Через какое-то время, в очередной раз делая фигуру танца за руку с Бюсси, Маргарита вдруг почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд. Когда она обернулась, ей показалось, что комната переворачивается, а сама она безвольно повисает в пространстве. Видение это или действительно Он?

А человек, который был никем иным, как герцогом де Гизом, смотрел на неё и ему казалось, будто года разлуки и не было. Он воевал, слышал звон битв, скрежет шпаг, шипение огня, видел кровь, смерть, боль, а Марго всё та же. Ничуть не изменилась пронзительная синева глаз, которую он видел издалека, не стали меньше блестеть чёрные волосы, не потемнела мраморная кожа. Всё та же Марго, его Марго. Он нередко думал о ней, хоть и был далеко. Единственное, что ему совсем не нравилось – это сеньор де Бюсси рядом с ней. Этот неприятный субъект Генрих заметил ещё раньше, прежде чем успел с наслаждением рассмотреть возлюбленную. Что он здесь делает?!

"Все вон", – произнёс Гиз.

Он не повышал голос, в его тоне не было угрозы, напротив, произнёс герцог это не слишком громко, совершенно спокойно. Но, услышав его и обернувшись, затем поняв, кто перед ними, все присутствующие поспешили к выходу, попутно распространяя по комнате звук перешёптываний.

Вернулся человек, про которого столько говорили в последнее время. Когда распространилась новость о его ранении, в Париже чуть было не начались беспорядки, благо, вовремя успели выяснить, что герцог жив. Осталось лишь одно упоминание о том инциденте, который произошёл во время битвы при Дормансе – на левой щеке Гиза теперь красовался продольный шрам, который, тем не менее, его не портил. Придворные дамы уже успели отметить, что это, напротив, придаёт его лицу ещё больше пленяющего мужества.

Бюсси, в нерешительности замерший на середине пируэта, неловко поклонился Маргарите, протараторил что-то о том, будто только сейчас вспомнил о срочных делах и тотчас исчез вместе со всеми.

Когда они остались вдвоём, Генрих сделал несколько шагов вглубь комнаты.

– Здравствуй, – просто произнёс он.

Марго вздрогнула. Гиз смотрел внимательно, но ничего пугающего в его взгляде не было, однако она ощутила мурашки.

– Здравствуй, – нерешительно кивнула королева.

– Вижу, тебе не приходилось здесь в моё отсутствие умирать от скуки.

– Нет, я прекрасно проводила время.

– Что ж, я рад.

Со стороны их разговор казался смешным. Можно подумать что, что они попросту издеваются друг над другом.

– Как на войне? Всех победили? – осведомилась Марго, поворачиваясь к нему спиной и непринуждённо отходя к окну.

– А то ты не знаешь, – усмехнулся Генрих.

– Шрам, между прочим, тебе к лицу, – хмыкнула она.

– Что ж, спасибо. Но отчего же ты мне оказываешь такой холодный приём?

– Ничуть, – пожала плечами она.

Генрих прошёлся по столь знакомой ему комнате, исподлобья смотря на фигуру, замершую у окна. Как-то странно было говорить, не видясь до этого так долго.

– Какого чёрта здесь делал этот пустоголовый франт Бюсси? – наконец задал он интересующий его вопрос.

– Ты о моём друге? О, именно благодаря нему я за этот год не умерла со скуки, как ты только что верно подметил.

Он тихо подошёл к ней, укладывая руки на плечи и, наклоняясь совсем близко к её уху, прошептал:

– Сделаем вид, что я ничего не видел. Но если узнаю, что между вами что-то было – завтра же получишь его голову в коробке, перевязанной подарочной лентой.

И произнесено это было таким тоном, что Маргарита поняла: он не шутит.

А Генрих, сказав это, тотчас, не оборачиваясь, пошёл к выходу. Королева Наваррская, секунду простояв в оцепенении, сорвалась со своего места, догоняя его и порывисто обнимая со спины.

– Святые небеса, как я скучала! Неужели ты думал, что я смогла бы...

Герцог обернулся к ней, уже с совершенно благодушным видом.

– Не думал. Именно поэтому, увидев его здесь, не прирезал на месте.

