<p>
После уроков Доминико едва протолкался к аквариуму сквозь толпу зевак. Долгожданная картина предстала перед ним. Омар навис над останками каракатицы и, отрывая от её тела куски, отправлял в себя один за другим. «Что ж, — равнодушно подумал Доминико и улыбнулся, — все так, как и должно быть». Он огляделся по сторонам — народ уже разбредался кто куда — и тоже побрёл домой.</p>
<p>
</p>
<p>
Теперь Доминико Таскони сидел в неприметном автомобиле, который был арендован не на него, за тёмным от бликов заходящего солнца стеклом — и смотрел, как Стефано Бинзотти собирает разбросанные по газону вещи в раскрытый чемодан.</p>
<p>
Вытянув из нагрудного кармана сигаретку, Доминико пустил дымок.</p>
<p>
— Скоро… — пробормотал Таскони. Стефано Бинзотти с каждым днём вызывал у него всё больший интерес. — Всё так, как и должно быть.</p>
<p>
</p>
<p>
ГЛАВА 7</p>
<p>
По воскресеньям с утра, когда в церквях близлежащих посёлков ещё звенели колокола, в доме Дель Маро всё начиналось по новому кругу. Все те, кто причислял себя к свету — высшему и ступенькой пониже, снова съезжались на виллу и заполняли её весёлой толпой. «Он мафиози, — шептали дамы, потягивая его сангрию и нюхая розы в его саду. — Вчера его люди застрелили троих на Палмер Авеню». Впрочем, вслух никто не говорил ничего.</p>
<p>
</p>
<p>
Спустя ещё неделю Доминико Таскони, не выдержав, решил перебраться в отель.</p>
<p>
Как правило, итальянцы строили небольшие гостиницы, разнообразные по оснащению и декору, совершенно непохожие на крупные сети отелей в больших городах.</p>
<p>
</p>
<p>
Здесь у него снова появилось время, и Доминико то и дело ловил себя на том, что смотрит на фото сына и погружается в воспоминания о прошлом, вернуть которого уже не мог.</p>
<p>
В голову лезли картины из прежней жизни, когда Пьетро едва исполнилось десять лет. Уже тогда уже он вёл себя как настоящий вожак. В младшей школе, а затем и в классах гимназии сокурсники и учителя неизменно говорили, что Пьетро обладает весьма здравым умом и его мнению можно доверять. Характер у юного корсиканца был деятельный, сам он не боялся ничего и легко увлекал своими идеями других. Сфера политики или банковских расчетов, которые прочил поначалу ему отец, абсолютно не привлекала юного корсиканца — зато Пьетро любил стрелять.</p>
<p>
С тех самых пор, как Доминико подарил ему первую лупару, Пьетро только и делал, что, спустившись на планету, палил по колибри — и постоянно просился на охоту вместе с отцом.</p>
<p>
Доминико не был большим любителем сафари — скорее, оно успокаивало его. И если уж он уезжал в джунгли на несколько дней, то всегда один. Но Пьетро умел получать то, что хотел. С тех пор, как мальчику исполнилось четырнадцать, Доминико всё чаще приходилось брать его с собой.</p>
<p>
Пьетро был хорошо сложён, хотя и так же худощав, как его отец. А вот чертами больше походил на мать, чем на отца — и Доминико всегда вспоминал Миранду, глядя на него. Может быть, это и стало причиной того, что Доминико ни в чём не мог сыну отказать. Пьетро, как и Миранда, привык получать от жизни всё. Манеры его, впрочем, были порывисты и экспрессивны, как у отца.</p>
<p>
Своими постоянными вопросами Пьетро вечно ставил на уши весь дом. Он никогда не болел, демонстрировал прекрасный аппетит и вовсю распоряжался кузенами, приказывая им: «Пойди туда!», «Сделай то!». Команды его не были грубыми, но в них присутствовали достоинство и убежденость в собственной правоте. Джани и Сантино повиновались ему без пререканий — как и все, кого Пьетро затягивал в свою игру. Кузены с малых лет привыкли смотреть на двоюродного брата, как на главаря. А ещё Пьетро без конца думал о чем-то. Размышлял без устали. Всё на свете занимало его ум, но он не мог отыскать ответа на самый главный вопрос: «Зачем мы живём»?</p>
<p>
Доминико был убежден, что из Пьетро получится отличный дон. До тех самых пор, пока визит Аргайла в Манахату не пустил его жизнь под откос.</p>
<p>
</p>
<p>
Вступить в «семью» никогда не было легко, хотя, в отличие от шотландских кланов, корсиканские далеко не всегда были в прямом смысла «семьёй».</p>
<p>
Стать одним из «людей чести» мог только тот, кто доказал свою способность убивать с холодной головой.</p>
<p>
В то же время, вступая в семью, претенденты клялись, что будут защищать вдов и сирот, не тронут женщин и детей. Не красть, не желать жены брата и беспрекословно выполнять распоряжения вышестоящих — так предписывала омерта. Неумолимый закон.</p>
<p>
Не приветствовались любовь к азартным играм и наркотики, алкоголь.</p>
<p>
Человек, прошедший посвящение, становился пиччотти — «мальчиком», и не более того.</p>
<p>
Уровнем выше стояли капидечиа — десятники, которые командовали пиччотти. В каждой семье было не так уж много бойцов — обычно от двадцати до пятидесяти человек. Куда больше было людей, которые оказывали разовые услуги семье — или оказывались под контролем Ндрангеты, сами не догадываясь о том.</p>
<p>
В основе организации лежал территориальный принцип: всего в южных провинциях было четыреста шестьдесят три семьи. Корсиканский регион контролировали двадцать семь. В Манахате семей было пять.</p>
<p>
Каждая семья обладала абсолютной властью на своей территории: чтобы разобраться со своими врагами в чужих владениях или хотя бы приобрести там недвижимость, мафиози должен был попросить разрешения у семьи, которой принадлежал этот участок по «закону чести». Во главе такой семьи стоял капо, которого избирали как доверенное лицо члены семьи — Доминико Таскони занял свой пост именно так.</p>
