Это произошло тем самым дождливым летним вечером.
Он возвращался в свои покои достаточно поздно, после того, как провёл вечер со своими друзьями. Эти самые друзья его были известны всему городу. Чего только не говорили о них и плохого, и хорошего. Хотя первого было куда больше. Даже Екатерина считала компанию сына достаточно сомнительной. Конечно, люди в ней были дворянского происхождения, но их поведение у многих вызывало вопросы. Как бы то ни было, Анжу не было до этого никакого дела. По крайней мере, эти люди могли ни в чем не осуждать его и помочь ему расслабиться.
Итак, войдя в свою спальню, он поспешил зажечь свечи. Слуги еще днем были отосланы, ему хотелось побыть одному.
Поначалу все было спокойно. Пламя осветило комнату. Несмотря на то, что свет был не очень ярким, его было вполне достаточно, чтобы из темноты вырисовались бордовые драпировки на стенах, деревянные резные балки под потолком, каменный пол, устланный коврами. В эту минуту у покоев был какой-то особый таинственный вид.
Внезапно послышался непонятный звук. Принц встрепенулся. Должно быть, показалось...
Но звук повторился. Это говорило о том, что в комнате он не один. Но кто ещё здесь может быть в такой час?
Сердце Генрике застучало, рука потянулась к кинжалу, висящему на поясе:
– Кто здесь? – дрожащим голосом спросил он.
Стоит ли говорить о том, что, неожиданное вторжение не могло не напугать.
В ту же минуту герцог увидел, что из окружающей темноты проявляются очертания фигуры, с каждой секундой становясь всё различимее. Черное глухое платье, на лице вуаль. Это была женщина, больше похожая на призрак в своих одеждах и с этими же пугающими, медленными движениями. Она остановилась в нескольких шагах от него.
– Кто вы? – еле слышно промолвил Генрике.
– Не узнаешь? – ее голос был тихим, но знакомым. В тот же миг она откинула вуаль. Это была Мари.
Сразу же бросились в глаза произошедшие с ней изменения. Лицо исхудало, кожа побледнела, став еще более прозрачной, глаза впали. Все еще правильные черты поражали своей ледяной, ужасающей красотой. Весь образ казался страшным видением.
Но что она здесь делает?
Первые секунды Генрике стоял не двигаясь, оторопев. Потом медленно начал осознавать, что как раз об этом и говорила Марго. Мари вернулась в Париж. А до этого она пыталась совершить самоубийство и потеряла ребенка. Их ребенка.
– Зачем ты здесь? – наконец, приобретя возможность говорить, спросил он.
– Просто хотела увидеть тебя, – тем же холодным, бесстрастным тоном ответила она, продолжая стоять, не шелохнувшись. Взгляд ее не выражал ничего.
– Я слышал о том, что произошло, – медленно, с расстановкой промолвил принц. – Мне рассказали о ребенке и о том, что ты сделала. Не понимаю, как после всего этого ты посмела прийти сюда?
Сначала герцогиня де Монпансье осознавала его слова, а потом вдруг расхохоталась, резко запрокинув голову. Смех ее был каким-то жутким.
– Я посмела? – прошептала она. – Я совершила это и не должна была теперь приходить? – голос Мари повышался. – Мой ребенок мертв! – молодая женщина неожиданно сорвалась на крик. – Понимаешь? Он больше не родится! И это ты убил его!
В глазах ее выразилось страдание. Там не было безумия, лишь безграничное отчаяние. Анжу испытал некое подобие страха.
– Ты повредилась рассудком? – он постарался произнести это как можно спокойнее. – Убийца здесь ты. Тебе известно, что самоубийство карается вечными муками в аду? А уж убийство своего ребенка – это самый страшный грех, который можно совершить.
– Это ты убийца... только ты! – начиная рыдать, повторяла она. – Если бы ты не растоптал, не бросил меня, не променял на другую, ничего бы не было!
– Я даже не догадывался о том, что ты беременна! Твое первое преступление – это то, что ты не сказала мне! А второе – то, что ты сделала. Ты обязана была сказать, я имел право знать!
Мария-Екатерина упала на пол, продолжая рыдать:
– Ты настолько подлый, что смеешь говорить такие вещи несчастной матери, потерявшей ребенка?!
Чтобы не видеть этих стенаний, герцог Анжуйский отвернулся.
– Не я бросился с башни. Ты не потеряла его, а собственноручно убила.
– Я ненавижу тебя!.. Я отомщу!
