Юноша решил, что будет хранить молчание, но не сдержался. Он чувствовал, что взорвётся, если не выскажет отцу всё, что накопилось у него в душе.

— Почему?! После всего, что я дал тебе… — юноша сокрушённо покачал головой, вспоминая все игры, в которые они с Трандуилом играли, бесчисленные унижения, наказания, которые он безропотно терпел. Он уже знал ответ на этот вопрос. — Полагаю, я не должен удивляться тому, что ты настолько не уважаешь меня. Уверен, я сам навлёк это на себя. Я делал всё, что ты хотел, всё, что ты требовал от меня, всё, что ты приказывал. Я доверял тебе.

«Всем сердцем» — печально добавил отвергнутый любовник.

Леголас не отрицал, что ему нравилось всё, что отец делал с ним — его наказания, его игры… Мысль о том, что, позволив своему Королю вовлечь себя в эти жестокие игры, он сам дал ему право так легкомысленно относиться к себе, причиняла ему невыносимую боль. Во всём, что случилось, принц винил лишь себя. И всё же Леголас нашёл в себе силы посмотреть отцу в глаза — Трандуил не отвёл взгляд. Зелёные глаза, смотревшие на него с таким спокойствием, заставили юношу почти устыдиться в том, как бурно он отреагировал на то, что произошло.

— Эрестор он…

— Мне всё равно! — взорвался Леголас. — Всё равно! — конечно же, ему было не всё равно, он просто пытался убедить в этом себя. На секунду юноше показалось, что ещё немного и его сердце разорвётся от боли. Леголас закрыл лицо руками и упёрся локтями в колени, в попытке скрыть эту боль от отца. — Для меня он просто вор. А ты… Так легко позволил украсть себя…

И тут Леголас сломался. Принц разрыдался, как мальчишка. Все воспоминания о долгой ночи, проведённой в сомнениях и муках — вся эта боль обрушилась на него, словно лавина, накрыв с головой. Эти воспоминания были такими реальными, такими свежими, такими разрушительными…

Трандуил терпеливо дождался, пока рыдания немного стихнут, и снова попытался поговорить с сыном.

— Эрестор… — спокойно начал отец, опасаясь, как бы Леголас опять не ощетинился. Сын не перебивал, и Трандуил смог, наконец, закончить фразу. — Он является для меня тем же, чем я являюсь для тебя.

Леголас не понимал, что это, собственно, меняло. Мысленно он вернулся в тот день, когда отец пообещал ему, что однажды они могут поменяться местами, и сердце снова защемило от боли. Теперь этому уже не суждено было сбыться. Это место уже было занято, а для него места рядом с Трандуилом не осталось.

— Что ж, будь счастлив с ним. Я понимаю, что больше не нужен тебе, — горько произнёс юноша, не осмеливаясь посмотреть любовнику в глаза.

В дверь постучали, слуги принесли ванну и стали наполнять её горячей водой.

— Уверен у тебя много… неотложных дел. Уходи. Я хотел бы принять ванну. Оставь меня… в покое.

Трандуил встал, и Леголас услышал, как дрожит брелок с его именем на отвергнутом ошейнике. Отец дождался, когда слуги выйдут из покоев сына, и лишь тогда заговорил.

— Я сказал, чем я являюсь для тебя, — надломленно ответил мужчина. — А не кем я был для тебя. Но, возможно, я ошибаюсь в этом.

Леголас посмотрел на ошейник, который неверный любовник гневно сжимал в руке.

— Если бы я знал о его приезде, я бы поговорил с тобой и объяснил бы всё. Я бы подготовил тебя к этому. Но он свалился на меня, словно снег на голову, и мне было приказано! Много столетий прошло с тех пор, как я в последний раз преклонял перед ним колени, но он до сих пор… — отец осёкся и злобно прошипел. — Это дело рук Галеона! Проклятый, всезнающий, старый проныра! Это он видел нас. Он хотел защитить своего «невинного» мальчика от меня — властного, ненасытного и самовлюблённого извращенца! Достал уже своей опекой! Прям курица-наседка, не иначе!

Вся эта новая информация, обрушившаяся на Леголаса в один миг, без сомнения выбила его из колеи, но агония прошлой ночи всё ещё была слишком свежа в его памяти.

— Оставь меня, — удручённо проворчал сын и тихо вздохнул. Он провёл рукой по волосам, ожидая, когда отец уйдёт, но тот не сдвинулся с места. Леголас вопросительно посмотрел на мужчину. — Так и будешь стоять и пялиться на меня, несмотря на то, что я против?

