— И знай, что ты сам виноват в том, что всё будет именно так! Никто не будет любить тебя потому, что ты не достоин этого! Ни одного человека на этой планете ты не достоин, понятно тебе?! Даже бомжа облеванного! Единственного реально важного человека в своей жизни ты потерял и загнёшься без него! А всем будет по хрену! Даже твоей сестре: у неё-то всё хорошо будет в жизни — она умеет быть человеком!

Джаспер кричал с дрожащей злостью. Монти был удивлён не меньше Джона, но не вмешивался. Мёрфи, придя в себя, побежал к другу. Он схватил Джаспера и, тащив его за собой, говорил с Беллами:

— Извини, я всё улажу. У него нервный день. Прости, что так вышло.

Блейк игнорировал происходящее, и просто смотрел Мёрфи прямо в глаза всё это время. Взгляд Беллами оказался не таким уж и безразличным, казалось, что он смотрел так, будто его разбили и растоптали: с горечью и досадой.

— Ты ещё и извиняешься перед этим мудаком?! — с искренней яростью бунтовал друг.

— Джаспер, пожалуйста, просто пошли! — умолял Джон и всё-таки удалился с ним от Беллами, который так ничего и не сказал.

Когда они остались одни, не считая Монти, который пошёл за ними, Джон посмотрел Джасперу в глаза, взяв его лицо обеими руками и успокаивающе сказал:

— Спокойно, Джаспер. Это сделал я. Я ведь его бросил, помнишь?

— Это он отпустил тебя, он позволил тебе уйти. Он же видел, что тебе плохо, он знает, что тебе совсем не пофиг на него. Он мог бы не допустить этого, или хотя бы поговорить с тобой и всё бы было хорошо. А что он сделал?! Он разгуливает с какой-то тёлкой и пацаном спустя три дня после расставания! И даже не пытается что-либо изменить! Это значит, что ты просто ему не особо-то и нужен. Ему важнее он сам и жополизы рядом с ним!

— Джаспер, — тяжело выдохнул Джон. — Он мне ничего не должен. Не беспокойся ты так. Всё будет хорошо у меня. Не сразу, но будет.

В одном Джордан был прав точно, если бы Беллами не захотел расставаться, то этого бы и не случилось. Стоило бы ему включить свою настойчивость, которая является ему второй сестрой, и встать в протест, то Джон бы не смог долго сопротивляться. Его сила воли всегда обламывалась на Блейке.

Джон крепко обнял друга, который нервно дрожал. Он был удивлён тем, что разрыв с Беллами так сильно задел его друга.

— Спокойно, Джаспер. Пойдём я тебя накормлю в кафе.

***

На улице стыло и пасмурно, но зимою даже не пахло — это был стопроцентный ноябрь. О том, что декабрь подходит к концу, говорили только гирлянды и рождественские украшения. Город красиво преобразился и был готов к праздникам. Джон ждал девушку в парке — она немного задерживалась. Утром от Октавии пришло сообщение. Она хотела встретиться, чтобы передать ему часы, которые он, как и обычно, забыл у Беллами на прикроватной тумбочке. Он снимал их перед сексом и частенько забывал одеть утром. Так что это были уже не наручные часы, а именно «тумбочные». На этот раз он тоже забыл их, когда пошёл к Блейку после званого ужина, на который были приглашены семья Блейков и Линкольн. Джону всегда нравилось ощущать себя частью этой семьи: чувствовать особенную родственную связь с этой троицей. Он всегда считал, что это самая лучшая семья, о которой он мог мечтать, и что он любит их всех.

Ему плевать было на эти часы, пришёл в парк он не за ними. Он, зачем-то, хотел увидеть Октавию. Джон и сам не знал, чего ждёт от этой встречи, но, когда Октавия написала ему — он ни секунды не колебался, чтобы согласиться на неё.

Он сильно нервничал: измял пальто руками. Что он может сказать ей? Что он сможет ответить на вопрос «почему», если такой последует?

