В зале как будто зашумели какие-то люди в красном – то ли в знак одобрения, то ли в качестве протеста.

– Когда этот мальчик узнает и поймет, что Римская церковь отняла у него его права, он откажет вам не только в подобающем благоговении, но и будет бороться с вами всеми возможными способами, разорвет ленные узы с Сицилийским королевством и не окажет вам привычного повиновения! Исходя из вышеизложенного, кажется допустимым, подобающим и выгодным возразить против его избрания.

Допустимым, так как прежние обещания являлись недозволенными, а выбор – безрассудным. Ведь вы избрали неподобающего ни для империи, ни для какого другого места человека, а именно: ребенка около двух лет от роду, не принявшего даже Святого Крещения… И хотя присягавшие добровольно дали обеты, они выбрали его тогда императором для правления лишь по достижении законного возраста.

Вокруг Папы завертелась разноцветная буря, и тут же вместо красного собрания кардиналов его окружили серые, увешенные гобеленами стены и сидящие на креслах и стульях разряженные господа. Одетые в сверкающие доспехи воины держали факелы, освещая благородное собрание, а Папа продолжал, упиваясь собственным красноречием:

– Поскольку регент не может управлять империей, а император избирается на определенное время, Церковь не может и не хочет оставаться без императора и считает допустимым позаботиться о назначении другого… – Папа погладил кольцо, на котором, как все знают, изображен рыбак. До него было слишком далеко, и оставалось только догадываться, украшено ли оно драгоценными камнями или новый Папа пожелал, чтобы его кольцо отличалось показной скромностью.

Картинки вновь замелькали. Пламя факелов переливалось на отполированных доспехах, играло на драгоценностях, на ярких одеждах, на кубках, которые пажи и оруженосцы разносили по залу, угощая собравшихся князей. Часть слов Папы потонула в очередной цветной буре и раскате грома. Где-то истошно завопил одинокий колокол.

Тем не менее Константин и Анна записали слова Иннокентия относительно Фридриха:

– Будет невыгодным, если он сохранит за собой императорскую власть, так как тогда Сицилийское королевство объединится с империей, а Церковь низвергнется в смуту. Ведь Фридрих, не говоря уже о других опасностях, не захочет дать Церкви присягу на верность и стать ее вассалом, как этого не сделал и его отец. Мнение, будто мешать его избранию негоже, дабы он позднее не обвинил Церковь в потере империи, не имеет значения. Никто не сможет с полным правом утверждать, что Церковь отняла у него империю, так как брат его отца, Филипп Швабский, в гораздо большей степени вторгся не только в империю, но и в его долю отцовского наследства. И намеревается силой занять владения его матери, для защиты которых Римская церковь трудится, не жалея усилий и расходов, употребляя мудрость.

Тут заговорило сразу несколько человек, так что ничего нельзя было понять. Утративший всякий страх Константин вскочил с места и чуть не исчез в нише, пытаясь разобрать, что предлагают ораторы. В последний момент оруженосец Фридриха умудрился схватить мальчишку за шиворот и рывком бросить обратно к каменному столу.

Впрочем, и бывший оруженосец и трубадур с самого начала знали, что Папа ополчился как против своего опекаемого, так и против его дяди Филиппа Швабского, подтверждая права Оттона Брауншвейгского. Трубадуры пели об Оттоне как о чрезвычайно сговорчивом баране, готовом пойти на заклание, если того потребует его благодетель и хозяин. Благодетелем стал Папа, хозяином тоже.

Это ему 8 июня 1201 года Оттон принес в Нейссе заверенную присягу. Он обязался возвратить бывшие владения Римской церкви в Центральной Италии, постепенно подчиняя воле Папы всю империю, весь мир. Кроме того, будущий король божился не предпринимать никаких шагов без соизволения своего патрона. После чего Оттон официально утвердился на троне, сделавшись королем по соизволению Папы. В тот же момент все его противники, а стало быть, сторонники Фридриха и Филиппа, были единым махом отлучены от церкви.