Отец не пошевелился и не произнёс ни слова. Равнодушно пожав плечами, Леголас небрежно стянул с себя сапоги, расстегнул тунику, снял нательную рубашку и бросил её на пол рядом с туникой. Стянув с себя легинсы, принц залез в ванну и с блаженством растянулся в горячей воде.

— Галеон позвал этого… Эрестора сюда? — подал голос сын.

— Даже не сомневаюсь в этом, — прорычал Трандуил. — Эрестор знал о нас ещё до того, как я ему рассказал.

Горячая ванна сделала своё дело, расслабив напряжённые мышцы и разум юноши. Леголас тяжело вздохнул.

— Мне было безумно плохо прошлой ночью. Ты бросил меня. Я не сомкнул глаз до рассвета… Каждый миг этой ночи я провёл в агонии. Тебе понравилось … с ним?

Трандуил безмятежно расхохотался. Это было настолько не похоже на отца, что Леголас даже обернулся.

— Едва ли, — мужчина посмотрел на сына так серьёзно, что у того перехватило дыхание. — Видишь ли, я провёл эту проклятую ночь, стоя на коленях. Мой Мастер горел желанием услышать мои объяснения по поводу того, почему я трахаю своего собственного сына. Где-то ближе к рассвету я исчерпал все доводы. А потом меня долго, нудно и довольно жестоко отчитывали за то, что я натворил.

— Вот как, — безразлично отозвался сын. По сравнению с теми муками, которые он испытал прошлой ночью, наказание отца, показалось ему чересчур уж мягким.

— А потом я принял наказание от его руки, — Трандуил тяжело сглотнул. Эти слова заставили-таки Леголаса обратить на отца внимание. Любовник с честью выдержал взгляд сына, яростные огоньки танцевали в его глазах.

— Я не вздрогнул, не закричал и не умолял его остановиться. Я позволил ему избивать меня до тех пор, пока ему не надоело. Я не просил о милосердии или о прощении, потому что я не раскаиваюсь в том, что сделал.

С этими словами отец встал, позволив мантии скользнуть на пол, расстегнул тунику и повернулся к сыну спиной. Шёлковая туника упала на пол, и у Леголаса перехватило дыхание. Он с такой яростью вскочил на ноги и бросился к отцу, что вода выплеснулась через края ванны. Красные параллельные рубцы, один поверх другого — следы жестокой порки — покрывали всю спину Трандуила. Юноша никогда ничего подобного не видел. Ярость застлала ему глаза красной пеленой.

— Я УБЬЮ ЕГО!!!

— НЕТ! — резко повернулся к сыну лицом Трандуил. — Не смей трогать его и пальцем! Пойми, он испытывает нас, Леголас. Эрестор проверяет нашу решимость и заботу друг о друге.

Трандуил снова взял ошейник любовника в руку и принялся теребить его пальцами.

— Он не позволил мне поговорить с тобой вчера. Хотел посмотреть, как ты будешь вести себя, сгорая от ревности. Давай оденемся и продемонстрируем ему твои трофеи, мой сын. Ты прекрасно справился. Я горжусь тобой, мой мальчик.

Ошейник повис в воздухе, на расстоянии вытянутой руки.

Тяжело сглатывая, испуганный, казалось, ещё больше, чем раньше, Леголас протянул руку к ошейнику, позволив пальцам скользнуть по гладкой коже, и принял его. Юноша надел ошейник на шею и вновь почувствовал на себе заклятие, которое тот накладывал на его разум. Не задумываясь, он наклонился вперёд и обвил руками шею отца.

— Леголас, — засмеялся Трандуил, несмотря на всю серьёзность их разговора. — Ты же весь мокрый! — и, тем не менее, юноша почувствовал, как руки отца крепко обвились вокруг его обнаженного тела. — Ммм…

— Поцелуй меня, ada, — попросил сын, откинув голову назад, но любовник не сделал этого. По крайней мере, не сразу.

— Я хочу, чтобы ты помнил, ion nín. Я нарушу любой закон, запрещающий мне быть с тобой вместе, я приму любое проклятие Валар, которое они нашлют на меня, ради тебя. Я не отказался бы от тебя даже под страхом вечного изгнания из Благословенных Земель на Западе. Я хочу, чтобы ты был уверен во мне… Как ты мог подумать, что я так легко от тебя откажусь? Разве я когда-нибудь давал тебе повод усомниться в моих чувствах к тебе?