– Я пришла попрощаться, – прервала она его.

Он на секунду замер, растерянно на неё глядя, но вскоре его черты прояснились.

– А, так ты решила навестить кого-то! Одного из многочисленных родственников? Всё-таки сложно иметь такое большое семейство. Честно говоря, я не могу понять, как они тебе всё не надоели.

– Нет, ты не понял. Я уезжаю навсегда! Боже мой, Генрих, ты совсем ничего не видишь и не понимаешь? Это просто поразительно! Я уезжаю в Наварру, к своему мужу, потому что здесь я потеряла всё.

Повисла гнетущая тишина. Генрих просто пытался переварить сказанное, но в глазах его плескалась пучина неверия и непонимания.

– Что за вздор ты говоришь? – наконец спросил он, как-то насмешливо, будто сейчас маленький ребёнок сказал ему незначительную глупость.

– Это не вздор, а моё решение. Да, представь себе, я, оказывается, способна принимать их сама, без тебя.

Гиз подошёл к королеве Наваррской, кладя руки ей на плечи.

– Мне кажется, это просто обычная женская истерика. Тебе стоит остыть и забыть всё, что ты сейчас сказала.

Он говорил с пугающей уверенностью. Теперь Марго ясно видела, что она для него – ничто. Королева, ахнув, оттолкнула его, отходя на несколько шагов, увеличивая расстояние между ними.

– Как же я раньше не поняла, что ты на самом деле из себя представляешь?! Я была глупой и наивной.

Генрих неопределённо взмахнул руками, затем поспешил к столу, на котором стоял кубок с вином, тотчас осушая его, пытаясь успокоиться. Затем он снова повернулся к Марго, больше не пытаясь подойти к ней.

Когда она шла сюда, ей хотелось покончить со всем молча и быстро. Но сейчас вдруг возникло желание высказать всё. Девушка взглянула на его будто мраморные черты, красивые, но безумно холодные, наконец, хоть что-то ощущая, потому что внутри разливалась кипящая лава боли.

– Генрих, знаешь, пора уже признать очевидное. Мне раньше казалось, что ты сказочный принц, но ты был прав, когда говорил, что это не так. Ты другой, не тот, кого я когда-то полюбила. Я не знаю, с какого момента началась наша ложь, – выдохнула она.

Он понял, что действительно что-то не так. Очень уж твердо и связно она говорила, будто вынашивала в себе это уже давно.

– Но почему ты так говоришь? Почему между нами всё не может быть, как прежде? Я ведь люблю тебя. С тобой я всё тот же.

Ему казалось, что ей должно быть всё это очевидно. Но, возможно, действительно стоит объяснить. Женщины всегда успокаиваются, когда им говорят о любви.

– Нет. Ты не мой Генрих. Ты страшный человек.

Он крайне удивился этим словам. Неужели действительно так кажется со стороны?

– Но тебе ведь известно, что это не так. Я не жестокое чудовище, как все считают, – воскликнул Гиз.

– Увы, в этом уже не уверена. Я начинаю бояться тебя, – ей на самом деле было страшно, человека, стоящего сейчас перед ней, она не знала. – Я боюсь того, кем ты стал. Ты всё никак не можешь признать простой истины, которая лежит на поверхности: всё во тебе рождает самоуверенность, самовлюблённость... Это желание возвыситься перед всеми и, главное, перед самим собой порождает амбиции. А они... Ты служишь им. Ты раб. Раб своих амбиций, самого себя. Когда-то ты любил меня, я знаю, но сейчас те времена прошли. Ты не любишь меня. Твои грандиозные цели для тебя важнее. А я устала, у меня больше нет сил бороться. Можешь считать меня слабой, можешь разочаровываться.

Генрих опустился в кресло, закрывая лицо руками. Она никогда не говорила этого вслух! Но что если он на самом деле стал таким? Изменений в себе часто не замечаешь.

– Может ты и права... Но прошу тебя, не уходи! Знаешь, да, я совсем пропащий человек, но без тебя я совсем паду... Ты нужна мне.

Он вдруг понял, что не сможет без неё, это заставило даже позабыть о гордости. Всегда была уверенность, что Марго будет рядом. Однако сейчас возникла угроза её потерять. Ему необходимо сделать всё, чтобы этого не произошло, чтобы конец был счастливым.

