Потом, когда канцлер покинул Фридриха, клятвенно пообещав, что теперь-то все изменится и юноша сядет на престол Сицилии, все начали орать, кто во что горазд, высказывая собственные версии происходящего. Один только король оставался спокоен и тверд. Дождавшись, когда мы укричались до хрипоты, он сообщил, что с этого момента канцлер – его лучший друг и самый близкий человек, и мы, если, конечно, желаем и впредь сохранять королевскую благосклонность, обязаны чтить «этого святого человека».

Подарив Фридриху свободу, Иннокентий вскоре огорошил своего бывшего подопечного новым сюрпризом, предложив ему обручиться с младшей дочерью Арагонского короля. Что тот и сделал. Разумеется, заочно, в благодарность за освобождение и даже не поинтересовавшись внешностью невесты.

Впрочем, до свадьбы дело не дошло. Фридриха же доставили с почестями на трон Сицилии, где к тому времени не осталось ни денег, ни армии, ни порядка.

– А как звали принцессу Арагона? – оторвавшись от записей, поинтересовалась Анна.

– Не помнишь, как ее звали? Пели тогда о ней? – обратился оруженосец к казалось, задремавшему трубадуру.

– О Дульсе Арагонской не пели. Знаю только, что после того, как Фридрих отказался на ней жениться, она сделалась смиренной монахиней. О Констанции, первой жене Фридриха, пели. И много. А о Дульсе?.. Кто вообще знал, что Фридрих, с кем-то там обручен? Вот если бы свадьба… Встреча невесты, дамы и господа в красивых нарядах, герольды трубят, придворные музыканты едут за молодыми в каретах, флаги, цветы, празднично убранный собор, тысячи свечей, мальчики с факелами… торжественный обряд!.. А Дульсе так и не приехала, чего о ней петь-то? Вот о Констанции – другое дело. Констанцию все любили.

– Ее звали так же, как маму короля? – уточнила наблюдательная Анна.

– Да, моя милая, – улыбнулся трубадур. – И она тоже была старше своего мужа, но теперь уже на целых пятнадцать лет!

– Расскажите эту историю! – Глазки Анны блестели. – Может, не сейчас, чтобы не мешать господину Францу, а позже.

– Отчего же не сейчас, когда мы практически уже подошли к первой женитьбе нашего обожаемого короля? – притворно удивился оруженосец и, низко поклонившись, предложил трубадуру выполнить пожелание прекрасной юной донны и спеть во славу Констанции и всего Арагонского дома.

– начал нараспев Фогельвейде, —

– трубадур прижмурил единственный глаз, перебирая струны невидимой арфы, и явно наслаждаясь повестью. —

Трубадур перевел дыхание и продолжил:

– Не понимаю, как это ты до сих пор жив и утратил только руку и глаз? – изумился песне Вольфганг Франц. – Впрочем, я ничего не знаю о жизни донны Констанции до ее замужества, так что не могу с тобой спорить. Добавлю только, что Фридрих отказался от Дульсе, которая была старше его всего на два года, в пользу Констанции, старше его аж на пятнадцать лет, исключительно из-за того, что в качества приданого к юному королю переходило пятьсот испанских рыцарей в полном вооружении, на конях и с оруженосцами! Кстати, бывшего супруга Констанции у нас называли не Имре, а Эммерих, но это, пожалуй, не столь важно.

Не задумываясь, Фридрих принял щедрое предложение в надежде наконец навести порядок в собственной стране. Папа ответил ему сразу же, пообещав, что при благоприятных обстоятельствах невеста прибудет в Палермо в марте, сопровождаемая рыцарями. Но в реальности ждать пришлось до 19 августа, когда их обвенчали в кафедральном соборе Палермо.

А через две недели наш король Фридрих, игнорируя подписанный его матерью конкордат, попытался посадить на освободившееся архиепископское место в Палермо своего человека, утверждая таким образом пресловутое «королевское право». Его ставленник продержался недолго: Иннокентий объяснил настоящее правовое положение, и Фридрих был вынужден уступить.

Я мало что понимал в политике, полагая, что когда наш король возьмет верх, мы приобретем самых лучших соколов и каждый день будем охотиться или плавать, и уж точно у каждого появится хотя бы по одной женщине.

В то время я был зол на мальчика по имени Таддеуш: ему на дам везло как черту, в пору святую инквизицию призывать на помощь! Стоило только кому-то из наших признаться, что вздыхает по фрейлине, а этот уже бахвалится, что-де была у него одна такая… Это теперь-то я понимаю, что врал мерзавец. А тогда если чего и хотелось, так прирезать подлеца.

В то время лично я обхаживал дочку нашего капитана, а Фридрих, несмотря на супружеские обеты, серьезно увлекся дочерью одного графа. В год, когда пастушок Стефан во Франции и за ним пастушок Николаус в Германии возвестили о своем небывалом крестовом походе, графская дочка подарила нашему королю сына, которого тот нарек Фридрих Петторано. Не знаю, как в дальнейшем сложилась судьба этого бастарда, но при жизни они с отцом отчего-то друг друга жутко невзлюбили.

Королева Констанция же подарила нашему государю первенца, которого тот назвал в честь своего отца Генрихом[54], а приблизительно между этими двумя сыновьями, одна из фрейлин или служанок, не суть, родила ему дочку Катарину ди Марано. Впрочем, говорят, у трубадуров память получше? Правильно излагаю?