— Линкольн, выход в другой стороне, ты заблудился? — с усмешкой сказал, приближающийся, Беллами.

У Джона, при виде его, нервы встали на дыбы. Блейк выглядел, как и всегда: обаятельный и лучезарный — вроде как, ничего в нём не поменялось. Неопрятно лежащие волосы, расстёгнутое бежевое пальто, в руках два стакана кофе, на одном из которых было написано имя Эхо. Джон, увидев её имя, криво мимолётно улыбнулся. Было больше похоже на нервный тик, чем на улыбку, что скорее всего и было.

Как «мило», что эти двое так быстро спелись. Джон и не думал ни разу об Эхо спустя 3 недели как написал ей сообщение: «Он твой. Не будь стервой с ним, пожалуйста». Но она его так просто не оставит, и влезет в его жизнь надписью на бумажном стаканчике, который держит Он. Что удивительно, Джон не желал ей зла и того, чтобы у них с Беллами ничего не вышло. Если она действительно будет любить Беллами, больше всех на этой планете и делать его по-настоящему счастливым, то пусть это будет она — пусть она будет рядом с ним, и Джон ничего не будет иметь против. Для него счастье Блейка дороже личных предпочтений. Пускай эта красотка со сволочной душой будет милой и нежной с ним, и пусть заставляет его искренне улыбаться. Вот тогда это будет не зря — жертва Джона и его загубленная жизнь.

— Я встретил старого друга. Не хочешь поздороваться? — непосредственно предложил Линкольн. Вот уж кто точно не поменял своё отношение к Джону. И за это Мёрфи был очень благодарен ему.

Беллами, глянув на парня, едва заметно поменялся во взгляде. Настолько «едва», что можно было и не заметить. Но Джон конечно же заметил, он увидит любую микромимику его лица. Беллами попытался выглядеть так, словно встретил малознакомого человека, а не того, кого не так давно тащил на себе до своей спальни и сгорал от нетерпения уложить его в кровать.

— Привет, парень.

«Парень» вернулся в лексикон. Парень — кто-то чужой и не особо важный. Парень — чьё, имя необязательно запоминать, у тебя ведь много знакомых: всех не запомнишь. Вот что значило «парень»? Только в этот раз ты точно помнишь, как меня зовут и делаешь вид, что это не имеет для тебя никакого значения.

На Джона нахлынула обида и злость, мысли взрывали мозг, но вслух он об этом не говорил — за него это делал взгляд, которым он пронзал Беллами.

— А эта обворожительная дама и есть Эмори? Хоть когда-то мы познакомились, — усмехнулся Беллами.

— Верно, — согласилась девушка. — С учётом того, что ты меня теперь не бесишь, ты очень даже милый.

— Теперь понятно, почему вы сошлись вместе, — с улыбкой прокомментировал Блейк. — Не будем мешать свиданию, пошли, — обратился он к Линкольну и утянул за собой к выходу.

На лице Джона наверняка читалась тоска и боль вслед уходящему Беллами. Хоть это чувство было не таким сильным, как должно было быть. Бесчувственность всё же блокировала их. Но он чувствовал сейчас — и это уже что-то. Правда от этого не становилось легче, напротив, хотелось утопиться.

— Ты расстался со мной из-за него, и в итоге больше не общаешься с ним — как ты умеешь всё обесценивать, — прокомментировала Эмори. — Кофе, между прочим, такой же, как и был. Это тебе нужно перестать терять людей.

***

Снова ранний будильник. Снова нужно вставать и идти на лекции. Снова ребята завтракают на кухне. Все тоже самое, как и всегда, но в то же время совсем другое. Джон и раньше временами мог быть слишком погружённым в себя и неразговорчивым, но в этот раз ребят это удручало сильнее — теперь они знали, что это не просто так. Джон не вёл себя как-то по-другому: он не напивался каждую ночь, не истерил и не творил подобную хрень, которую творят после болезненного расставания. Но кажется его друзей это только настораживало. Почему это он такой спокойный? Что если он доведёт себя, не выплёскивая это наружу? А выплёскивать было попросту нечего. Смысл что-либо делать пропал и забрал за собой всё, что придавало значимости его жизни.

