– Так ты это серьёзно? – проронил он. – Не высоко ли метишь?

Когда Генрих повернулся к нему, в его глазах блеснуло пугающее всесжигающее пламя.

– Для меня никогда не будет высоко, я всегда буду стремиться выше и выше.

От ледяного огня в его глазах становилось не по себе. Раньше в них этого не горело. Эжену на секунду стало страшно, что в Генрихе что-то безвозвратно переменилось, что-то его захватило. В этот момент ему в голову пришло то единственное, что может помочь.

– А Маргарита? – тихо спросил он. – Ты хочешь пойти против её семьи. Понимаешь, что она не сможет сделать выбор?

– Марго-Марго... – вздохнул Генрих.

На миг пламени в его глазах стало меньше.

Он и сам не знал. Сейчас в душе его боролись два чувства: любовь к ней и амбиции, влекущие его всё выше. И если тот Генрих, который жил в нём пару лет назад, по причине своей молодости и пылкости явно выбрал бы любовь, то нынешний Генрих действительно не знал, какую сторону в собственном душевном противоборстве признать.

Но, в конце концов, он сделал вывод: если Марго достаточно сильно любит и хочет быть подле него – она выберет его сторону и простит ему всё.

– Мои чувства и её не должны стать преградой для будущего Франции, – даже не успев до конца осознать, что говорит, ответил он.

Бланше вздрогнул. Неужели это его выбор?

Стремительно летя по коридору Лувра, едва касаясь пола своей лёгкой походкой, Марго вдруг ощутила счастье и безбрежное спокойствие. Ей почудилось, что она сходит с ума. Началась война, а она радуется. И совсем немного причин для этого нужно, лишь та, что Генрих не уехал, а остался здесь, с ней. Ей даже не пришло в голову узнать причины, по которым он решил так поступить. Ей, как наивному ребёнку, отчаянно верилось, что это из-за неё, что он решил пощадить её чувства, остаться с ней.

Единственное, что её смущало – это низкорослая грузная женщина с раскрасневшимся лицом и волосами соломенного цвета, с маленькими мутными глазками, взгляд которых пробирал насквозь и с поджатыми бледными губами. Её звали Екатерина Клевская. И она была женой Генриха.

Зачем только ей понадобилось приехать? В конце концов, с Гизом они не виделись несколько лет, прекрасно существовали отдельно. Так почему же сейчас? Валуа не знала, что Генрих сам позвал жену с сыном, должно быть, чтобы ещё больше поднять свой авторитет в глазах лигистов, так как у него был наследник, в отличие от короля, от которого Луиза всё никак не могла забеременеть.

Марго впервые увидела жену своего возлюбленного вчера, когда герцогиню де Гиз представляли ко двору. Держалась она достаточно тихо, но отчего-то в её интонациях, когда она отвечала на чьи-либо вопросы, слышалась озлобленность.

Генрих, который ввёл жену под руку, подходя с ней к помосту, на котором сидели король и королева-мать, проделав это, тотчас отошёл к Маргарите и встал подле неё, чем вызвал удовлетворённую улыбку на её губах. В тот же миг королева Наваррская встретилась с недоумевающим взглядом Екатерины Клевской, которая, разумеется, слышала слухи о своём муже и сестре короля, но не ожидала, что здесь их отношения так явны, а ей места в них совсем нет. Марго не удержалась от того чтобы взглянуть на неё надменно, показать, что Генрих безраздельно принадлежит ей одной и она имеет на него куда больше прав, чем законная супруга.

Маргарите не было нужды волноваться, ведь Гиз ей не солгал: Екатерина была совсем некрасива. Однако беспокоило её другое...

Она видела встречу своего любимого с маленьким мальчиком, голубоглазым белокурым ангелочком. Генрих смотрел на него как-то удивлённо, а малыш, схватившись за юбку матери, боялся от неё отойти. Но затем Гиз протянул к нему руки и промолвил:

– Иди сюда. Я твой отец.

И мальчик пошёл. Крохотные неуверенные шажки, удивлённый взгляд. Когда он приблизился, герцог неловко погладил его по головке, совсем не зная, что делать.

