— Это он? — спросил Консул и, не обращая внимания на лёгкое нарушение этикета, которое вполне мог позволить себе старший в отношении младшего, перевёл взгляд на гостя.

Консул выглядел моложе отца. Это был человек без возраста — невысокий и худощавый, куда ниже ростом, чем показывали в новостях, и не имевший той яркой внешности, которая присуща детям великих домов. Увидел бы Волфганг его на улице — принял бы за чиновника среднего звена, но никак не за того, кто держит в кулаке Сенат.

— Приветствую вас, — он изобразил легкий поклон, — рад видеть вас гостем нашего дома, сэр Олдер.

Олдер так же внимательно и задумчиво своим цепким взглядом разглядывал его.

— Я тоже рад, что сумел вас застать. Собирался остаться на выходные, но, очевидно, мне придётся улететь сегодня же. Однако я давно хотел взглянуть, как выглядит сын моего давнего… соратника.

— Я вас не разочаровал?

— Нет, думаю, нет. Вы очень многообещающий юноша, юный сэр Волфганг. Я бы хотел при случае узнать вас поближе, — он помолчал, делая вид, что задумался. — А вы ведь учитесь в Нефритовой Академии, так?

— Да, именно так. Это давняя традиция нашей семьи. Сыновья князя всегда поступают туда.

— Недавно я направил туда своего воспитанника, Эйлерта Коскинена. Вы, случайно, не знакомы с ним?

— Конечно, он мой сосед.

— О, вот даже как. У вас всё хорошо? Вы ладите с ним?

— Да, сэр Олдер. Он очень приятный молодой человек.

— Я рад. Часто у молодёжи всё иначе, чем у нас. Что ж… — Консул поднялся с кресла, — прошу меня простить, князь. Мне в самом деле пора улетать. Надеюсь, вы запомните наш разговор.

Князь склонил голову в почтительном поклоне, и Волфганг повторил его жест.

Олдер двинулся к выходу, и теперь только Волфганг заметил, что тот подволакивает одну ногу.

Дверь закрылась и он, не удержавшись, прошептал:

— Так это правда? Он в самом деле был ранен?

Константин Рейнхардт воздел руку, предупреждая сына о том, что ему следует замолчать. Нажал кнопку на внутреннем столе, включая внутреннюю связь.

— Да, сэр, — тут же услышал он.

— Гер Коломан, будьте добры, организуйте эскорт.

— Такой, чтобы гость не волновался?

— Да, именно такой.

Он отключил связь, тщательно проверил, не остался ли спикер включён, и только потом обернулся к Волфгангу.

— Ну, а теперь поговорим с тобой.

Хайдрик Олдер вернулся на корабль в задумчивости. Принятое решение не вызывало у него особых сомнений. Оно было разумно.

Он уже посетил три великих дома. Лоэнграммы легко дали обещание поддержки в обмен на торговые льготы в системе Аркан. И хотя обещания, данные легко, вызывали у Олдера сомнения, в данном случае его устраивал результат.

Симидзу давно уже попали в зависимость от Рейнхардтов настолько, что их можно было не опасаться. Разумеется, Йодзи Симидзу вежливо дал понять, что главное решение будет принимать Константин Рейнхардт.

С Макалистерами дело обстояло сложней. Чем больше Олдер имел дело с этой семьёй, тем сильнее ему казалось, что их тан поддержит любого из бунтовщиков. Их не интересовали денежные выгоды или любые другие поощрения. Чтобы обеспечить хоть какую-то лояльность тана, нужно было ждать внутренней розни — и тогда уже поддержать самого слабого, того, кто до гроба будет благодарен ему.

Кроме того, в одиночестве они не представляли особой угрозы — Хайдрик почти не сомневался, что если сумеет гарантировать верность Рейнхардтов и Краузов, заговор, о котором писали ему, умрёт в зачатке. Может ли один из этих родов перевернуть сложившуюся систему отношений? Олдер надеялся, что в одиночестве — нет. Опасность состояла в первую очередь в их сговоре, и, значит, их надо было размежевать.

Брак здесь выступал отличным способом попасть сразу в две мишени. Он мог рассорить наследников, но и обеспечить верность одного из родов.

Хайдрик не лгал Эйлерту — основной причиной его выбора стало именно то, что положение Ролана фон Крауза в семье было предельно шатким. Эта медаль имела две стороны. Во-первых, брак с ним не давал гарантий стабильности хоть на сколько-то длительный срок. Во-вторых, это означало, что и здесь можно было сделать ставку на другого брата… Да в сущности, на любого из них. И не жертвуя драгоценной фигурой, добиться верности от всей семьи.

С Рейнхардтами было в каком-то смысле сложнее всего. Их внутренняя консолидация была предельно крепка, выкристаллизованная годами власти, войны, а затем и реваншизма после проигрыша в ней. Рейнхардт-младший не пошёл бы против отца, как не пошёл бы против другого Рейнхардта ни один человек в семье. Интересы дома были для них превыше всех других. Значит, нужно было проникнуть в семью.

Естественно, затевать игру стоило только с наследником — все другие партии давали слишком мало. Олдеру было мало просто союза — а если говорить точнее, сам союз был второстепенен. Он хотел получить власть над наследником, и никак не менее того.

Значит, нужно было приблизить к Волфгангу человека, которому он сам смог бы доверять на все сто. Человека, который так же переживал бы за их дело, как и он сам. Человека достаточно искусного в политике, чтобы не запутаться в чужих сетях. Достаточно обаятельного и дипломатичного, чтобы Волфганг захотел ему доверять.

Все ниточки сходились к Эйлерту — хотя Хайдрику и не хотелось жертвовать фигурой, настолько ценной, как он. Но ставки были достаточно высоки, чтобы пойти на сделку с собой.