Он испытывал напряжение каждый раз, когда Монти с Джаспером украдкой наблюдали, чем он занимается. Шпионы хреновы. Или, когда Джексон названивал каждый день, выясняя как у него дела. Да, тот самый Джексон, который всегда занят и поговорить может раз в два-три месяца. Какая-то странная опека посыпалась со всех сторон. И она не помогала со всем справиться, а только раздражала. Джон чувствовал себя конченным неадекватом или подростком-суицидником, за которым нужно постоянно присматривать и контролировать каждый его шаг.

Вернулся домой Джон не в настроении. Хотя хорошего настроения у него не было давно, но этот день особенно неудачный. Беллами, которого он случайно встретил в Старбакс, не выходил из головы. Но Джон рад, что он может испытывать какие-то чувства. Хоть ненадолго он мог почувствовать себя живым. Рассчитывать на то, что эмоции окончательно вернулись не приходилось — слишком долго он провёл мертвецкий образ жизни. Но стоит появиться Беллами, пусть и совсем мимолётно, как он тут же переворачивает всё в жизни Мёрфи. Как и всегда. Джон за столько времени до сих пор не понимает, как он это делает.

По этой встрече было вообще непонятно, что на душе у Беллами — он всё тщательно скрыл. Он напомнил Джону того самого малознакомого Блейка, который пригласил его прокатиться на своём скейте до бара. Только теперь в нём было меньше заинтересованности. И в его взгляде не было больше того тепла, что было раньше. Хотя чего Джон мог ожидать? Он понимает, что всё так и должно быть. Но от понимания не становится легче.

— Что-то случилось? Ты сегодня довольно живой, — поинтересовался Монти.

— Может солнышко влияет и на него? — вмешался Джаспер. — Я вот тоже сегодня чувствую себя прекрасно. Вышло солнце — жизнь налаживается. Ты мог быть смахнуть пыль со своей камеры и сделать отличные кадры. Даже я заметил, как сегодня красиво.

— Я её разбил, — равнодушно ответил Мёрфи, беззаботно попивая кофе и смотря в большое окно. Солнечный свет струился по асфальту, а деревья отбрасывали тень — всё это создавало действительно сказочную атмосферу недозимы.

— Ты сделал Что?! — переспросил Монти, мягко говоря, удивившись.

— Выбросил с моста.

Джон говорил об этом с таким холодным спокойствием, его голос ни разу не дрогнул, а друзья были более чем напуганы.

— Слушай, Джон. Тебе может нужно проконсультироваться с кем-нибудь о своём состоянии, может тебе пропишут антидепрессанты?

— Ты считаешь мне надо успокоиться? Куда ещё спокойнее, Монти?

— Это-то и настораживает. Ты слишком спокоен для такой ситуации. Это твоя камера — она твоя жизнь. Всегда была, сколько тебя помню.

— Теперь нет. Мне что просто нельзя измениться?

— Это не те изменения, которые тебе нужны. Что если в следующий раз… — Монти замолчал, так как боялся это произнести вслух, но Джон и так всё понял.

— Что в следующий раз? Говори! — резко взбесившись, потребовал продолжить Мёрфи. — Я пойду вены резать? Об этом по-твоему я хожу и замышляю, или что? Я не нанимал себе наседок — не нужно за мной следить как за тупым ребёнком! И рожи у вас вечно угрюмые. Что такого произошло? Кто-то умер?

Джон долго терпел и пытался быть благодарным за их искреннее беспокойство. Но рамки становились всё теснее, и он захлёбывался в этом. Чувство жалости к нему от друзей вызывало ещё больше отвращения к себе.

— Иногда нам кажется, что умер ты, — ответил Джаспер за друга. — Прежнего Джона теперь нет среди нас. Смирись с тем, что нам не всё равно.

— Да пошли вы к чёрту! — выругался Джон, бросив недопитый кофе, и направился к выходу из дома.

— Ты куда? — потребовал ответа Монти, как мамка у 15-летнего сына.

— Прыгать с моста! Надеюсь, хоть на том свете вы меня не достанете.

***

Безлюдный парк после заката выглядел удручающе-мрачно. Мёрфи стоило только отправить сообщение, как Финн вскорости приехал на место встречи. Только вот зачем он притащил Джона в этот парк? Было настолько тихо и пусто, что складывалось ощущение, что они находятся за городом. Редкие фонари освещали дорогу, но их света было недостаточно чтобы осветить весь парк.