А вот другое, ещё более страшное воспоминание немилосердно подкидывает сознание.

“Теперь ты, Драко. Ну же, давай!” – Тёмный Лорд смотрит на него испытующе, показывает на лежащего на полу человека. Малфой даже не смотрит на жертву, не знает, кто это. Мужчина, женщина, старик, ребёнок… Лучше не знать. Ему придётся сделать это, не время протестовать.

“Чего ты ждёшь?!” – подначивает его Люциус.

Наверняка это испытание. Волдеморт хочет узнать, верен ли он ему.

Рука дрожит, палочка в ней направлена на человека. Живого человека. Нужно сделать это быстрее, чтобы скорее прошло сумасшедшее сердцебиение, страх и боль.

Но так просто заклинание не сработает. Нужно захотеть. И это главная проблема. Драко зажмуривается и пытается убедить себя, что так нужно. Он стремится обмануть своё сознание. В конце концов, этого несчастного магглорожденного уже не спасти, а он сам спастись ещё может. Отчаяние заставляет на секунду поверить, что он действительно хочет.

“Круцио!” – едва различимо, ослабшим голосом.

Только на секунду. А потом новая волна боли. Внутри что-то надламывается. Как бы не сломалось до конца…

Жертва корчится в муках. Драко морщится. Он сделал это, Тёмный Лорд доволен, а ему самому кажется, будто это предательство себя, однако ничего не сделать. От его мнения здесь ничего не зависит, Малфой вынужден покоряться. Становится противно оттого, что ему ничего не сделать.

“Круцио!” – выкрикивает уже с ожесточением, с ненавистью к себе и к этим убийцам, которые его окружают.

Теперь ему хочется пытать кого угодно, лишь бы хоть кто-нибудь в этом проклятом мире испытывал те же муки, что и он. На месте жертвы он представляет Волдеморта, Поттера, Беллатрису, отца, пожирателей и всех их вместе взятых.

“Круцио!” – голос сейчас сорвётся, а он кричит, как безумный.

Но на большее не способен. Ему не произнести смертоносное заклятье. “Ты не убийца”, – говорил ему Дамблдор. Хочется надеяться хотя бы на это.

Но образ человека, испытывающего смертельные муки от его руки, будет всегда стоять перед глазами…

– С тобой всё нормально? – голос Блейза вырывает его из задумчивости.

Малфой непонимающе на него смотрит.

– Ты уже минут пять молчишь и не отвечаешь нам, – поясняет Пэнси.

– А… Да… Всё в порядке.

Он подходит к окну и запрыгивает на подоконник, прижимаясь лбом к холодному стеклу.

– Кстати, – задумчиво произносит Паркинсон, – я слышала, что в Мэноре был Поттер. Это правда? – вопросительно на него смотрит.

Кивок.

И снова воспоминания.

“Так это он?” – с нажимом спрашивает Беллатриса.

Драко молчит, смотря на человека, стоящего перед ним. Ему прекрасно известно, что это Поттер, как бы тот ни пытался замаскироваться. И если сейчас подтвердить, что это он, гриффиндорца несомненно ждёт гибель. Только вот Малфой уже не уверен, что желает ему этого.

Как и тогда, когда он стоял перед Дамблдором, нужно как можно быстрее что-то решить. Не смог убить тогда, а сможет сейчас?

Драко вспоминает, о чём тогда думал, что для себя решил… Но он всё ещё пожиратель, всё ещё в самом логове Волдеморта. Не слишком ли большую цену придётся ему заплатить, если он будет продолжать стремиться хоть чем-то помочь противникам? Точнее, не помочь, а хотя бы не погубить их.

Как бы то ни было, Малфой молчит. Просто не может сдать Гарри. А тот смотрит на него с надеждой и благодарностью, и слизеринец думает, что хотя бы ради того, чтобы увидеть подобный взгляд, стоило раз в жизни прислушаться к своей неожиданно начинающей просыпаться совести.

– Да, – ещё раз подтверждает Драко. – Поттер был там.

Пэнси встаёт с дивана, подходит к окну, на котором он сидит и вглядывается в темноту. Блейз всё ещё стоит посреди комнаты, думая о своём и не подходят к ним.

– Это правда, что скоро будет война? – как-то отстранёно интересуется Паркинсон.

– Судя по всему, да, – вздыхает Малфой.

– Знаете, – произносит она, – я думаю, всё ещё наладится.

Но на её слова друзья лишь с иронией хмыкают. Верить в лучшее нужно всегда, но сейчас происходят слишком страшные вещи, и надежды на лучший исход остаётся всё меньше. Только бы выжить в страшном противостоянии двух сил, в котором каждый из них всё ещё не смог до конца выбрать сторону.

***

Драко сидит на ступенях лестницы, которая ведёт в слизеринские подземелья. Пожалуй, ученики этого факультета единственные, которым не страшно по вечерам находиться вне своих комнат. Снейп к ним относится хоть немного милосерднее, чем к другим. Однако, даже несмотря на это, не у многих возникает желание где-то разгуливать, поэтому Малфой в поисках одиночества не стал далеко уходить, рассудив, что никто здесь не появится.

Факелы, висящие на стенах, как всегда, размеренно трещат. Странная вещь огонь. Века сменяются, люди рождаются и умирают, мир то и дело оказывается на грани гибели, а огонь всё горит и горит, такой сильный, величественный. Ничто не может его потушить. Целую планету погубить можно, а огонь нет. Если Волдеморт захватит власть, умрут все магглы и маглорождённые, а он будет по-прежнему пылать. Если победит другая сторона, всех пожирателей, в том числе и Драко, посадят в Азкабан, где они вряд ли долго проживут, а огню ничего не сделается. И когда, вне зависимости от того, кто в этой войне выиграет, все они умрут, потому что никто не бессмертен, огонь всё равно будет гореть так, как горел с самого сотворения вселенной.

Малфой задумчиво смотрит на языки пламени. Хотел бы он им быть? Пару лет назад, пожалуй, да. Но сейчас определённо нет. Ему не нужно бессмертия и он не боится смерти. А когда не боишься смерти, гораздо проще выбрать то, что считаешь нужным. Когда нечего терять – можешь рисковать.

Вопреки его желанию побыть одному, уединение всё-таки нарушается.

Нахмурив брови, он резко оборачивается.

Двумя ступеньками выше стоит младшая Гринграсс, увидев которою, он вдруг, сам того не ожидая, успокаивается.

– Я не помешала? – неловко спрашивает она.

Драко отрицательно качает головой. Странно, но раздражение проходит.

Тогда Астория присаживается рядом с ним.

– В гостиной очень много народу, – поясняет она. – Они устроили очередную гулянку, а мне захотелось тишины. Ты здесь по этой же причине?

– Отчасти.

– Я думала, что ты всегда являешься заводилой.

– Пожалуй, всегда так и было, – усмехается Малфой. – Но бывает нет настроения. Да и люди со временем меняются.

Раньше он бы просто пошёл и напился, стараясь убежать от гнетущих размышлений, но сейчас мыслей слишком много и ничто не поможет от них избавиться.

– Время… – задумчиво повторяет она. – Возможно, ты прав. Мне вообще кажется, что за последние полтора года столько всего изменилось. Возникает ощущение, что прошло не восемнадцать месяцев, а целая жизнь.

Непонятно, что её вдруг сподвигло начать философствовать, но Малфой, который обычно не любит чужих рассуждений, ни с того ни с сего остаётся заинтересованным её репликой.

– Почему? – не понимает он, переводя на неё удивлённый взгляд.

Гринграсс выглядит даже младше своих лет. Она такая маленькая, худенькая. Мягкие кудряшки сейчас стянуты в высокий хвост, аристократичные черты лица, как и у него самого, оттенены светом факелов, который при этом подчёркивает и её миловидность, не совсем свойственную строгой внешности потомков таких родов, как её.

Вообще Астория чем-то отличается от большинства людей, которых он встречал. В ней есть что-то несколько отстранённое, кажется, будто она явилась вовсе не отсюда. И каждый раз, когда он видит её, у него возникает ощущение, что он касается частички совершенно другого мира.

– Совсем недавно мы ещё не знали, что вернётся Тот-Кого-Нельзя-Называть. А потом началось всё это, – она неопределённо разводит руками. – И, наконец, сейчас мы стоим на грани войны.

– Действительно.

Драко и забыл, что, в отличие от него, которому с детства об этом твердили, многие не знали, что Тёмный Лорд однажды восстанет.