– Верно.

– Но ведь, учитывая, что сейчас интересы Валуа и нашей семьи противоположны, принятая позиция подействует во вред Генрике, – тихо произнесла Мария-Екатерина.

Глаза брата сейчас были безжалостны. В глубине души ему не хотелось давить на неё, но ведь его же убеждали точно так же! С самого детства его учили превыше всего ставить интересы семьи. Значит, и он теперь может заставить сестру следовать им, хоть и причинив ей боль.

– Ты должна, – произнёс Генрих ненавистное для самого себя слово.

– Ты предлагаешь мне предать того, кого я люблю.

– Но в выборе между ним и семьёй – на чьей стороне ты окажешься?

Мари опустила глаза в пол и не ответила. Герцог сам прекрасно знал ответ. Он знал, что, если нужно, она предаст кого угодно ради блага семьи. Несмотря на все хорошие качества, в борьбе она была способна на предательство.

Мари никогда не представляла собой невинной наивной чистоты, которой, например, являлась Марго. Сестра Гиза же прекрасно знала всему цену, была способна на интриги. Она была истинной дочерью своей семьи и сейчас было совершенно понятно, что она выберет.

– И в чём я должна убедить Генрике? – упавшим голосом спросила Мария-Екатерина.

– Необходимо, чтобы он не пожелал поддерживать идеи веротерпимости, которую предлагает его мать. Нам нельзя допустить возвышения гугенотов.

Она слабо кивнула, на большее сил не было.

Мари знала, что пойдёт на это, всё будет сделано. Что бы она не чувствовала – это не имеет значения.

– Зачем? – наконец, прошептала она, делая шаг назад, увеличивая разделяющее их расстояние.

– Королева-мать, быть может, пожелает прибегнуть к их помощи, если возникнет борьба с нами. Она боится нашего усиления. К тому же, гугеноты, наверняка, вскоре нарушат этот эфемерный мир или выкинут ещё что-нибудь подобное. Нельзя этого допустить. И ты должна всем нам помочь.

Мари вздохнула. Она лишь пешка. И, главное, ей ничего в этом не изменить, всё решили за неё. Недавно ей казалось, что она свободна, но сейчас убедилась в том, насколько хрупкой оказалась иллюзия.

Марго всегда старалась не вникать в политику. Жизнь казалась ей абсолютно прекрасной, и портить это мнение она совершенно не хотела. Принцессе нравилось видеть мир в розовых красках и она не желала касаться реальности, хоть и прекрасно знала, что она совсем другая, нежели её жизнь.

Прибывая в Лувре, где все новости распространялись с титанической скоростью, Марго всё равно удавалось оставаться в неведении относительно многих вещей. Поэтому всю ситуацию с гугенотами Маргарита понимала не полностью.

И вот, сейчас, когда Генрих, находясь в её комнате, мыслями был далеко, она совершенно не понимала, о чём можно так долго и напряжённо думать.

Сама принцесса с ногами расположилась на кресле, листая страницы "Декамерона". Читала она на итальянском.

Напряжённая молчаливость Гиза не радовала её.

И тогда громко и пафосно, Маргарита зачитала:"Да здравствует любовь и да погибнет война и все ее отродье!"*

От неожиданности Генрих встрепенулся. Внимательно посмотрев на возлюбленную, он издал нервный смешок.

– Твои итальянцы – оптимисты. Хотелось бы и мне произносить такие же громкие слова.

– Возможно. Зато здесь, в последнее время, все, напротив, угрюмы и заняты.

– Слишком много забот.

Вскоре они вновь замолчали.

Через какое-то время Генрих встал и начал ходить по комнате, не прекращая раздумий. Вскоре Марго надоело наблюдать за его нервными расхаживаниями.

– Генрих, я прошу тебя, обьясни мне одну вещь, – тихо, но твёрдо произнесла она.

Он остановился.

– Какую?

Зачем все эти войны? Почему мы должны вечно бороться с протестантами? Я не понимаю. Почему нельзя просто поддерживать мир?

Несколько мнгновений герцог озадаченно смотрел на неё, а потом вдруг рассмеялся.

