Любопытство было сильнее страха. Джон не боялся узнать Беллами с плохой стороны, он этого даже желал. Возможно тогда он окончательно сможет почувствовать крепкую связь с ним и полное доверие. Именно этого ему и хотелось больше всего на свете. Но тревога всё равно не покидала его. Не хотелось бы узнать, что Беллами пришлось пережить нечто страшное. Если бы это было не так, он бы не стал говорить об этом с такой болью. Больше всего Джона волновало именно то, что прошлое может быть очень болезненным для семьи Блейков.

Домой они возвращались уже поздно ночью. Джон уснул в машине, когда Беллами вёз их из аэропорта. Парень проснулся, когда Беллами остановился у своего дома.

— Мне лень везти тебя домой в час ночи. Ты же не против сегодня остаться у меня? — спросил Блейк.

— Будто бы у меня есть выбор, — насмешливо ответил Джон.

— Нет.

***

Беллами ушёл в душ, и Джону представилась возможность рассмотреть его квартиру более тщательно. Ничего слишком личного в ней не было: ни фотографий, ни памятных безделушек — ничего, что говорило бы о том, что он здесь живёт. Видимо, дома парень бывает крайне редко, поэтому квартира напоминает номер в гостинице. Хотя эта квартира не является его настоящим домом. Какой бы приятно обустроенной и уютной она не была, дом в Сиднее, в котором Блейк провёл всё детство, был более атмосферным и живым.

Джон, увидев ноут на столе, решил набраться наглости и залезть в него. Всё-таки, когда состоишь в отношениях, уже можно творить подобную хрень. Хоть и в отношениях с Эмори они не практиковали это, и не лезли друг к другу в личное пространство. В твиттере на странице у Беллами творился полный трэшак. Видимо, слишком много людей жаждало его внимания, ведь только сообщений об учёбе от одногруппниц было около десяти, минимум. В интернете личных фотографий было немного, кроме нескольких дурацких селфи и фото в компании. Поэтому Джон залез в жёсткий диск ноутбука. Там было побольше фотографий, но не слишком много. Мило было то, что у него была отдельная папка с названием «О» и он сохранял все фотографии сестры. Снимки были относительно новые: не старше пяти лет. Никаких старых фотографий Джон не обнаружил.

— Смотрю, ты нашёл чем себя занять, — с улыбкой подметил вернувшийся Беллами.

— Да. Тебе тут столько милых девчонок написывает, а ты со мной возишься.

— Уже ревнуешь? Так быстро ещё никто не начинал.

— Я и не прекращал. Сегодня я снова сплю на диване? — с ухмылкой спросил Джон.

— Если ещё раз так пошутишь, я выкину этот диван, чтобы он тебя больше не смущал.

— Не надо, хороший диван, — Джон изобразил наигранный испуг.

— Так что ты идёшь в душ, а потом в спальню, — почти что строго и требовательно приказал Беллами.

— Нет, не так быстро, красавчик. — Джон, видно, отлично выспавшись в машине, выглядел очень игривым.

Беллами на такое поведение мягко улыбнулся, хоть и был немного уставшим. Он присел рядом с парнем и провёл рукой по его волосам, одарив тёплым любующимся взглядом. Раньше Джон думал, что такие открытые чувства проявляют только в фильмах, а в реальной жизни это происходит как-то жеманно и сдержанно. Словно люди бояться показать свою слабость, чувственность, ущемленность своей гордости. Джон был таким же. Для того, чтобы так на кого-то смотреть нужно быть по-настоящему смелым.

— Откладывать больше нельзя. Я хочу услышать тебя, — сказал Мёрфи.

Взгляд Беллами сразу наполнился тяжестью, от которой Джону становилось не по себе.

— Я больше не могу ждать, — продолжил парень. — Мне это нужно, понимаешь? Думаю, и тебе тоже.

Беллами слегка кивнул, устремив отрешённый взгляд в сторону, и собравшись с мыслями, начал:

— Тебе же понравилось в Сиднее? Дружная и счастливая семья. Казалось бы, что может быть не так…?

Беллами перевёл дух, выдохнув, посмотрел Джону в глаза так, что у него по телу пробежалась дрожь, и взял парня за руку.