– Нет, – покачала головой Марго. – Я и так слишком долго вытаскивала тебя на поверхность, пыталась удержать, но ты всё равно срывался. Ты мне когда-то обещал слишком многое, а я, как дурочка, верила. Но я тогда не знала, что ты не умеешь останавливаться. Тебе всегда всего будет слишком мало. Ты будешь стремиться и дальше, со мной или без меня, в общем-то, тебе на самом деле не важно. Не лги мне, я тебе больше не нужна. Когда-то это были три главных слова. Но теперь они – лишь пустой звук, ты сам лишил их смысла, столько раз произнося ложные обещания. Я слишком много раз тебя прощала. И больше не буду. Ты сам знаешь, я всего лишь слабая женщина. Я больше не буду бороться, прости, но я отступаюсь. Мне хотелось верить тебе, когда ты обещал, что не станешь злодеем, но после оказался одним из зачинщиков Варфоломеевской ночи. Я желала быть с тобой, даже тогда, когда ты выступал против моего мужа. Я смотрела сквозь пальцы, когда ты пошёл против моей семьи. Сколько раз мне пришлось предавать ради тебя? И дорогих мне людей, и себя саму. Но что я получила в ответ? Безразличие, боль, страх, насилие... Ах да, ты же не знаешь! Я не изменяла тебе с Дю Га, он просто пришёл и взял меня силой. Видишь кем я стала из-за тебя?

Генрих был поражён. Он не знал. Теперь же просто молчал и смотрел на неё. А она продолжала:

– Что же ещё? Угрозы твоего брата, твоё молчание, когда они сыпались на меня. Потоки крови, окружающие меня, снящиеся в кошмарах. В конце концов, опровержение прав моей семьи на престол. И за что всё это? Но, поверь, я бы простила тебе, что угодно, если бы у меня только были силы. Но, к сожалению, они закончились. А главное, я теперь понимаю, что ты меня больше не любишь, хоть сам, возможно, этого пока не осознал. Я пыталась быть сильной, но с меня хватит. Я полностью отдалась тебе, предала все остальное. У меня не хватило ни сил, ни гордости чтобы сохранить себя. Я стала лишь жалкой тенью. Твоей тенью. И если бы ты сейчас попросил прощения, я бы, как всегда, не смогла отказать. Тебе это прекрасно известно. И сейчас я умоляю тебя: не надо опять врать и говорить твоё вечное "прости". Пожалуйста! Сжалься... Отпусти меня... Мы когда-то были счастливы, но это время прошло. Я не могу больше гореть в проклятом пламени! Я погибаю вместе с тобой и молю: отпусти! Позволь уйти... Я должна сделать это сейчас. Хотя, пожалуй, уже поздно. Ты просто растоптал меня, убил. Видишь кем я стала? Я сломлена.

Видя её отчаяние он всё понял. Вдруг почувствовал, что в данный момент теряет что-то очень важное. Но поздно. Марго из-за него столько страдала, в ней когда-то была душевная сила, но именно он, как вампир, высосал её до последнего. Из её глаз лились слёзы, она умоляла больше не мучать её, отпустить. И он не мог не сделать этого. Доламывать это хрупкое, нежное, ранимое существо не было его правом. Генрих хотел бы всё искупить, но понимал, что уже нельзя. Да и раньше не было возможности. Даже ради неё он не стал бы жертвовать всем, до чего сейчас дошёл и куда пойдёт дальше.

Видимо, когда-то его дядя был прав.

"Ты всегда был слишком порочен для чего-то чистого! Любовь – это не для тебя. Однажды ты это поймёшь. Ты не можешь творить добро. Грязь, грехи, низменные страсти – всё это всегда будет с тобой. Сейчас ты слишком молод, красив, чертовски обаятелен, умён, богат... Тебе светит блестящее будущее! Кажется, что всё будет превосходно. Но когда-нибудь оглянувшись назад ты сам поразишься своей развращённости и поймёшь, что ходишь по загубленным душам, не в силах остановиться. Иначе никак", – когда-то давно произносил кардинал эти слова, проклятье Генриха. Он знал, что так и будет. Герцог тогда был юн, не верил ему, смотрел на свои прекрасные идеалы. Но ныне они растаяли в накалённом воздухе. Осталась лишь реальность, ещё давно предугаданная дядей.

Гиз понимал, что, возможно, всегда будет жалеть. Но последнее хорошее, что в нём оставалось именно сейчас шепнуло ему правильное решение.

– Я отпускаю тебя, – тихо прошептал он.