— Нет, малыш. Майрон был очень дальновиден и всё просчитал, — разочаровал юношу древний эльф. — Магия Кольца настолько сильна, что любой, кто им пользуется, подпадает по его чары. Даже если бы новый владелец творил добро, исходя из своего разумения, Кольцо подменило бы его понятия добра и зла своими. В итоге, тот всё равно стал бы новым Повелителем Тьмы, продолжая дело, начатое Майроном.

— Значит, выход только один — уничтожить Кольцо! — горячо выпалил Синда.

— Малыш… — расхохотался Глорфиндел. — Ни у кого не хватит силы воли, даже у самого Саурона, уничтожить Кольцо, выбросить его или пренебречь им. В этом Саурон был твёрдо уверен и никогда не опасался такого развития событий, поэтому и носил Кольцо на пальце, на самом видном месте, создавая в сознании соперников иллюзию безраздельной и непоколебимой власти и силы, которые оно якобы дарует своему владельцу.

— Если хочешь, что-то спрятать, спрячь это на самом видном месте! — воскликнул Леголас, поражённый извращённостью ума расчётливого Майа.

— В точку. Майрон со всех сторон подстелил себе соломки, чтобы падать было не так больно. Майрон бессмертие и душу положил на алтарь своих идеалов, так что он ни перед чем не остановится. Поэтому ни к нему, ни к кому-то из Майар или эльфийских Владык Кольцо попасть не должно, — глубокомысленно заключил Глорфиндел.

Леголас сдвинул бровки и задумчиво почесал кончик носа.

— Но как Кольцо может возродить Саурона, если его тело было уничтожено?

— А вот это, Леголас, самый сакраментальный вопрос во всей этой тщательно срежиссированной и блестяще сыгранной пьесе, — поцеловал мужа в носик Глорфиндел. — Само по себе Кольцо — всего лишь кусок золота, а вот душа Саурона привязана к нему древней магией — нерушимой клятвой, подобно той, что влюблённые дают друг другу в день свадьбы.

— Слова, выгравированные на Кольце, — судорожно выдохнул Леголас и зажмурился, вспоминая текст оригинала:

«Одно кольцо, чтобы править всеми,

Одно кольцо, чтобы найти их,

Одно кольцо, чтобы привести их всех

И в тьме связать их».

Синда резко вскочил, как будто его оса в попу ужалила, и принялся скакать по талану, как умалишённый. Наконец, ритуальные пляски сошли на нет, и Леголас схватил мужа за руку:

— МОЙ ЛОРД, я знаю! Я всё знаю! Я теперь всё-всё знаю!!! Вы ведь присутствовали на свадьбе моих ada и nana. Кто ковал для них обручальные кольца?

— Келебримбор, я полагаю, — озадаченно произнёс Глорфиндел.

— Мне очень-очень нужно с ним поговорить, мой лорд, — обворожительно улыбнулся Синда и заискивающе заглянул мужу в глаза. — По-о-о-жалуйста.

— Нет, Леголас!— раздражённо выдернул руку из загребущих лапок мужа Глорфиндел и резко встал. Кубок с вином впечатался в столик, расплескав прекрасное дорвинионское по лакированной столешнице.

— Но… Почему?.. — еле слышно пролепетал Леголас. Горло сковал тяжёлый ком. Не проглотить, не вздохнуть.

— Потому что Келебримбор мёртв! Майрон выпустил в него десяток стрел и приказал своим слугам нести его тело, как знамя, впереди его войска. Келебримбор сошёл с ума, не выдержав пыток!!! Так что я больше слышать об этом не желаю! Выкинь эту дурь из головы и предоставь взрослым решать их проблемы самим, эльфёнок! Разговор окончен! — прорычал древний воин и, грозно сверкнув глазами, вылетел вон из талана.

Дверь с грохотом захлопнулась за мужем, сорвавшись с петель. Леголас тяжело вздохнул и показал зияющему дверному проёму язычок.

— Взрослые тоже могут бояться и ошибаться!

Глорфиндел приглядывал краем глаза за Леголасом, который гарцевал на Лайниэль впереди отряда, увлечённо о чём-то болтая с Лайндиром. Леголас был очень красив — нет, он, конечно, всегда был красивым, но сейчас, когда уверенность в собственных силах, потихоньку возвращалась к нему, он был просто сногсшибательно прекрасен. Юный Синда сидел в седле, как влитой, распрямив плечи, с улыбкой до ушей, с копной белоснежных волос, струившихся по спине, как гладкий шёлк. Сейчас он выглядел так же, как любой другой юноша его возраста. Но это было обманчивое впечатление. Под слоем уверенности и счастья, скрывались прежние страхи и сомнения, которые дорогие подарки, добрые слова и обещания были не в состоянии искоренить. И всё же сейчас от юного принца невозможно было отвести взгляд. Сейчас он был тем, кем был рождён, кем мог бы стать, если бы не Трандуил и не Глорфиндел.