— Это мой дядя со своей женой. Я сказал тебе, что они мои родители, как и всем говорю. Потому, что мне бы хотелось, чтобы они были… были живы. Мы попали в серьёзную аварию, машина перевернулась, и я первым пришёл в сознание. Выбравшись оттуда, я вытащил Октавию. Но стоило мне отнести её на расстояние, как машина взорвалась за моей спиной. Я никогда не смогу забыть то, что почувствовал в тот момент. Как постепенно онемело всё тело, будто бы меня до краёв залили бетоном. Я не спас их.

У Блейка наворачивались слёзы в глазах полных отчаяния, и он не заметил, как до боли сжимает руку Джона. Парень накрыл его руку своей, чтобы подарить как можно больше тепла, не зная, что ещё делать.

— Ты не успел. В этом нет твоей вины.

— Сложно себя уверять в этом. Но ещё сложнее было смотреть в глаза Октавии и сказать ей, что я не смог. Мне было 17, а ей 14 когда мы остались без них. Родной брат мамы стал нашим опекуном. И они замечательные, но им было трудно. У них было своих трое детей, они постоянно работали. Я тогда начал совмещать школу с подработкой и ночными попойками. Я был очень слаб после их смерти. Дома меня никогда не было, я всегда зависал у кого-нибудь и много пил. Почти каждый день. Наши новые папа и мама ничего не могли с этим сделать. В общем, гордиться нечем, я был пропащим человеком. Алкоголь, драки, беспорядочный секс и даже лёгкие наркотики — я считал, что это заглушает боль. Но и не думал, что важнее загладить вину, а боль заглушать не стоит. Она должна быть.

Беллами немного пришёл в себя и стал говорить ровнее.

— Я отключал телефон, чтобы со мной невозможно было связаться. Иногда я приходил к Октавии, но она всегда была холодна. Она не понимала меня: прогоняла, когда я приходил, чтобы увидеться, и я вовсе перестал появляться. Но каждое утро я стоял недалеко от школы, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке и она пришла на уроки. И однажды она не пришла. Я поспешил домой. Выяснилось, что её с самого утра нет дома, словно её не было всю ночь, хоть «родители» и видели, как она ушла спать в свою комнату. Моя двоюродная сестра, которая делила комнату с Октавией, сказала, что О ни раз сбегала куда-то ночью и просила держать это втайне от родителей. Я искал везде, где только можно и не мог найти. Её просто нигде не было весь день. Тогда я чувствовал себя ещё более ничтожно, я боялся потерять и её. У меня было много знакомых. Я пытался найти связи, и тех, кто помог бы мне найти хотя бы зацепку. В итоге я нашёл её под действием наркоты в отключке. Какой-то парень пытался её трахнуть. Он был моим сверстником, а ей всего 15. Меня накрыла такая ярость, что я избил его до полусмерти. Плохо помню тот момент. Не помню, как остановился, но передо мной лежало кровавое месиво, а не человек. К моему везению, он остался жив, хоть и был на волосок от смерти. Пока он лежал в коме, меня судили. И хоть против меня было немного доказательств, скорее всего посадили, если бы не Октавия. Она долго билась, чтобы вытащить меня из тюрьмы. Она нашла связи, и только благодаря ей, я теперь здесь. Я всегда поражался её характеру, но в этот раз она сделала просто невозможное.

Джон почувствовал, как в горле пересохло, потому что он забывал дышать от напряжения.

— После всего этого мы пообещали друг другу начать новую жизнь. Я попытался вернуть свою личность, восстановить жизнь и попробовать в ней как-можно больше позитивного. Это заглушает боль куда лучше, чем алкоголь. Октавия же после окончания школы стала помогать всем нуждающимся по всему миру. Чувствовать себя полезной — это помогает ей справиться с тяготами прошлого. Она просто удивительна.

Сказав это, Беллами расплылся в довольной, наполненной гордостью и любовью улыбкой.

«Это ты удивительный, » — подумалось Джону. Он ещё никогда не видел, чтобы так кто-то умел любить, как Блейк любит свою сестрёнку.

— Я всегда думаю о том, что это она спасла меня тогда, а не я её.

— Прости, Беллами. За то, что заставил тебя всё это снова вспомнить. Я не думал, что всё так серьёзно.

— Не стоит. Не извиняйся. Я даже почувствовал облегчение. И я теперь рад, что ты знаешь. Что есть человек, которому я могу рассказать о таких вещах. — Беллами приобнял парня за спину и теснее прижал к себе. — Ты был прав, когда сказал, что мне будет легче нести это бремя не в одиночку.