И вот однажды такая проблема возникла и на Альфаире: все больше и больше разумных становились алко-и наркозависимыми, что не только вредило их здоровью, сокращало срок жизни, но и негативно отражалось на потомстве – совсем как у нас. Конечно, альфары могли пойти по другому пути – использовать свои способности к ментальному воздействию и просто внушить неразумным детям, чтобы не тащили в рот всякую гадость, но… альфарам не хотелось лишать других разумных ощущения расслабленности и осмысленности бытия, которое им давало применение стимуляторов.
В результате на свет появилась секура, напиток, не вызывающий привыкания и даже похмелья, совершенно безвредный для здоровья, в том числе, и будущего потомства, но при этом дающий ощущения намного более яркие и насыщенные, чем те, что давали другие, вредные для здоровья стимуляторы. Побочный эффект у нее имелся только один – секуру категорически не рекомендовалось употреблять тому, у кого под боком не было подходящего партнера, с которым можно утолить сексуальный голод. Поскольку такого способа снятия сексуального напряжения, как самоудовлетворение, разумные Альфаира не знали… в общем – сами понимаете. Короче говоря – в одиночестве «напиток богов» (так его называют особо ярые поклонники) не пьют. Сначала этот побочный эффект даже хотели убрать, но после того, как стало очевидным, что от перетраха никто не умирает (уж простите за просторечное выражение), решили оставить все как есть – зачем же лишать разумных дополнительного удовольствия? Ко всем прочим достоинствам, рецепт секуры был прост, как все гениальное – даже какой-нибудь крестьянин в домашних, кустарных условиях вполне мог ее приготовить, не прилагая особых усилий.
Надо ли говорить, что разумные на то и разумные, чтобы делать правильные выводы? Не прошло и ста лет с момента изобретения «напитка богов», как Альфаир забыл, что такое алкоголь и наркотики, причем произошло это естественным путем. Вот разве что аруки до сих пор иногда баловались галлюциногенами, что было частью их культуры, но поскольку особого вреда здоровью употребление местных галлюциногенов не причиняло, альфары им не мешали общаться с их глюками.
К чему это лирическое отступление? Да просто после этого, одного-единственного глотка, мой мозг в очередной раз оказался в озадаченном состоянии. Ну, вспомнилось, что на постоялом дворе в Дармире я этой самой секуры выпила грамм триста, не меньше, и была почему-то трезвее, чем сейчас. Правда, любви и ласки тогда мне хотелось действительно больше, но в остальном… Единственное, сколько-нибудь приемлемое объяснение, которое пришло в голову – мое нынешнее состояние связано не с секурой, а с чем-то другим.
Почувствовав какой-то, не вполне понятный импульс, я посмотрела на Альдара и на секунду задохнулась от любви в его глазах:
«Дело действительно не в секуре, сердце мое. Тебе так хорошо сейчас, потому, что ты ощутила связь».
«Связь? Какую связь?»
«Ну… если принять во внимание, что ты разделила Чашу Бытия не просто с альфарами, а с доменами Высоких Домов, причем со всеми сразу… в общем, у тебя появилась связь со всеми нами – с народом альфаров. И теперь любой альфар, знакомый или незнакомый, всегда придет тебе на помощь. Придет, и тогда, когда ты его об этом не попросишь, придет до того, как ты сама успеешь осознать, что нуждаешься в помощи. С этого момента ты – часть нашего бытия, а мы все – часть твоего».
«Только не говори мне, что я… первый человек, который удостоился такой чести».
Глаза Альдара смеялись:
«Хорошо – не буду».
«Альдар… чем я заслужила такую честь?»
«Возможно, тем, что ты есть? Видишь ли, раньше мы даже не догадывались, что такие, как ты, существуют в природе».
«Но я ничего особенного не сделала – ни для вас, ни вообще».
«Как ты думаешь, тот же Армант согласится с тем, что нет ничего особенного в ощущениях, которые заставляют его губы раздвигаться в улыбке? Или, может, с этим согласится кто-то другой, из присутствующих здесь? Ты подарила нам улыбки, и ты подарила нам надежду. Так чем, по-твоему, можно ответить на столь щедрый дар? Разве что одной короткой фразой: я – твой. Мы – твои».