Сам Беллами не захотел лично передать часы, и было понятно почему: после всего что случилось, в особенности после того, что наговорил ему Джаспер. Не выскажет ли Октавия всё тоже самое Джону? Сообщение от неё было сухим: «Привет. Ты забыл часы. Я могу передать тебе их в парке у твоего дома в три.» Из этого следовало, что она осталась о нём не слишком хорошего мнения, что тоже вполне объяснимо. На самом деле, хотелось встретить от неё хоть каплю поддержки, но сильно на это рассчитывать не приходилось. Джон всё равно надеялся хоть на какой-нибудь разговор, каким бы он не был тяжёлым, и не важно насколько девушка будет настроена против него. И он не знал, что сказать ей, но возможно, только она сейчас способна спасти его от падения в самую мрачную и глубокую бездну.

Истязать себя мыслями долго не пришлось. Он увидел Октавию, когда она была ещё вдалеке. Девушка уверенно подошла к нему, и протянула часы. Её взгляд был наполнен укоризненностью, обидой, может быть, даже враждебностью. Когда Джон взял часы, она развернулась, ничего не сказав, и прошла мимо него. На несколько секунд Джон застыл в попытках осознать всё и подавить внутренний болезненный крик. Он мог ожидать чего угодно, но не тотального игнора, от которого подступал ком в горле. Вслед уходящей Октавии, он с трудом выдавил из себя слова:

— Прости меня.

Она на секунду остановилась, развернулась к нему и пренебрежительно ответила:

— Себя прости.

Девушка больше не задерживалась и ушла. Джон стоял несколько минут как прибитый с вытянутой рукой, в которой были часы. Придя в себя, он с размаху бросил их на землю с громким криком, вырвавшимся наружу. Сейчас было плевать что четыре тысячи долларов разлетелись по парку, разбившись об асфальт. В эту минуту разбилось кое-что подороже.

***

Сегодня был день, который Джон давно ждал. В этот день он должен был быть со своей семьёй в Австралии, а именно с Беллами и Линктавией. В этот день Джон бы провёл первое совместное Рождество с ними. Семья для Блейка значила так много: он тщательно избирал, кто может в неё попасть. И поэтому странно, что он выбрал Джона. Неужели любовь настолько зла? Мёрфи никогда не считал себя идеальной пассией для Беллами, но последний был другого мнения. Джону было непонятно до сих пор, на что клюнул Блейк и за что в итоге полюбил его?

Но Джон чувствовал себя рядом с ним другим, намного более лучшим, чем есть в действительности. Он бы и под пытками никогда никому не сознался, что на самом деле он себя не очень-то любит. И любить себя у него получается только когда он находится рядом с тем, кого любит он сам. Когда-то это была Эмори, а теперь это Беллами. Только больше его нет — Джон один, и он ненавидит себя: ненавидит того, кем он является.

В этот день он особенно одинок. В день, в который предполагалось проводить время в кругу любимых дорогих людей, в тот день, в который все люди отмечают семейное празднество, Джон сидит в пустой квартире, в губительной тишине, которая кромсает слух хлеще любого душераздирающего крика.

Сегодня Рождество. Монти и Джаспер уехали по домам на каникулы: чтобы напечь с семьёй домашнего имбирного печенья, разложить подарки под пышной ёлкой, распить глинтвейн перед просмотром рождественского фильма или пойти на каток. Когда Мёрфи отмечал Рождество с родителями, он ездил на горнолыжный курорт в Швейцарию или Австрию. Все его друзья говорили, что это очень круто, а для него это было привычной традицией с детства. И он любил её больше за то, что мог увидеть столько красивых видов, сделать множество атмосферных снимков.

Эмори звонила днём ранее в слезах радости от того, что её брат теперь на свободе. Она обсыпала Джона благодарностью и даже предлагала провести Рождество вместе, но он отказался. Эмори больше не его семья, и он не собирается создавать иллюзию того, что не одинок.

Мёрфи не знал, куда деть себя от этой всепоглощающей пустоты внутри него, которая бездонной ямой всё разрасталась в нём. Минуты текли так медленно, будто бы время и вовсе остановилось. Всё потому, что он ничего не делал и не мог себя заставить чем-либо заняться: как только начинал — сразу же зависал в бездумном заторможенном состоянии.

Джон развесил по комнате распечатанные фотографии, которые он делал за всё время, которое знал Блейка. Как же много воспоминаний запечатлено на этих кусках бумаги.