Они снова замолчали.

Анжу надоело созерцать долину и он вновь перевёл взгляд на мадемуазель де Водемон.

– Почему же вы смотрите на меня, как на преступника? – не выдержал он.

Действительно, её обращение с ним было странным. Эти односложные ответы, безучастный тон, нежелание поднять глаза.

– Вы ошибаетесь, Ваше Высочество, я не гляжу на вас.

И впрямь. Она же действительно не смотрела.

– Это у вас такое местное особенное высокомерие проявляется?

– Вы считаете, что я высокомерна? – Луиза вновь позволила себе поднять голову.

Теперь он видел её профиль перед собой.

– Не знаю. Но я не понимаю причин, по которым я вам неприятен.

Её тонкие светлые брови нахмурились.

– И вовсе не...

– Полно, – оборвал её Валуа. – Вы не желаете даже со мной беседовать.

Луиза поджала губы.

– Вы заигрываете с моей мачехой, Ваше Высочество, – вдруг ни с того ни с сего заявила она. – У нас подобного не принято.

Он опешил.

– Вот как? Не думал, что девушка столь строгих взглядов, как вы, может видеть подобное, особенно, там, где его нет.

– Что ж, значит, я ошиблась и прошу меня простить, – покраснела она.

Должно быть, сама уже жалела, что это сказала.

– И это всё что вам во мне не нравится? Я вас умоляю, мы здесь одни, никто не слушает. Я прошу вас быть искренней. Вы же можете сказать всё, что думаете?

– Я не привыкла откровенничать с незнакомцами.

– Но я не незнакомец. Я брат короля Франции. У тому же, мы с вами знакомы ещё со вчера.

Луиза вдруг резко воззрился на него. Прямо, неприкрыто. Он даже поёжился от этого взгляда. Её юное лицо сейчас выражало какую-то прямоту, которой до этого в ней не было ни капли.

– У вас плохая репутация. А ещё... У вас взгляд недобрый, – совершенно по-детски заявила она. – А ещё вы пытаетесь казаться весёлым, но вы очень несчастны.

От неожиданности Генрике расхохотался.

– Интересное заявление. И странные претензии. Однако про то, что я несчастен, вы абсолютно правы.

Луиза поспешно отвернулась.

– Простите, – пробормотала она, кажется, собираясь уходить.

– Но постойте! Не уходите, – остановил её Генрике.

– Мне пора, – протараторила быстро, будто просто мечтая поскорее отсюда сбежать.

Но он не хотел так просто отпускать эту странную девушку. Ему нравилось провоцировать её, а потом наблюдать за реакцией. В такие моменты ощущаешь свою власть над другим человеком.

– Вы всё же не желаете со мной говорить, – лукаво заметил герцог.

– Приходите завтра на мессу, – сказала Луиза и, поднявшись с камня, направилась прочь.

Он даже не успел предложить ей проводить её.

Оставшись в одиночестве, Генрике опять усмехнулся. Весьма нелепый разговор!

"Чёрт бы меня побрал, если бы мне хватило ума в своё последнее воскресенье во Франции идти в церковь! Эта лотарингская монашка, верно, совсем безумна. Маленькая гордячка!"

Но, по совершенно непонятным для самого себя причинам, с утра на следующий день Анжу стоял в церкви, находившейся при замке. Она была небольшой, но вполне уютной. Готический стиль, однако без помпезности, которую можно было наблюдать в Нотр-Даме, весьма скромное убранство.

Генрике совершенно не испытывал религиозного экстаза, но, тем не менее, не мог сдвинуться со своей скамьи, потому что он был полностью увлечён наблюдением за Луизой. Он, собственно говоря, ради этого сюда и пришёл.

Бледная, призрачная девушка, очень худая, будто сотканная из воздуха. Практически белые волосы, прозрачные голубые глаза. Да, он всё же смог определить, что цвет у них голубой.

Скорее призрак, а не человек. Невесомые движения, едва слышный голос, опущенные печальные глаза. Что за таинственная грусть скрыта в её душе? Откуда эта покорность?

Какая-то всеобъемлющая чистота. Практически святость. Колени, упирающиеся в каменный пол часовни. Наверняка, они очень худые – эти колени. С выпирающими костями. А если прикоснуться к ним губами, как часто делают это страстные любовники в порыве чувств, должно быть, почувствуешь, что они острые... Нет-нет, Луизу де Водемон точно не представить в роли одного из страстных любовников. От одной мысли об этом становится смешно.

