Вся немудрящая жизнь мгновенно пронеслась в памяти у котов от начала до конца, затем смерть помирила врагов.

Очухавшись от полученного леща, Харлам не обнаружил друзей и поспешил по лестнице вниз. Увидав их распластанные фигуры, он приблизился к погибшим. Ничто теперь не напоминало их прежних черт, два бессмысленных предмета и все.

Глядя на их подавленные тела, он понял, что никогда уж больше не пошутит и не сострит во всю остальную жизнь. Теперь он стал взрослым, суровым котом, и никто не признал бы в нем прежнего весельчака.

Похоронив друзей в кустах бузины под забором, Харлам не торопясь поднялся на крышу, к тому злополучному окну. Багровый закат отражался в нем.

Одним коротким ударом он вышиб раму, опрокинул зазевавшуюся кошку и спокойно, не суетясь, овладел кокеткой на глазах остолбеневшей хозяйки. Его уверенные действия парализовали их волю, и Харлам сумел довести дело до конца.

Истина открылась ему сразу же вслед за облегчением, во всей своей неприглядности. Он узнал себе настоящую цену.

И тут же навсегда, без сожаления покинул проклятое место.

Солнце палило совсем по-летнему. Вокруг сиротливо горбились пыльные, облупленные кровли, торчали кирпичные дымоходы, служащие пьедесталами неподвижным воронам. Провожаемый их равнодушными взглядами, кот Харлам торопко двигался в сторону своего дома, к прежним хозяевам, чтоб, навалявшись у них в ногах и вымолив прощение, подвергнуться затем той спасительной (от бесчестия) операции, которую предлагали ему люди в свое время, со свойственной им мудростью и умением все знать наперед.

Когда Сталин с Лениным штурмовали Зимний, то Ленин ехал на броневике, а Сталин скакал с шашкой на гнедом коне.

Уже у самого Александрийского столпа в броневике кончился бензин. Тут его нагнал приотставший было Сталин во главе масс.

– Ну что, застрял? – обратился он к замешкавшемуся. – Где там министры-то сидят?

– Там, там! – воскликнул Ленин, вылезая на броневик и простирая руку.

Тут его и сфотографировали иностранные репортеры.

Ленин смерть как Сталина любил. Особенно кататься любил с ним в бронированном автомобиле вместе со стрижеными девками из комсомольского аппарата. Само собою, самогон, семечки…

Вот девки и просят рассказать, что Сталин на обед ест: горох ли? Репу? Или, может, сало свиное?

– Он гречку уважает, – отвечал им Ленин. Ему ее крестьяне шлют из деревни, а мне Горький – макароны из Италии. Тушенки от царского режима осталось – завались, так что живем! Газуй, Коба, жги! – радостно кричал Ленин, еще выше высовывая из авто трепещущий красный стяг.

Ленин, как известно, любил гимнастику. Но все же иногда некоторых тяжестей не осиливал. Так, бывало, схватится за бревно, а поднять от земли – слабо.

Троцкий да Рыков приблизятся не спеша, Пятаков еще спину подставит, подсобит, ну и тогда поднимут кое-как тяжелое сообща.

А тут знамя нужно вздымать красное. А оно плюшевое, с кистями да цацками. Ильич вечно уронит или нагнет не туда. Сталин всегда ему помогал – ловил древко жилистой хваткой. Так и повелось у большевиков говорить: «Сталин подхватил знамя Ленина».

Ленин да Сталин были как два неразлучных брата. Ленин встанет утром, глядь – Сталин глаза открыл. Сталин лечь захочет, а Ленин уж ноги вымыл и ногти стрижет ко сну. Обедать тоже всегда вместе идут. Сталин кашу любит гречневую, а Ленин – макароны, но оба чтоб с тушенкой.

Народ их шибко любил, песни о них складывал, подарки присылал: то крупы гречневой, то тушенки, а то – макароны подлиннее. Кое-что и Калинину доставалось.

Пятаков с Каменевым очень этим были недовольны: мол, это подрывает партию, мол, не созвать ли пленум?

Оба получили за свои выходки. Староста-то правильно им говорил: «Не идите против народа, голову оторвут».

Ленин любил влезать на броневик (или балкон) и смотреть на массы. А массы темные, неразвитые, – хоть кол на голове теши. Вот Ильич и учил их с возвышения, как и что… А те все: «Ура!» да «Долой», – только и слов. Им и газеты и радио, а они все так же, работать нипочем не заставить. Ленин даже захворал от такого, поехал в Горки и Сталина зовет:

– Коба, сделай милость, поучи ты их, посеки!

– Посеку, Володя, не сомневайся, – отвечал вождь участливо, обнажая в улыбке коричневые зубы.

Известно, хоть и не достоверно, что Ленин любил детей. Бывало, на катке с ними катался, салазки загибал…

1985