— Идём к твоему отцу, — сказал Льеф всё так же спокойно, — я скажу ему, что буду биться с тобой. На перекрёстке. На третий день. Как требует того закон.

========== Глава 14. Ожидание ==========

— Смыть оскорбление можно только кровью. Я вызываю его на хальмгат.

Эрик хмурился и переводил взгляд с одного на другого.

— Рун, — жёстко спросил он, — зачем ты это сказал?

В глазах Руна блестела злость, и когда прозвучал вопрос конунга, злость эта стала только сильней.

— Благодарю за вызов, — сказал он вместо того, чтобы ответить конунгу, — такого вызова и надлежало ждать от тебя. Я принимаю его, и драться мы будем тогда, когда ты пожелаешь.

Эрик встал со своего места и вплотную подошёл к обоим.

— Льеф, — обратился он к пасынку. — У моего сына длинный язык. Тебе ли этого не знать?

Льеф молчал и, стиснув зубы, смотрел на него.

— Никто не слышал, — успокаивающе произнёс Эрик, — я понимаю, вы оба очень молоды — и вот уже четыре месяца, как не были на войне. Но подумайте обо мне. Я не переживу потери одного из вас.

Рун молчал. А Льеф, может быть, и пошёл бы на попятную, но его разозлило то, что Эрик как бы обращался лично к нему. На Руна он не смотрел.

— Ты, конунг, знаешь закон, — сказал Льеф. — Я не могу отступить.

Конунг рыкнул и, взмахнув плащом, вернулся на свой трон.

— И всё же, — сухо сказал он, — у вас есть три дня, чтобы обдумать всё.

Той ночью Эрик не мог уснуть. Он всё думал — как остановить то, чего он давно уже ждал. Рун и Льеф были друзьями. И оба были дороги ему. Но самую сильную боль всегда причиняют те, кто дороже всего.

А вечером Рун прислал к Льефу своих послов.

Сражение должно было проходить на небольшом острове или на перекрёстке. Право первого удара принадлежало Руну.

В тот же день договорились о времени и о месте, а так же об оружии. Они могли использовать короткие, заточенные с одной стороны гибкие германские мечи — скрамасаксы, или же длинные, прямые и обоюдоострые. В левой руке каждого был щит, а на теле — любой доспех.

На второй день Рун, затеявший эту свару, уже жалел.

Его разозлил Льеф. Разозлило то, как тот обошёлся с ним, толкнув его в грязь, и разозлило то, что Льеф не хочет делиться с ним — хотя сам уже полгода пользовался рабом.

Он, Рун, был сыном конунга. Любимым сыном, и так же точно любили его все воины северной земли.

Он собирал дружины каждый год, и он приносил дары к трону конунга, и все рукоплескали ему, чтобы на будущий год снова пойти с ним в бой.

Он мог бы и один вести дружины — никто не пошёл бы за троллеподобным Льефом в поход. Но Льеф был его другом, и с детских лет Рун помогал ему, держал при себе.

«Без меня он был бы никем, — думал Рун. — Без меня он никогда не взял бы своего раба».

И отчасти это было так, потому что Рун и Льеф столько раз заслоняли друг друга в бою, что давно уже потеряли счёт взаимным долгам.

Рун услышал голос иноземного скальда на чужеземном берегу и понял, что тот поёт заклятья — ещё тогда. Такой нездешней силой полнились слова его песни, и таким неземным был взгляд.

«Жаль, что я не убил его в тот раз», — думал Рун.

Впрочем, он пытался. Он нанес удар, но не успел — галл уже зачаровал его побратима. И… отчасти… зачаровал и его.

— Проклятый галл… — бормотал Рун в ту ночь, лёжа в постели Сигрун, которая, вопреки обыкновению, пустила его к себе домой, — он испортил всё.

Сигрун молчала и смотрела на него. Слова Руна причиняли ей боль.

— Обещай, Сигрун, что отомстишь за меня, — Рун повернулся к ней.

Сигрун сглотнула.

— Я всего лишь женщина, — глухо сказала она и тут же оборвала себя, — да, Рун. Если что-то случится с тобой — он ответит за твою кровь. Но я хотела бы, чтобы ты вернулся живой.

Рун сжал её ладонь.

— Рун, это глупо! — не выдержала она и, приподнявшись на локте, сверху вниз посмотрела на него, — ты прольёшь кровь в бою с братом из-за какого-то дикаря? Кто он тебе? Просто раб! Кто дерётся из-за раба?!

— Зачем ты говоришь мне об этом, Сигрун? — Рун тоже привстал и в упор посмотрел ей в глаза. — Или не знаешь ты, что если я не явлюсь, он вырежет на земле знак, и каждый скажет, что не могу я исполнить того, что сказал?

Сигрун рыкнула и ударила по кровати кулаком. Соскользнула на пол и скрестила руки на груди.

— А ты, Рун, не ответил на вопрос! Что вам сдался этот хрупкотелый галл? Али мало красивых женщин в нашем краю?

В глазах Руна появилась злость.

— Ты хочешь, чтобы я признался, что я его хочу?

Сигрун заледенела от такой откровенности, и рука её поднялась, чтобы указать на дверь, но прежде, чем она успела произнести хоть слово, Рун сам поднялся с кровати и продолжил: