— Да, — и он произнёс ещё один рецепт.
========== Глава 13. Закон ==========
Все следующие дни Льеф был занят на строительстве кораблей: он пристально следил, чтобы каждая доска и каждая веточка подходили для той части корабля, которую строили в этот день.
— Море — капризный бог, — говорил он.
Кадан же большую часть времени оставался один: заняться ему у причала было абсолютно нечем, и хотя в первые дни Льеф брал его с собой, Кадан, стоя у него за спиной, изнывал от тоски.
Наблюдать за тем, как загорелые руки Льефа поднимают доски, как подносят их к внимательным глазам и затем откладывают в сторону, было приятно — но быстро надоедало.
Когда однажды утром Льеф отпустил его пройтись по окрестностям, Кадан ненадолго ожил. Всё было ново и интересно ему — контуры синеватых гор вдали и лежащая на них пелена облаков, извилистое русло реки, убегающее до самого горизонта… Незнакомые травы, кое-где уже начавшие проклёвываться из-под снега.
Он бродил по усадьбе, поднимался на смотровые башни и совсем не чувствовал себя рабом — пока однажды, опустив взгляд, не увидел мощную фигуру Руна, высившуюся в тени. Рун наблюдал за ним.
Кадан, стоявший на смотровой вышке, сразу расхотел спускаться вниз.
Он стоял и делал вид, что смотрит на горизонт, пока, бросив на Руна косой взгляд, не заметил, что тот вышел немного на свет, так что теперь можно было разглядеть холодный блеск его глаз и злую улыбку, игравшую на губах.
Кадан стиснул зубы и сжал кулаки. Прочертил в воздухе пальцами один из тех знаков, что показала ему Сигрун. Сам Кадан не очень-то верил в чужеземное колдовство, но знал главное правило магии: она действует на того, кто верит в неё. А Рун верил.
Впрочем, спускаться вниз он по-прежнему не спешил — и решился, только когда стал меняться караул. Довольно много воинов скопилось вокруг смотровой вышки, и Кадан, проскользнув мимо них, торопливо направился домой.
Вечером он попросил у Льефа нож.
— Зачем? — сурово поинтересовался тот.
— Вдруг… на меня нападут?
— Кто может напасть на тебя здесь, в чертоге конунга?
Кадан молчал. Он понимал, что не получит ножа, если скажет, что противник его — Рун.
— Ты — раб. У раба не должно быть ножа.
Кадан поджал губы и отвернулся.
Льеф обнял его со спины.
— Ты должен понять меня.
— Я понимаю, — Кадан склонил голову и подумал, что нож можно стащить на кухне. Но что потом? Пользоваться оружием он толком не умел, да и Рун всё равно был намного крупнее его.
— Я мало тебе дал? — спросил Льеф тем временем.
— Нет… — Кадан вздохнул и, обернувшись к нему, погладил по щеке, — очень много, Льеф. Я не обижен на тебя.
Это была ложь, но Кадан в самом деле понимал, что Льеф прав.
С того дня он старался избегать безлюдных мест, но ещё несколько раз видел Руна вдалеке. Так же зимой следил за ним Льеф. Но от взгляда Льефа становилось тепло, а от взгляда Руна холодок пробегал по спине. Улучив момент, Кадан поймал этот взгляд и демонстративно прочертил в воздухе руну, призванную наслать болезнь — однако злая улыбка стала только шире, а самому Кадану стало ещё холодней.
Но через несколько дней ему пришлось свидеться с Руном ещё раз.
День уже подходил к концу, и Кадан с нетерпением ждал, когда же вернётся Льеф. До ужина оставался час, но перед тем, как сесть за стол, они старались немного времени провести вдвоём. Иногда поднимались на те же вышки, где днём Кадан стоял один, и Кадан показывал Льефу те места, которые особенно понравились ему, а Льеф рассказывал, как проходит строительство кораблей. Кадан теперь из всех обязанностей раба выполнял только одну: приносил Льефу еду по утрам и напитки по вечерам. Ещё он помогал тому следить за волосами и бородой, но это было не столько обязанностью, сколько игрой. Внимательно глядя Льефу в глаза, Кадан расчесывал его гребнем, а затем то же самое делал со спины. Пару раз он помогал ему отмывать волосы в холодной воде — а Льеф помогал ему. И в бане Кадан тоже исполнял обязанности слуги — здесь ему разрешалось гладить и ласкать Льефа у всех на виду, и только Льеф жалел, что нельзя делать наоборот.
Кадан мог бы и совсем позабыть, что оказался рабом, если бы не Рун, пристально следивший за ним, так что Кадан начинал бояться оставаться один.
Позади главного дома у самого частокола располагались отхожие места, и в тот час Кадан направился туда. Он приготовился к тому, что обычно делают в таких местах, чуть приспустил штаны и тут же обнаружил, что грубые руки схватили его и рванули назад.
Кадан вскрикнул, а в следующую секунду рот его зажала ладонь, и Рун прижал юношу щекой к стене.
Свободная рука северянина зашарила по его ягодицам, и Кадан понял, что к глазам подступают непрошенные слёзы.
— Пусти! — выдохнул он в ладонь противника, но получилось лишь неразборчивое мычание. Главное его оружие — слова — было теперь недоступно для него.
— Твоя поганая магия не возьмёт меня, галл, — с усмешкой прошипел Рун над его ухом, — другое колдовство защищает меня.
Рука его продолжала шарить по ягодицам Кадана, но никак не могла забраться между них, потому что мышцы были напряжены.
Рун отвесил Кадану увесистый шлепок. Тот вскрикнул и от неожиданности расслабился ненадолго, так что Рун смог просунуть пальцы внутрь и даже ощупать сжатое кольцо.