Она напоминает святую. Бескровные губы исступлённо шепчущие молитву, полная отдача.

Генрике видел, как она молится. Погружаясь полностью, будто лишаясь сознания.

Генрике мог бы цинично заявить, что она окончит свои дни в монастыре.

И Генрике вдруг почему-то захотелось избавить её от такой печальной участи.

Выходя из церкви он на секунду подумал, что сходит с ума. Вместо того чтобы наслаждаться последними днями во Франции, он наблюдает за какой-то особой, явно ни от мира сего. И ради чего?

Но за обедом, который Клод давала во дворце, Валуа снова не мог отвести взгляд от Луизы, сидящей на другом конце стола. Она ни с кем не говорила, практически ничего не ела. Пила воду, а не вино, как все остальные.

Ещё с детства на скучным мероприятиях он любил выбрать из толпы какого-нибудь необычного человека и наблюдать за ним. Но почему на этот раз Луиза?

На секунду Генрике даже предположил абсолютно глупую мысль: быть может, он случайно влюбился?

Но поспешно сам над собой посмеялся. Нет, это решительно невозможно. Он бы может и хотел влюбиться хоть в кого-нибудь, но, увы, сердце его всё ещё было занято другой девушкой, которая осталась Париже.

Да и эта прозрачная особа совсем не в его вкусе.

Единственное, что ему вдруг захотелось – это увидеть, как Луиза улыбается.

Генрике осторожно выглянул из-за кустов. Он решил примириться с тем, что, кажется, сходит с ума, и теперь без зазрений совести подглядывал за прогуливающийся по саду дочерью графа.

Правда садом эти несколько дорожек, окружённых огромными лохматыми деревьями назвать было весьма сложно. Но главное не это, а то, что Луиза была вполне настоящей и осязаемой.

Генрике поймал себя на мысли, что наблюдая за ней, он перестаёт вновь прогонять в сознании всё то, что его мучало. Необходимость прощаться с родиной, образ братьев и сестры, оставшихся в Париже, которые упорно не выходили у него из головы – всё это отступало на задний план, когда он смотрел на неё.

Проходя совсем близко к его укрытию, девушка вдруг резко остановилась.

– Ваше Высочество, – кажется, её тонкий голосок никогда ещё не звучал так громко, – вам нет нужды прятаться, я вас вижу.

Анжу, ничуть не смутившись, тотчас вылез из-за кустов.

– Добрый день, – поздоровался он, подходя к ней.

От маленького расстояния, которое осталось между ними, Луиза, кажется, ощутила дискомфорт. Зрачки её забегали, щёки покрыл румянец.

– Что вы делаете? – прошептала она.

– Слежу за вами.

– Зачем?

– Не знаю. Захотелось.

Никто из них не сдвинулся с места. Генрике – потому что ему нравилось её смущать, Луиза – потому что не смела.

– Вы всегда делаете то, что хотите? – спросила она, чисто машинально разглядывая узор на его вишнёвом колете, который сейчас был у неё перед носом.

– Да, – подтвердил он. – И, надо сказать, от этого чувствуешь себя куда лучше. Попробуйте как-нибудь.

Из её тугого пучка выбилась одна прядь. Хоть что-то в ней не идеально.

Генрике заправил локон ей за ушко. Она вздрогнула от таких действий.

– Вы такая странная, – вдруг, произнёс он.

– Вы тоже, – она даже не успела проконтролировать, как это сорвалось с её губ.

Молодой человек сам плохо понимал, что делает. Он вдруг склонился к ней и прошептал:

– Луиза... Спасите меня...

Она была предельно напугана. Но его это не волновало.

– Я не могу, Ваше Высочество, – совсем тихий шёпот.

– Можете, – убеждённо сказал он. – Знаете, я ведь плохой человек, признаюсь вам честно. Но это уже не важно. Мне сейчас тяжело и, надо сказать, я напуган. Меня страшит будущее. Не знаю, что со мной будет дальше... Но... Луиза, вы будете меня вспоминать, когда я уеду? Хоть раз вновь подумаете обо мне?