— Классно придумала, браво, — с ироничным спокойствием ответил Мёрфи. — Но не настолько мне необходима твоя помощь, чтобы я бросал из-за этого любимого человека. А тебе стоит понять самое важное: быть сукой и одновременно любимой девушкой невозможно. Если хочешь искренности к себе — возьми за правило быть человечной.
***
— Бокалы сперва нужно натереть, прежде чем ставить на стол, Джаспер, — возмутилась Майя, вернувшись с кухни с полотенцем и недовольством.
— К нам в гости придёт сама королева Елизавета? — съязвил парень.
— Нет, но не менее важный человек, — влез в диалог Джон. — Так, что если хочешь искупить вину за свой распущенный язык…
— Понял-понял. Октавия так же важна как Королева?
— Нет. Королева Великобритании мне никто. Октавия важнее.
— Увау. Тебе осталось только фамилию поменять на Блейк, — отшутился Джаспер.
— А ещё переехать в Австралию и завести кенгуру, — иронично ответил Джон, расставляя кухонные приборы на стол.
Харпер вынесла горячую, только что вынутую с духовки запеканку, над которой девочки колдовали часа два, в то время, когда парни покупали по списку остальные продукты в супермаркете. Все готовились к званому ужину. Надо же было Харпер после спектакля пригласить Октавию и Линкольна к ним домой. Учитывая тот факт, что она не живёт в этой квартире. Но она уже, как и Майя, чувствовала себя здесь как дома.
— Даже не думай, Джаспер, — предупредила Харпер, раскладывая запеканку по порциям. — Есть будем, когда они подойдут.
Звонок в дверь, и у Джаспера расплылась довольная улыбка по лицу.
— А они уже здесь. Я открою, — сказал Джон и направился к двери.
Октавия с Линкольном поздоровавшись и раздевшись, зашли в гостиную, а своего парня Мёрфи задержал в прихожей. Джон растворялся в нём каждый раз как в первый, когда целовал его. Но в этот раз поцелуй был ещё более сладостным, и уносящим за пределы реальности.
После вчерашнего разговора с Эхо, Джон всё ещё не пришёл в себя. Он никогда не отличался впечатлительностью, но видимо она смогла задеть его за живое. Джон всё это время пытался выкинуть её слова из головы, которые кружили в мыслях как заклинание из уст ведьмы. Но самому не получалось, а вот с Беллами это было легко, стоило лишь быть к нему как можно ближе. Плохие мысли улетучились, как только снова этот родной человек был рядом. Чтобы не говорила Эхо, Джон не должен прислушиваться к ней на подсознательном уровне и сеять сомнения в их с Беллами отношениях.
— Один день не виделись, и ты готов меня растерзать? — с улыбкой спросил Беллами.
— Один день — это слишком много. Твоё регулярное присутствие — это необходимость, — говорил Джон, крепко обнимая парня и прижавшись к нему всем телом.
— Я общался вчера по твоему делу.
При упоминание этой темы снова, вспомнилась Эхо, и по нервам Джона словно проехались катком, или же как будто его окатили ледяной водой. Парень отлип от Блейка и, пряча тревогу, поинтересовался:
— И к чему пришёл разговор?
— У нас есть лучший адвокат в Британской Колумбии. Его услуги Эмори сама не потянет, но ей об этом париться не придётся. Деньги пусть не возвращает. Это не её забота, и не твоя.
— И какие шансы у нас с ним?
— С этим адвокатом шансы на победу значительно возрастают.
— Победа — это освобождение или уменьшение срока?
— Я не могу ответить тебе на этот вопрос. А он сможет ответить, когда подробней ознакомиться с делом.
— Понятно, — безрадостно ответил Мёрфи.
— Это, конечно, не совсем то, чего ты хотел, и это не стопроцентный вариант, но это всё, чем мы можем помочь. Я думаю, Эмори и сама понимает, что ничего нельзя сделать как по волшебной палочке. И то, что мы можем только помочь, а не полностью решить их проблемы. Мы не в сказке живём — за свои действия нужно уметь отвечать.
— А сам ты не ответил за того парня, ведь Октавия за тебя всё решила, — выпалил Джон и тут же пожалел о том, что сказал это вслух.