– Мир? Меня иногда поражает твоя наивность! Какой, к чёрту, мир?! Им будет выгодно его нарушить, как только они поднаберутся сил. Нам нужно нанести первый удар, чтобы впоследствии не упустить удара в свою сторону. Но некоторые старательно не хотят понять простой истины.

– А что если гугеноты не собираются дальше предпринимать какие-то шаги? В конце концов, религиозный конфликт можно решить компромиссным решением! – возразила Марго.

– Если бы всё было так просто, – вздохнул Гиз. – Вы все – что ты, что твоя мать – верите в этот ваш "компромисс". Да поймите же, наконец, что он не может существовать! Это не просто религиозный конфликт. Кальвинисты – ересь. Та, которую нужно было искоренить в самом начале. Но сделать этого не успели. Ваш дед Франциск I поддерживал германских протестантских князей, потому что ему нужна была военная сила и союзники, ваш отец Генрих II только провоцировал протестантов к действиям, своими бесконечными угрозами, но ведь по существу ничего не сделал. Гонения лишь распаляют огонь вольнодумства.

– Но что плохого в стремлении людей к свободе?

– Для монархии это губительно. Видишь ли, все эти религиозные распри произошли не из-за мировоззрений. Неужели ты полагаешь, что всем участникам этих событий так важны догматы? Да половина здесь вообще по-настоящему не веруют! Дело совершенно не в религии. Скажу тебе больше, даже мы, Гизы, являющиеся радикальной католической партии, относимся в вере достаточно свободно. Уж я-то, как ты уже заметила, благочестием вовсе не отличаюсь. Так что главное – понимать, что дело не в религии.

Кальвинизм – лишь прикрытие. Заметь, что основные лидеры их движения – дворяне. Это просто те люди, которые пожелали противостоять королю. По примеру германских протестантов, они хотели бы разбить страну на много частей, не подчиняться правителю. Нельзя было позволить развиться этим вольнодумствам, но сейчас нам остаётся только бороться с ними. Эти люди не отступятся. Ими руководит и жажда лидерства, власти, и амбиции, и многое другое. Они ничем не отличаются от нас. Именно поэтому всё это может погубить Францию. Мы сражаемся за единство страны, а они за личные интересы. И главное, что это уже невозможно остановить. Всё зашло слишком далеко. Это не религиозная, а гражданская война. Либо мы их, либо они нас.

*"Декамерон" Джованни Бокаччо

========== Глава 27. Несостоявшаяся жертва ==========

Недели тянулись долго. Зима сменилась весной, солнце стало светить ярче, деревья распускаться, являя миру свои совсем свежие листья. На улицах Парижа стало ещё оживлённее, город радовался наступлению тепла.

Однако при дворе не стало спокойнее. Страсти, которые всегда руководили людьми высшего общества, неусыпно играли свою роль. Интриги, сложные сплетения судеб и действий – всё это только накалялось с каждым днём.

Мари исполняла то, что велел ей брат, она не посмела ослушаться. В своих расчётах он оказался прав: Анжу, как ни странно, прислушивался к словам Марии-Екатерины и вскоре отступился от идей веротерпимости. Ей удалось убедить его в том, что они опасны для Валуа, приводила доказательства того, что Колиньи планирует нарушить мир. Генрике все эти доводы показались вполне разумными. Он совершенно не был глуп, но Гиз и Мари всё настолько тонко продумали, что сложно было не попасться в эту ловушку. К тому же, у него была слабость – он мог поддаваться чужому влиянию. Как когда-то Генрике изменился из-за Дю Га и миньонов, до такой степени, что родные братья и сестра начали видеть в нём совершенно другого человека, так теперь поддался женщине, которую, притом, не любил, но отчего-то слушал.

Екатерина поведением сына была совершенно недовольна и начала подозревать, что происходит что-то не то. Не учли лотарингцы одного – способности королевы узнавать всё. Против итальянской хитрости было ничего не сделать. Гизам и невдомёк было, что Медичи узнала о связи принца с Марией-Екатериной, ведь её разведчики были самыми отборными людьми и вербовались долго, со знанием дела. Они могли проникнуть в любую тайну, оставаясь незамеченными. Да и флорентийка щедро им платила. Узнав, что происходит, она тотчас поняла проблему. И чем это грозило обернуться, едва ли представлялось Гизу и его сестре, когда они только начинали придумывать план.