Марго уткнулась носом ему в шею, наполняясь тем самым счастьем, которое приходит вместе с тем, по кому долгое время безумно скучали. Пальцы её скользнули по щеке, нежно провели вдоль шрама.

– Я очень переживала, – шепнула она.

– Но я ведь обещал вернуться. А принцы крови всегда держат свои обещания.

========== Глава 71. Фонтенбло ==========

На Юго-Восток от Парижа по большой дороге ехала огромная процессия, состоящая из карет, повозок, всадников, мулов и лошадей. Двигалась она небыстро, всё благодаря её габаритам. А если ещё учитывать месяц июнь, который выдался в этом году таким жарким, какого не было ещё со времён Генриха II, можно было смело утверждать, что процессия, куда бы она ни направлялась, вынуждена будет перенести долгий и утомительный путь.

Это Генрике принял решение отправиться с двором в одну из загородных резиденций – Фонтенбло. Замок и прилегающие к нему леса были прекрасным местом, где можно было отдохнуть, насладиться спокойной жизнью после городского шума, ни в чём себе не отказывая, поскольку здесь всё было обустроено не хуже, чем в Лувре. Франциск I, по приказу которого строили Фонтенбло, позаботился о роскоше и комфорте. Замок был очень большим, с множеством комнат, а территории его лесов просто огромны. Это было прекрасное место для охоты и блаженного времяпрепровождения, однако, как теперь выяснилось, путь туда оказался нелёгким.

Многие были недовольны таким положением дел: они бы предпочли остаться в изнывающем от жары Париже, чем в духоте трястись немалое расстояние от столицы до резиденции.

Одним из этих недовольных был Дю Га, который, когда карета подлетела на очередной кочке, издал громкий стон и, обращаясь к королю, возопил:

– Генрике, сделай уже в своей Франции эти чёртовы дороги!

Валуа, которому пришлось слушать его стенания всю дорогу, оставался удивительно спокойным.

– Дай мне денег, и я дороги хоть золотом вымощу, – отозвался он, даже не отрывая взгляда от книги, которую читал в пути, лениво развалившись на подушках.

Дю Га отметил, что эта была "Естественная теология" Раймунда Сабундского – та самая книга, которую недавно королева Наваррская вынесла на всеобщее обсуждение в своём салоне. Однако он решил проигнорировать этот момент.

– Тебе всё смеяться! А мне, между прочим, уже всю заднюю часть отбило!

– Так почему ты не поехал верхом вместе с Келюсом, Сен-Люком, д'Эперноном, Шомбергом и Можироном? – поинтересовался почти спящий Сен-Мегрен, при этом обнимающий маленького королевского щенка, устроившись у ног короля.

– Потому что у меня болит поясница! – продолжал излагать свои страдания Луи.

В этот момент за окошком кареты раздался громкий ржач коня и звук галопа. Все удивлённо взглянули туда и успели заметить лишь то, как мелькает в проёме синее одеяние герцога Анжуйского.

– Никак не может надышаться воздухом свободы, – прокомментировал сердитый Дю Га, которому было завидно, что некоторым не приходится трястись в душной карете. – Не понимаю, Генрике, зачем ты его простил?

Король лишь отмахнулся. В это момент раздался храп Сен-Мегрена. Должно быть, Морфей всё же одержал победу над ним.

А Луи, между тем, всё не успокаивался:

– Я одного понять не могу. Ты ведь уже тогда принял решение насчёт своего брата. Так почему потом его поменял? Это из-за Маргариты?

Если до того болтовню Дю Га можно было игнорировать, то теперь Генрике мгновенно вскинул голову и захлопнул книгу.

– Какие глупости! При чём тут моя сестра?

Луи внимательно глядел на него и ему удалось заметить, как у короля на лице дрогнул мускул. Этого было достаточно, чтобы подтвердить то, что он и так заметил.

– Это она убедила тебя. Я знаю.

Генрике был удивлён, однако отпираться не стал. В конце концов, Дю Га он доверял безраздельно. И не напрасно, поскольку тот бы его точно никогда никому не предал. А Сен-Мегрен тоже был его доверенным лицом, к тому же, сейчас он спал крепким сном и ничего не слышал.

– Допустим. И что дальше?