— Октавия сделала это сама, — ответил разозлившийся Беллами, но пытающийся говорить сдержанно. — Я никого не просил об этом. Когда я совершал ошибки, я не прибегал с поджатым хвостом к сестре и не просил её разгребать за меня дерьмо. Октавия вытащила меня, чтобы не брать на себя вину, ведь частично я попал в эту ситуацию из-за неё. И если ты думаешь, что мне всё так просто сошло с рук, то ты ошибаешься. Я до сих пор за это расплачиваюсь.
— Нет, я так не думаю. Прости. Я на нервах из-за всей этой ситуации. Я не хотел задеть тебя.
Джон и сам на себя мысленно жёстко выругался за то, с какого хрена он вообще позволяет себе говорить об этом. Но он был рад, что Беллами себя защищает. Значит чувство вины не такое уж и непоколебимое. Может быть, благодаря Джону, он со временем насовсем избавится от этого тяготящего чувства.
— Я понимаю всё, — ответил Беллами. — Но ты не должен брать всю ответственность за её брата на себя. Хороший адвокат — это тоже ценная помощь. А приносить себя в жертву ради чьих-то ошибок ты не обязан.
— Ты прав, — устало выдохнул Джон.
— Пока вы здесь слюнями обмениваетесь, запеканка будет съедена, — сказал парням Монти, вытащив голову из гостиной.
Когда ребята набили свои голодные животы и сидели, распивая шампанское и делясь историями из жизни, Джон пытался заглушить тоску, поселившуюся в нём. Не хотелось говорить Эмори о провале, но хотелось от этого уже избавиться: сказать, как есть, забить на чувство вины и жить дальше. Оставалось надеяться не только на профессионализм адвоката, но и на то, что на решение суда не повлияет Эхо. Что если она поймёт о ком шла речь, хоть имя ей не называли, и решит испортить всё из мести. Тогда получится так, что Джон не помог, а наоборот, усугубил ситуацию.
— В детстве мы использовали наши навыки паркура не в самых благих целях, — рассказывал Линкольн. — Мы пробирались к соседям во дворы и расхищали огороды. Пару раз даже попадались. Вот и страху-то было!
— Американцы все такие вороватые и прожорливые? — подшутил Джаспер.
— Может быть ты тогда американец? — насмешливо спросил Монти.
— Джон, можно воды? — тихо попросила Октавия, чтобы не мешать ребятам общаться.
— Да. Пойдём на кухню.
Они аккуратно слились с компании. Джон налил девушке воды с графина и протянул ей стакан.
— У вас уютно, как дома, — прокомментировала Октавия, оглядевшись по сторонам.
— А как же насчёт того, что твой дом не связан с местом?
— Я начинаю привыкать к Ванкуверу, и к вам. Пора идти дальше. После того, как отметим Рождество в Сиднее, мне придётся покинуть вас. И я рада, что теперь у Беллами есть ты. Ему повезло с тобой.
— Ему повезло с тобой. Подумать только, как ты вытащила его из тюрьмы! А ведь и правда, как?
— Здесь нечем гордиться. Переспала с нужным человеком. Но Беллами об этом знать не нужно.
— Тебе же было 14, — сказал Джон в полном замешательстве. Его охватила ноющая тоска только от мысли того, что вынесла эта несчастная девочка в свои 14 лет. Боль за Октавию и за Беллами завыла где-то глубоко в его сердце, как за настоящую семью, какими они ему уже и являлись.
— Людей с властью могут удовлетворить только деньги. Если же у тебя их нет, то нужно выкручиваться как можешь. Если нужно спасти тех, кого любишь, но дорогой ценой, то делай это и просто не говори никому. Беллами не нужно знать, что я для него сделала. Его это ранит. Пусть остаётся в сладком неведении.
Эта фраза снова пронеслась острой бритвой потому, что и так болит. Слова Эхо и Октавии сплелись воедино, хоть и суть их разная. Наглядный пример того, что у окружения Блейка вошло в привычку обманывать его, якобы во благо.
— Ты же понимаешь, что иначе он бы не был рад своему освобождению, — продолжала Октавия. — Более того, он бы совершил куда больше глупостей. Это он сейчас спокойный и рассудительный, тогда он был вспыльчив: загорался как спичка и сжигал всё дотла.