Он видел, что ей некомфортно. Она привыкнет в конце концов, но сейчас видеть всех их для было неё нестерпимо. И его общество приносило ей лишь муки. Маргарита кивнула. Хорошо, что он хотя бы всё понимал.

– Ты меня ненавидишь? – единственное, что ему хотелось знать.

– Не знаю, – призналась она. - Сказала бы, что всех вас ненавижу. Но слишком много ненависти в последнее время, не хочу становиться её рабой. Поэтому нет, не ненавижу.

Принц был благодарен ей за честность. У самых дверей он вдруг обернулся к ней.

– Не беспокойся, Марго, – горестно усмехнулся Генрике, – Карл всё равно мечтает сослать меня в Польшу, чтобы я там правил. Так что моё присутствие тебе долго докучать не будет. Но помни, ты Валуа. Ты одна из нас.

С этими словами он оставил её. А королева Наваррская сжалась на кровати, обнимая подушку.

Одна из них... Это звучало словно проклятие. Она одна из Валуа, она такая же, как они и этого не изменить.

========== Глава 52. Боль на двоих ==========

Когда двор возвращался обратно, пробыв какое-то время на Монкофоне, у короля и королевы-матери в голове крутился лишь один вопрос:"Что он себе позволяет?!"

Гиз перешёл всякие границы. Нет, нельзя сказать, чтобы он делал что-то противозаконное. Он просто ехал на коне, ни слишком медленно, ни слишком быстро. Но делал герцог это с таким видом, будто король здесь он. Всё – его выправка, гордая улыбка, величественный взгляд, – всё говорило об этом. Люди, толпящиеся вдоль дороги, по которой ехала процессия, кричали его имя. Они были уверены, что это его заслуга – уничтожение протестантов.

– Мы сильно прогадали, – заметила Екатерина.

Надо сказать, свои ошибки она признавать умела, хотя делать это ей приходилось нечасто.

– Я его казню, – оставалось процедить Карлу.

Королева устало откинулась на подушки, которыми щедро был устлан экипаж.

– И по какому же приговору, интересно мне узнать? – скептически поинтересовалась она.

Король нахмурился и ничего не ответил. Он лишь подумал о том, что даже будучи правителем крупнейшего европейского государства, он не имеет права избавиться от одного-единственного человека, мешающего власти, тогда как уничтожение нескольких тысяч – дело вполне нормальное и безнаказанное.

И где в этом мире справедливость?

Когда они прибыли во дворец, первым делом Карл послал узнать, что с Марго. Ему доложили, что она очнулась и теперь отдыхает. Этот ответ его удовлетворил, и отправиться к сестре лично он не счёл нужным.

Вместо этого король пошёл в библиотеку, где любил подолгу сидеть, сочиняя стихи. Он был воистину поэтом, задумчивой натурой, склонной к мечтаниям. И, стоит отметить, что к поэзии у него было куда больше талантов, чем к управлению государством.

Библиотека в Лувре была собрана достаточно большая. Составлять её начал ещё Франциск I. Наполнение её он поручил своей фаворитке, Анне д'Этамп, которая, будучи женщиной утончённой и образованной, заказывала все лучшие новинки, которые где-либо появлялись.

И сейчас, направляясь в библиотеку, Карл наслаждался предвкушением того, что ему вот-вот представится возможность, наконец дописать сонет, который он начал на прошлой неделе.

Войдя туда, он с благоговением вдохнул обожаемый им запах книг. Здесь всё им пропахло. Рядами возвышались шкафы из благородного тёмного дерева, наполненные фолиантами разных цветов и размеров. Карл двигался вдоль полок, любовно поглаживая корешки.

Но, выйдя к той части библиотеки, где располагались столы и кресла, в которых, как правило, можно было так уютно устроиться и погрузиться в сотни литературных миров, он едва подавил разочарованный вздох. За одним из столов молодой человек увидел мать, которая сосредоточенно перелистывала страницы какой-то толстой достаточно старой книги.

Прощай, прекрасный сонет!

Присутствие этой женщины явно не настраивало на романтический лад, которым обычно была пронизана поэзия Карла.

Услышав, что кто-то вошёл, королева подняла глаза.

