испортило ему весь сон, происходит сейчас. И этот взрыв может разделить его жизнь на до и после, разрушить хрупкие остатки стен, на которых держится хоть какое-то самообладание, вернее то, что от него осталось.
— Прости меня, Мёрфи, — выдавила из себя девушка. — Я ошиблась. То, что ты говорил, оказалось истиной, а я верила в свою, и не слушала тебя. Я самонадеянно решила, что у вас с ним всё не так уж и серьёзно, что поболит и пройдёт, а я буду рядом с ним. Но я оказалась дурой, и всё. Проявила сволочность и осталась ни с чем.
— Что с Беллами? Он в порядке? — спросил Джон, настороженный её словами.
Эхо лишь отрицательно покачала головой, неся во взгляде столько тоски, боли и страха. Джону становилось всё тяжелее концентрироваться на реальности, и не свалиться с головой в глубины своего отчаяния. Он чувствовал невозможную тяжесть, словно его забетонировали и заставили нести на себе сей груз: тяжёлым было его тело, его разум и сознание, его внутреннее эмоциональное состояние. Даже свободно вздохнуть и набрать в лёгкие как можно больше воздуха казалось нереальным — просто невозможно пробиться хоть за миллиметр своей бетонной оболочки. От этой тяжести было сложно стоять на ногах, и Джон облокотился спиной о кухонную тумбу, ухватившись за неё рукой.
— Беллами, он… — вновь заговорила девушка, с трудом заставляя себя это делать. Она сделала паузу, заставляя себя собраться с мыслями, и эта пауза Джону казалось невозможно долгой и мучительной. В голове острой иглой бился страх за Беллами. Хоть Джон всё время и думает о том, что хуже уже быть не может, но может. Если с Беллами что-то случится, что-то такое, о чём Джон боится даже подумать — вот тогда начнётся самый глубинный ад, его конечная остановка.
— Что? Что он? — не выдержав, спросил Джон ослабевшим тихим голосом.
— Он стал совсем другим. Я больше не узнаю в нём того самого Беллами, которого всегда знала. Он стал жёстче, иногда он даже кажется жестоким: он просто творит, что вздумает и ему плевать на чувства других людей, кто рядом с ним. Я надеялась, что это пройдёт со временем. Но он относится ко мне слишком потребительски холодно, как никогда раньше. И мне он таким не нужен.
— Не нужен таким, — повторил Джон. Его разрывала такая дикая злость, даже ярость, что, если бы у него в руках был сейчас пистолет, он бы, не раздумывая, пустил пулю в лоб Эхо. Но к сожалению, приходилось смотреть в её живое лицо. — С какого хрена ты решила, что можешь играть людьми как своими игрушками? Отбирать у кого-то, потом выбрасывать за ненадобностью. Он тебе таким не нужен?! Он нужен мне, твою мать, любым! Но ты оказалась такой тварью. Я надеялся, что ты сделаешь его счастливым, а ты только испортила его. Ты уничтожила две жизни, чтобы потешить собственное эго? Скажи мне, ты довольна тем, чего добилась? Ты собой довольна?