Иллюстрации автора

1.07.84. Приехали мы в Новгород после полудня. Нашли Кузю у памятника и пошли есть. Поели отменно, потому что много. В Кремле ничего интересного: София в лесах, крылечки подвесные, колокола, арки всякие, но в памяти всё это осталось каким-то слизанным.

Решили плыть к Юрьеву монастырю. Купили 0,5 «72-го» (имеется здесь такая фасовка), поплыли.

В монастыре я извернулся и мы устроились на ночлег к каким-то художникам, не получившимся кускам.

Осмотрели монастырь. Маковки собора все разные по размеру (XII в.). Колокольня более поздняя (век XVI), очень высокая. Есть ещё одна церковь с синими куполами, а на них – золотые звёзды.

Попрощались с Кузей и пошли на Волхов пить портвейн. Хорошо уселись, тянем вино, вдруг подъезжает на моторной лодке парень. Познакомились, Андреем его зовут. Предложил сесть в лодку. У него была маленькая и пиво. Распили всё, что у него было и что у нас оставалось. Поехали колобродить, купили ещё водки, заправились и бензином. На пристани у Кремля пристали к трём девкам (страшные). По рассказам Андрея, это местный блядюшник: с берега подъезжают машины, а с реки лодки и снимают девок. Очень удобно в транспортном отношении.

Поехали к развалинам церкви в Сельце. Я накопал (украл) молодой картошки. Андрей перевёз нас к Юрьеву монастырю. Распрощались.

Володя ждал нас. Я уже засыпал. Володя показывал свои работы. Сплошные мишки.

2.07.84. С утра (13 часов) в Витославицах, деревянное зодчество от XVI в. Ходили на другую сторону Волхова на Ярославо Дворище к ц. Федора Стратилата, но в неё не попали. Потом были приключения с потерей времени и надежды побывать в ц. Спаса-на-Нередице. Но решили плыть к Сельцу на последнем теплоходе, оттуда к Нередице пешком, а возвращаться как Бог даст. Купили две бутылки вина на вечер с Володей и сели на теплоход. К Шуре пристал «продаватель икон». От Сельца до Нередицы оказалось очень мало пути. Нам показали, где живёт хранительница церкви – глухая старушка баба Шура. Добрая женщина согласилась пустить нас в храм, хотя было уже поздно: он открыт только до 18 ч. К нам примазалась семья москвичей. Выходим из церкви, а над ней – радуга, да такая обалденная – с фиолетовым! Шура это снял: а вдруг хоть что-нибудь получится?

Москвичи на «Жигулях» подобрали нас на дороге и подвезли в Новгород до остановки 7 авт.

Когда утром уезжали от Володи, то ключ от комнат, где спали, положили на печку, а ему об этом не сказали. И в наши комнаты приехали девки работать в мастерской Грекова. Того самого, который реставрирует фрески Спаса-на-Ковалёве. Когда вечером вернулись, девки сидели у Володи и ждали нас. Устроили застолье с нашими двумя бутылками «Лучистого», солёной рыбой и клубничным вареньем.

Володя читал лекцию про русское крестьянство, спорил с девками, читал свои и чужие стихи и четыре хороших народных рассказа про русалку, про мёртвую жену и рысь, про Ванятку-оборотня, про учителку и третий пар.

– У реки деревня стояла, а в деревне мальчонка жил – сирота. Ну и пас деревенскую скотину, этим и жил – сирота. Ну, пас он один раз коров у реки, за деревней. Денёк ясный выдался, солнце паренька пригрело, он и уснул на бережку. Просыпается, глаза протирает – глядь, а на речке, на мостках, на перилах – русалка сидит! Настоящая русалка, с хвостом, кожа белая, хвост на солнце золотом горит. И волосы медвяные гребешком чешет, чешет… Ну, сердце у него холонуло. Вскочил, ударился бежать. «Русалка! Русалка!» – кричит. А у него вода под ногами, куда ни ступит – чувырк, чувырк! Куда ни ступит – чувырк! А до этого сухо было.

Прибежал в деревню: «Мужики! Русалка на берегу! Коров сманивает!» Ну, мужики – кто за вилы, кто с багром, кто с колом – на берег. Прибежали. Глядь, а на мостках никого нет. Смеются: «Почудилось, малец». Поглядели на мальца, а у мальца глаза – во! И на мостки смотрит. Поглядели на мостки, а на мостках чешуя валяется —во такая! с пятак!

Вот тебе и малец!

– В Сибири это было. Охотник на заимке на промысле был. Жена при нём. Стряпала. Мужик-то днями в тайге промышлял. А она по дому. И то – когда ему. И одежонка может порваться. Ну вот.

Раз приходит домой, а жена больная лежит – совсем плоха. Ну, он думает: «Надо ей супа на мясе сварить, а то совсем слаба. Гляди, помрёт». Пошёл в лес. Дома-то не было ничего. Долго плутал – не идёт дичь. Пришёл домой, а жена мёртвая лежит. Холодная уже.

Ну, он её с кровати на стол переложил, свечку в голову поставил, руки по обычаю связал ей на груди. Ну, обычай у них там такой есть, не перебивай! А сам на кровать повалился. Да, а окно открытым оставил – чтоб духа не было. От покойницы-то. И заснул, устал-то сильно, столько по тайге мотался. Проснулся ночью, в комнате темно: свечку, видно, ветром задуло. За окном луна – полная! Он на кровати лежит, прикрыл глаза, о старухе думает: «Как я теперь один без неё буду?» Вдруг метнулось что-то. И крик страшный-престрашный: а-а! Он к ружью. Видит, рыси силуэт к окну метнулся! Пальнул – не попал, выскочила рысь. Он к покойнице, свечку зажёг. Смотрит, а руки-то у неё – развязаны! Горло перегрызено. А крови-то – нет!!! Вот тебе и покойница!

– Жила в одной деревне вдова. Марфой звали. Красивая такая была, стройная, вся деревня ей любовалась. Но трудно жила, бедно. Каково одной-то. И была у неё одна только радость – сыночек Ванятка. Красивый такой, добрый. А набожный-то, набожный. Вся деревня его любила. А Марфа-то как любила! Всегда в чистенькое оденет, вымоет, подстрижёт. Идут бывало в церковь – такие красивые оба, во всём чистом. Народ на них не нарадуется. И со всеми поздоровается. Вежливый такой. И они ему: «Здравствуй, Ванятка». И кто пряничек, кто какой другой гостинец даст. Хороший такой!