Эта странная встреча величайшего политического деятеля того времени со своим собственным наследником была странной, казалась чуть ли не противоестественной.

Происходила она в зале дворца Гиза, а Маргарита наблюдала за ней из-за колонны, где притаилась, сама не зная зачем. Давно забытые терзания вновь вернулись к ней. Вдруг он предпочтёт семью? Нет, конечно, не это некрасивую неприятную женщину, но ангелоподобного мальчика.

Марго задумчиво провела рукой по животу. Она не хотела детей. Пока что. Да и что бы это изменило? Они всё равно не женаты с Генрихом. Но это пока. В данный момент она не растеряла глупой веры, что когда-нибудь они будут вместе.

Она ничего не сказала ему по поводу его жены и сына. Не хотелось даже напоминать. Она не могла потерять его. Ведь жизнь без него, без преувеличений, была уже немыслима. Ей нравилась каждая мелочь с ним: его рваные поцелуи в коридорах Лувра, его прерывистое дыхание и какие-то беспорядочные слова, слетающие с приоткрытых губ во сне, его привычку оставлять колет валяться на полу, его умение завязывать её корсет, когда она спешно от него уходит, как-то по-особому, ведь даже здесь ему нужно оставить лишь свою подпись. Все эти глупости составляли для неё жизнь, она ими наслаждалась. Ей их любви никогда не будет много. Ей нравилось в нём всё, он стал её чёртовым идеалом, зависимостью, что дико пугало, но, в то же время, теперь уже и не представить было жизни без него.

Именно поэтому она решила сделать вид, что ничего не произошло. Как ни странно, Клевская поселилась в доме мужа. Тогда Марго решила, что в ближайшее время постарается туда наведываться пореже, ведь Генрих сам может навещать её в Лувре и оставаться там сколько угодно, поскольку никто не увидит его в её покоях.

Тогда Марго ещё не знала, что достаточно скоро наличие в Париже жены и сына Генриха станет наименьшей из их проблем.

По настоящему Генрике пришёл в бешенство, когда Гиз совершил очередную безумную вещь – поспособствовал ещё одному предательству в семье Валуа.

"Это ты убедила меня помиловать Франсуа! Это ты продолжаешь постыдную связь с врагом короны! А теперь, погляди, они нынче заодно!" – кричал он на Марго, уже поздним вечером вызванную к нему в кабинет.

Она держалась с достоинством, при этом, не совсем понимая, о чём речь. Ей было неизвестно, что Гиз специально переманил Франсуа на свою сторону.

Анжу бросался из одной крайности в другую: сначала ушёл воевать бок о бок с протестантами, а теперь принял сторону католиков. Оставаться при брате ему не хотелось, потому что он всё ещё не оставил честолюбивых мечтаний о власти. И вот, как солнце на горизонте во время восхода, появился Гиз, который предлагал ему помощь, поддержку, а также преданность Лиги. И, в добавок ко всему, возможно, власть. Принц не смог не согласиться. Он оказался крайне легковерным, будто не понимая, что Гиза далеко не его стремится возвести на трон.

"Что ж, болван, считай, что это для тебя мы расчищаем путь к трону", – думал Генрих.

Хотя, должно быть, у него был какой-то секретный план, нацеленный на совсем другое.

В Париже и в сложных переплетениях взаимоотношений в Лувре воцарилось хрупкое равновесие, которое вот-вот должно было сломаться, и тогда всё рухнет.

Война не замедлила начаться. Однако на этот раз с самого начала у католиков явно было больше преимуществ.

Армия герцога Анжуйского, как только начались боевые действия, взяла Ла-Шарите и Иссуар, перебив три тысячи гугенотов. Кажется, Франсуа полностью влился в большую военную игру, на этот раз его имя было слышно куда больше, чем в прошлой войне.

– А Гиз благоприятно на него повлиял, – насмешливо заметил Дю Га, сидя в кабинете у Генрике, когда тот слушал доносы о том, что происходит на полях сражений.

– Если бы это не было столько неблагоприятным для нас, – вздохнул король.

Буквально через пару месяцев пришли вести о том, что армия герцога Майеннского взяла Рошфор, Маран и Бруаж.