Думаете, во время этого торжественного ужина вокруг стола, за которым мы сидели, сновали слуги с переменами блюд? А вот и нет. Перед каждым из присутствующих лежали столовые приборы, и стояла абсолютно пустая тарелка. Передо мной так вообще – блюдо размером с поднос. Не сговариваясь, альфары посмотрели в свои тарелки, на какую-то долю секунды мне показалось, что я увидела что-то, вроде «снега» на экране телевизора, а потом у них на тарелках материализовалась еда. Причем блюда у всех были разными, судя по всему – каждый сотворил свое любимое. И моему уму это до сих пор непостижимо – ну, как можно таким вот образом сотворить пищу, ничем не отличающуюся от приготовленной обычным способом?
Альдара же мое безмерное удивление только позабавило. Оказывается, именно на примере пищи, а точнее, любимого блюда, юные альфары учатся творить. Поначалу, в Школе Взросления их кормят едой, приготовленной привычным для нас способом. Делается это специально для того, чтобы они могли, сперва определиться со своим любимым блюдом, а потом – в полной мере постичь его суть и воспроизвести. Постижение сути, кстати – это первое необходимое условие для сотворения чего бы то ни было. Если же нужно создать что-то принципиально новое, то первое, что необходимо сотворить в таком случае – это его суть, своего рода скелет, на котором строится замысел. Причем, главную роль в этом постижении играет не разум, а ощущения.
Но я-то, в отличие от этих остроухих потомков богов, такими суперспособностями не обладала, поэтому молча пялилась в свое блюдо, откровенно не зная, что предпринять.
Остроухие же красавцы и красавицы, как по команде, бросили на меня лукавые взгляды, после чего улыбнулись и дружно уставились в мою гигантскую тарелку. В результате – на ней материализовалось все то же самое, что было на тарелках у них. Ну, что тут можно сказать? Круто!
Утомлять вас описанием этих блюд не буду, отмечу лишь, что все они были вкусными, каждое по-своему, одно мне даже чем-то напомнило наши голубцы. Правда, называлось оно здесь по-другому – далиса. И далиса была как раз любимым блюдом Альдара.
Разговоры за столом вращались главным образом вокруг нашей благословенной матушки-Земли и моей жизни там. Обычно сдержанные альфары на этот раз изменили себе – вопросы на меня сыпались так, что я едва успевала отвечать. Со своей стороны, они мне рассказывали об интересных эпизодах из собственной жизни, в основном, детства.
Надо сказать, что любая совместная трапеза у альфаров – это, в первую очередь, дань памяти детству, ранней юности. Во взрослом состоянии альфары не нуждаются не только в пище и воде – но даже и в воздухе, и могут не дышать как угодно долго. Дыхание у них – скорее привычка, чем потребность, обусловленная, во-первых, их желанием ощущать запахи, что невозможно для того, кто не дышит, а во-вторых – нежеланием выделяться. По мнению альфаров, другим разумным вовсе не нужно знать о том, что они могут обходиться без всего, что для людей и аруков является жизненно необходимым. По сути, тело взрослого альфара – это идеальная, абсолютно автономная система, способная существовать без ущерба для себя в любых условиях, хотя бы даже и в условиях открытого космоса. Именно так – поскольку ни лютый холод, ни смертельная жара не представляют угрозы для альфара. А детство и ранняя юность, помимо прочего, так много значат для них потому, что в юном возрасте альфары не настолько отличаются от других разумных, чтобы чувствовать себя чужаками в этом мире. Может, из-за этих отличий, может, не только поэтому – но общаться с ними было захватывающе интересно.
Когда же этот, во всех отношениях, беспрецедентный для меня ужин, закончился, мы дружно переместились в дворцовый сад, где я воочию увидела дерево, лист которого и являлся символом Дома ин Шарон. Называлось оно шария, и, судя по всему – от его названия и произошло имя Дома Владык. Представьте себе дерево с мощным, как у дуба стволом, но при этом с гибкими, изящными ветвями – как у ивы. Эти изящные ветви были сплошь покрыты красивыми резными листьями, имеющими форму трилистника, необычайно яркой окраски, чем-то напоминающей окраску листьев земного кротона: в каждом, отдельно взятом листочке, неповторимым образом сочетались самые разнообразные цвета – кофе, багрянец, пурпур, ржавчина, оранж, золото.