— Он выглядит сейчас почти так же, как близнецы, когда они были в его возрасте, — Глорфиндел кожей почувствовал на себе взгляд пронзительных синих глаз.

— Почти… — медленно кивнула Арвен. — Если бы я не слышала всё, что злые языки шепчут о нём и тебе, я бы решила, что Леголас беззаботный и счастливый юный эльф. Эти слухи…

— Правда. С первого и до последнего слова. Поверь мне, ты не слышала и половины тех мерзостей, что я с ним делал, — подтвердил худшие опасения дочери Элронда древний воин. — Даже Саурон был бы более милосерден к беззащитному одинокому мальчишке, чем легендарный убийца балрога.

— Ты не Мелькор и не Саурон, — тяжело вздохнула Арвен и положила мужчине руку на плечо. — Тебе не чуждо сострадание и милосердие, Глорфиндел. Ты совершил страшное преступление, но твоё преступление другого толка. Ты позволил ненависти поселиться в твоём сердце, допустил, чтобы близнецы и твой Владыка встали на этот путь, и посмотри, что из этого вышло… Ненависть порождает лишь ненависть, невзирая на то, чем она вызвана.

— Ты пыталась достучаться до меня, а я не слушал, — могущественный и сильный мужчина стыдливо склонил голову , как провинившийся эльфёнок. — Впрочем, Элронд и близнецы тоже остались глухи к твоим мудрым словам. Ты была права. Во всём. Но запоздалые сожаления уже ничего не изменят. Да что там говорить, ты сама всё увидишь своими собственными глазами, как только мы доберёмся до Имладриса. У Леголаса там нет ни друзей, ни союзников. И это только моя вина. Я потворствовал этой ненависти и жестокости. Поверь, я не горжусь тем, что натворил.

На гордом и жестоком воине лица не было.

— Арвен, я пойму, если ты предпочтёшь больше не общаться со мной, но ты не могла бы… Леголас не сделал ничего плохого, уверяю тебя. Все эти мерзкие слухи о нём — гнусная ложь! Ты же знаешь его, он хороший и добрый мальчик!.. И если ты общаешься с ним только из жалости, то не нужно! Он её не заслуживает. В чём он действительно нуждается, так это в друге.

— Знаешь, Глорфиндел, а ведь ты был моим кумиром в детстве, — мужчина вздрогнул, как от пощёчины, и как-то даже осунулся. — Что ж… Наверное, это даже естественно, когда детские идеалы падают с высоких постаментов. Я знаю, как впрочем и вся долина, что твои предпочтения в постели выходят за рамки обыденности, но то, что ты сделал с этим чистым и добрым мальчиком… Это за гранью моего понимания! И это после того, как орки обошлись с моей nana! Чем тогда вы с Элладаном отличаетесь от тех, против кого мы сражаемся, если вы позволили себе пасть так низко! — никогда ещё Глорфиндел не выглядел и не чувствовал себя настолько жалким, как сейчас, когда дочь Келебриан, которую он безумно любил и уважал, отчитывала его, как сопливого эльфенка. И главное он даже слова поперек сказать не смел… — Я общаюсь с Леголасом, потому что он мне нравится. И я останусь его другом в Имладрисе. Но вовсе не потому, что ты меня об этом попросил, а потому, что должен же кто-то исправить ваши ошибки! Элладана склонять на путь прощения и здравомыслия будешь сам, а вот остальной террариум Имладриса я беру на себя. Постарайся хотя бы в этом не напортачить, любимец Валар!

Арвен яростно фыркнула, гордо встряхнула копной роскошных, волнистых, чёрных, как обсидиан, волос, крепко сдавила пятками бока белоснежного скакуна, и сорвалась с места, оставив главнокомандующего Имладриса хватать ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

Леголас же тем временем пребывал в прострации. Разве мог он подумать, когда Глорфиндел взял его с собой в Лориэн, что эта поездка изменит всю его жизнь. Он прибыл в Золотой Лес перепуганным эльфёнком, который не представлял, как ему жить дальше в этом мире, где каждое живое существо считало своим святым долгом пнуть его побольнее или бросить в его адрес очередную колкость, а уезжал младшим любимым мужем самого желанного эльфа во всём Средиземье и двадцатью пятью верными друзьями, которые не отрекутся от него, стоит им пересечь границу Имладриса. Прошлая жизнь в Имладрисе теперь казалась ему страшным сном, как будто всё это было не с ним, как будто всё это было не взаправду.