– И ты здесь, – удивилась она, – какое совпадение!

– Я вас здесь нечасто встречаю, – заметил он, даже не удосужившись перестать хмурить брови.

Она лишь пожала плечами.

Карл устроился напротив, ощущая какую-то неловкость.

– Что же вы читаете? – осведомился он.

– Перечитываю труды Никколо Макиавелли. Прекрасный был философ, мудрейший человек! Мой соотечественник, между прочим.

– С чего это вдруг вас потянуло на философию?

– Философия напрямую связана с политикой. Ты же сам читал, наверняка знаешь.

– Верно. Читал. Макиавелли... Ах, да! Тот самый человек, который так восхищался Чезаре Борджиа.

– Именно.

Король не сдержал усмешки.

– Но Чезаре Борджиа плохо кончил. Не находите ли вы, что философ, так рьяно выступающий в его поддержку, не лучший ориентир?

– Полно, – парировала Екатерина. – Надо сказать, Борджиа был прекрасным полководцем. Но, увы, ему не повезло. Везение играет огромную роль в наших жизнях! К тому же, заслуги Макиавелли не сводятся к одним лишь трудам, посвящённым этому человеку.

– И что же такого ещё он пишет?

– А вот послушай:«Когда на чашу весов поставлена высшая ценность — единство государства, правитель не должен бояться прослыть жестоким. Можно казнить смутьянов столько, сколько нужно, потому что казни касаются судеб немногих, а беспорядок — бедствие для всех», – прочитала она, поднимая взгляд и внимательно смотря в глаза сыну.

Король напрягся. Явно Медичи не просто так это прочитала.

– К чему это? – осведомился он.

– А то неясно! Карл, нужно объявить во всеуслышание, что произошедшее в ночь святого Варфоломея – наша воля. Пойми, если мы будем делать вид, что мы не при чём и сами добры, благочестивы и крайне гуманны – люди не полюбят нас больше. Это не в наших силах. Так пускай они хотя бы нас боятся. Пускай видят, что мы не безвольны, а крепко держим власть в своих руках. И если кто-нибудь посмеет на эту власть посягнуть – с ними разговор будет краток. К тому же, посмотри! Сейчас все думают, что это Гиз. И что же? Он стал их кумиром! Такими темпами мы дождёмся того дня, когда они его объявят королём! И, поверь, он не станет благородно отодвигаться, чтобы дать дорогу нам со словами:"Ваше Величество, пока вы на секунду отходили, я немного погрел вам трон, чтобы ваше царственное сидалище не мёрзло". Нет, напротив, он ухватится за власть и уже ни за что её не отпустит.

Карл поморщился.

– Как грубо.

– Но, к сожалению, так оно и будет.

– Однако есть проблема. Прошло всего несколько дней, а из Англии к нам уже прибывают гонцы с гневными посланиями от Елизаветы и парламента. Они возмущены тем, что происходит у нас в стране! И если мы признаем, что это было по нашему указу, мне страшно представить, что тогда будет!

Екатерина слушала его абсолютно бесстрастно. Разумеется, у неё уже был готовый ответ, который она тотчас озвучила:

– А известно ли тебе, что Филипп Испанский и Папа Римский шлют нам свои поздравления? Поговаривают, что, когда Филиппу донесли об избиении гугенотов, видели, как он впервые в жизни смеялся. А Папа Римский приказал играть "Te Deum". Они ликуют! И сейчас гораздо более ценными союзниками для нас будут католические державы. Только представь, Испания, наконец, перестанет нам угрожать! Франция сможет вздохнуть спокойно.

И ведь она была права. Всё шло к тому чтобы признать, что Варфоломеевская ночь была волей короля.

И уже 26 августа правительство во всеуслышание объявило об этом. По всей Франции были разосланы манифесты о том, что протестанты наказаны за неповиновение. Эдикт о веротерпимости, оставленный в силе, теперь казался лишь пустой насмешкой над гугенотами, а кальвинистские богослужения были запрещены.

Как бы то ни было, если они и решили бороться дальше, оправиться они смогут нескоро. Если вообще смогут. В конце концов, единственные оставшиеся у них предводители – король Наваррский и принц де Конде – сейчас в Лувре под охраной, при этом, приняли католицизм.