Дальше пошла косьба, которую никто не ожидал: германский епископат противился неугодному королю, Папа через своего легата Гвидо Пренестского угрожал епископу анафемой, благодаря чему епископ Конрад фон Вюрцбург[40] и архиепископ Эберхард II фон Зальцбург[41] примкнули к гвельфам, а вслед за ними перестали сопротивляться почти все саксонские епископы.

Летом сдались Оттокар Богемский[42], а ландграф Герман I Тюрингский[43] все еще колебался, выискивая лазейку. После чего король Оттон IV пленил архиепископа Гартвига Бременского, заставив его признать волю Папы. Был отлучен от церкви верный маленькому королю архиепископ Людольф Магдебургский, а епископ Дитрих Утрехтский отстранен от занимаемой должности. После этого епископы городов Метца и Трира вернулись под власть Папы, а король Богемии Оттокар и ландграф Тюрингии Герман I послали войска против Филиппа. Поняв, что Штауфены обречены, отлученный архиепископ Магдебургский был вынужден покориться Папе. Вслед за ним сдались епископы Гартвиг Аугсбургский, Дитрих Мерзебургский, Экберт Бамбергский и Вольфгер из Пассау. После чего Папа Иннокентий III сам призвал ломбардские города признать Оттона IV.

– Казалось бы – ничто уже не поможет Штауфенам, – вдруг сорвавшись с места, начал нараспев трубадур, следуя мелькающим перед глазами картинкам, – как вдруг Папа с удивлением для себя обнаружил, что, может, он и представитель Бога на земле, но уж точно не Бог. Кто бы мог подумать, что в один прекрасный день от короля-марионетки отречется его брат Генрих, пфальцграф Рейнский?[44] Затем – ландграф Тюрингии Герман, Оттокар Богемский, герцог Генрих Брабантский[45] и архиепископ Кёльнский Адольф. А дальше переход из лагеря Оттона к Филиппу напоминал уже обвал в горах: епископы Падеборна, Страсбурга, Оснабрюка, Мюнстера и Люттиха, аббаты и священники Ксантена, Святого Куниберта в Кёльне и в Корвее…

– Все возвращалось на круги своя, – вторил трубадуру Вольфганг, – 6 января 1205 года Филипп Швабский короновался во второй раз в традиционном месте в Аахене архиепископом Адольфом Кёльнским, полномочным представителем Папы при совершении таинства миропомазания.

Оттон сохранил за собой только Кёльн, да и то ненадолго. Отлично понимая, что оставаясь живым и непокоренным, противник может вновь собрать вокруг себя огромную армию, 27 августа 1206 года Филипп окончательно уничтожил войска Оттона IV в битве при Вассенберге, после чего Кёльн также подчинился новому королю.

А потерпевший поражение Иннокентий немедленно вступил в переговоры с Филиппом, предложив тому высказать свои претензии к Римской церкви, если таковые имеются. Однако благородный Филипп не собирался поминать былых обид, мало того, он был готов поддерживать Церковь, собираясь выделить средства на новый крестовый поход.

– Растроганный Иннокентий тут же предложил Филиппу выдать его дочь, помолвленную прежде с баварским пфальцграфом Оттоном Виттельсбахским[46], за своего племянника. Король согласился. Об этом стало известно летописцу и честнейшему человеку в империи Бурхарду Уршпергскому – вашему отцу, Анна и Константин! Приветствуйте его стоя! – орал Вальтер.

– В этом и заключалась роковая ошибка несчастного короля. 21 июня 1208 обиженный отказом жених заколол Филиппа в епископском дворце в городе Бамберге, – Фогельвейде рубанул в воздухе культей.

– Так свершился Божий суд! Бом-бом! – запел оруженосец, изображая, будто раскачивает язык большого колокола. – Бом-бом…

– Но он не принес короны четырнадцатилетнему Фридриху, в очередной раз водрузив ее на свинорылого Оттона! – выкрикнув последнюю фразу, трубадур схватился за сердце и, побледнев, упал на пол.