Кадан смотрел на то, как улыбка играет у Льефа на губах, и видел в его глазах такую светлую тоску, что трудно было не понять: что бы ни представлял из себя Рун, для Льефа он брат — и будет братом всегда.

— Эти навыки затем не раз помогали нам в бою, когда требовалось быстро уклониться от пущенного копья или перескочить через посланный по скользкому льду щит. Рун даже как-то перепрыгнул через головы врагов, окруживших его — потом долго не мог об этом забыть, — Льеф усмехнулся и посмотрел на Кадана. Тот стоял на тренировочной площадке, кое-как удерживая в руках слишком тяжёлый для него меч.

Льеф обошёл Кадана со спины и взялся за меч двумя руками поверх рук галла. Кадана тут же повело. Он почувствовал, как напрягается член, и в голове заходится шум.

— Часто случалось так, что, сражаясь против множества противников, мне приходилось уходить в сторону знакомым с детства прыжком. Или в морском бою, когда драккары сходились бортами, перепрыгивать с корабля на корабль, — продолжил Льеф, — вот так, понимаешь? — он переложил ладонь Кадана так, чтобы тот лучше контролировал меч. Кадан попытался сосредоточиться на том, чем они занимались уже несколько часов. Он напомнил себе про Руна и про то, что может случиться, если он не научится стоять за себя, но это не слишком помогло — Льеф обволакивал его со всех сторон теплом, и Кадану хотелось только таять в его руках — больше ничего.

Последние три дня Льеф вставал раньше обычного и возвращался в дом к обеду, чтобы затем идти тренировать его, но за эти три дня Кадан так и не научился ничему.

— Вдоль берега находится множество скалистых островков-шхер, — продолжал рассказывать Льеф, и его дыхание опаляло жаром ухо Кадана. — Там живут птицы. Так вот, мы соревновались, кто быстрее взберётся на отвесную скалу и спустится вниз с яйцом тупика.

— Оно такое вкусное? Это яйцо? — различил Кадан собственный голос сквозь шум в голове.

— Что? Нет. Абсолютно противное на вкус. Главное не победить, а участвовать в борьбе. По крайней мере, для меня так.

Кадан кивнул. Это он понимал. Не сдержавшись, он повернул голову и коротко поцеловал Льефа. Тот замер на несколько секунд ошарашенный. Кадан обнаружил, что, стремительно набухая, член Льефа упирается ему в зад.

— Не делай так… при всех, — сказал Льеф, совладав с собой.

— Я понимаю, — Кадан повторил быстрый поцелуй, — я буду осторожен, Льеф.

Льеф отстранился — взгляд его был немного зол — и, взяв со стойки с оружием другой меч, занял позицию напротив Кадана.

— Нападай, — приказал он.

Даже теперь, будучи взрослым, в свободное от походов время Льеф продолжал упражняться дома с мечом, а иногда и показывал приёмы юношам при королевском дворе, когда те желали поучиться у него.

Льеф был хорошим учителем. Спокойным, терпеливым и твёрдым. Но именно от этого сочетания мягкости и непоколебимости Кадан никак не мог сосредоточиться на учёбе. Ему казалось, что бархатистый голос Льефа ласкает его, как ночью ласкали сильные руки северянина его тело. И потому, выполняя приказ, Кадан в очередной раз лишь скользнул клинком плашмя по лезвию учительского меча.

— Вот ты где, — послышался голос со стороны.

Кадан заледенел. Это был Рун.

Льеф, казалось, тоже напрягся.

— Учишь раба обращаться с мечом? Ты окончательно проиграл его заклятьям, Льеф. Думаешь, трелля можно чему-то научить? — спросил Рун. Он вошёл на площадку и прислонился к оградительному столбу спиной, пожёвывая травинку. Взгляд его, устремлённый на Кадана, полнился презрением — и ненавистью.

— Перестань, Рун. Предупреждаю тебя, — сказал Льеф.

— Мне больно, — выплюнул Рун, — что этот галл встал между мной и тобой.

— Он бы не стал причиной раздора, если бы ты этого не захотел, — Льеф почти инстинктивно заслонил Кадана собой.

— Тебя ищет отец.

Льеф оглянулся на Кадана.

— Не бойся, я за ним прослежу.

— Это плохая мысль, Рун.

Рун фыркнул.

— Боги, Льеф. Ты сам становишься похожим на него. Где твёрдое плечо, на которое я мог опереться всегда?

Льеф хотел было ответить, но не успел, потому что Руна уже несло:

— Ты сам стал как женщина, Льеф. Ты, должно быть, тоже ложишься под него? Поэтому он так цепляется за тебя.

Взгляд Льефа, только что напряжённый и тяжёлый, подёрнулся льдом.

Рун тоже замолчал.

Над тренировочной площадкой повисла тишина.

— Зачем ты это сказал? — тихо спросил Льеф.

Руну стало неуютно.

— Чтобы ты понял, как глупо выглядишь со стороны, Льеф! — тем не менее огрызнулся он.

— Рун, ты знаешь закон.

Рун молчал.

— Никто не слышал, только ты и я.

— Слышали небо и земля.

— Льеф… — осторожно произнёс Кадан, начиная понимать, в какую сторону клонится разговор. Но Льеф лишь задвинул его дальше за спину. Остановить его не мог уже никто. Злость, наполнившая его в тот день, когда он увидел Кадана и Руна вместе за домом, раскалилась добела и стала остывать, превращаясь в настоящую боль. Много позже он думал, что мог бы простить Руна — если бы их в самом деле слышали только небо и земля. Потому что, по большому счёту, Льефу было безразлично мнение богов. Но в эту секунду у него за спиной стоял — и слышал его слова — его собственный «бог». И он никогда бы не простил себе, никогда не смог бы смотреть Кадану в глаза, зная, что тот знает, что Льеф побоялся поднять на обидчика меч.