– Замолчи. Сейчас я позову охрану и скажу им, что ты безумна, - он знал, что поступает с ней жестоко, но его омерзение к этой женщине дошло до предела и сейчас ему просто хотелось уничтожить ее.
– Делай, что пожелаешь! Но нести этот крест всю жизнь - только тебе!
Генрике не выдержал. Бросившись к Мари, он схватил ее за шею и крепко сжал. Она пронзительно закричала, пытаясь вырваться.
– Убирайся! И не смей больше никогда показываться мне на глаза, – прошипел он.
Сестра Гиза начала задыхаться. Тогда принц ее отпустил. Кашляя, она откатилась в сторону. Ей понадобилось какое-то время, чтобы подняться. Только сейчас стало заметно, что одно плечо у нее выше другого. Видимо, последствия травмы.
– Я уйду, – неожиданно твердо промолвила Мария-Екатерина, направляясь к выходу. – Но ты, Генрих де Валуа, поплатишься... Я своим умершим ребенком клянусь, что не успокоюсь, пока последняя капля твоей крови не вытечет, принося тебе страшные муки. Всю жизнь я буду добиваться мести, чтобы однажды увидеть, как ты корчишься на полу в предсмертных судорогах! Будь ты проклят, Генрике, будь ты проклят! – с этими словами она плюнула в его сторону.
– Грозись чем хочешь! Я не боюсь. Все равно этого ребенка убила ты! – прокричал Анжу ей вслед.
И хотя Мари поставила себе целью страшную месть ему, в душе она все равно уносила невыносимое чувство вины, понимая, что убила дитя своими собственными руками.
Покидая Лувр и Париж, чтобы не увидеть их еще много лет, герцогиня оставляла здесь время, когда была счастлива и страдала. Оставался при ней лишь этот груз, висящий на душе... Никогда, никаким мщением ей не смыть со своих рук невинную кровь.
Когда она ушла Генрике устало упал на пол и в бессилии издал протяжный громкий стон. Ему казалось, что он просто спал и видел ночной кошмар.
Просьбы Марго всегда беспрекословно исполнялись. Ее обожали все без исключения, поэтому малейшее желание девушки тотчас воспринималось, как закон. Все, кто бы то ни было, братья, родственники, придворные, чужие люди – из кожи вон были готовы лезть, чтобы угодить ей.
И когда, достигнув относительно взрослого возраста, принцесса обратилась к Карлу с просьбой сохранить их детскую в нетронутом виде, стоит ли говорить о том, что он сразу же согласился.
Она любила эту комнату, ей были дороги воспоминания. Нередко Валуа приходила сюда, могла провести здесь несколько часов кряду. Уютная детская всегда была для нее своеобразным приютом, где можно было укрыться от всех проблем, вспомнить счастливое детство. Несмотря на сложное положение королевства в то время, она была очень счастлива. Младшая дочь в семье, всеми любимая. Отец, пока был жив, души в ней не чаял. Любил ее больше всех остальных детей и Франции вместе взятых. Мать тоже, когда она была маленькой, побольше жаловала ее своим вниманием. Хотя материнской нежности и тогда немного не хватало. А уж братья обожали ее настолько, насколько это вообще было возможно. Так что маленькая принцесса была очень счастлива и сейчас часто вспоминала те времена.
Вот и в этот день Марго решила отправиться в детскую и провести время там. Комната встретила ее безмятежностью, светом, лучами солнца, пробивающимися через светлые шторы. Игрушки стояли так же, как и много лет назад. В углу располагались домики и куклы девушки. Втайне ото всех, она до сих пор иногда в них играла.
Она опустилась прямо на пол и взяла в руки большую красивую куклу с черными волосами и фарфоровой белой кожей. Её отец подарил, когда ей исполнилось четыре. Тогда он сказал, что она очень похожа на Маргариту. Так они ее и назвали. Погладив любимицу по волосам, принцесса улыбнулась, вновь погружаясь в воспоминания. Потом она осторожно взяла в руки музыкальную шкатулку. Удивительно, что она до сих пор работала. Открыв крышку, украшенную россыпью драгоценных камней, Валуа услышала такую родную и знакомую мелодию. Тихо она начала подпевать. Эту песню пела ей мать, когда Марго была совсем младенцем, мотив так крепко засел в памяти, что музыку и слова она всегда помнила наизусть. Хрустальный, нежный звук переливался, превращая всё вокруг в сказку, возвращение в прошлое. И вдруг, идиллию нарушил посторонний звук открываемой двери и тихих шагов. Это был Генрих.
