Теперь Даймонд поднял взгляд, и Якоб заметил в нем явный, плохо скрываемый интерес.
– Рано или поздно мои годы возьмут свое, я буду вынужден отойти от дел. Здоровье и так частенько меня подводит, хотя мне нет и шестидесяти. Если ты, сын мой, выживешь, пройдешь через все испытания, ниспосланные Богом, пронесешь в себе свет Божий и сделаешь все, чтобы истребить зло, изничтожить его из этого мира, то однажды наступит день, когда ты станешь моим преемником на этом посту.
– Я сделаю все, что в моих силах, – смиренно произнес охотник и отпил из кубка.
– Я хочу, чтобы ты присутствовал на процессе этим вечером. Брат Ганс проводит тебя в камеру, где мы будем судить барона, которого ты любезно доставил к нам. Я хочу, чтобы ты учился, сын мой. Если ты станешь моим преемником, ты должен уметь не только выслеживать нечисть, но и развязывать ей язык. Скоро ты этому научишься. А теперь ступай вниз, к казначею. Тебе вручат твой заслуженный заработок.
Когда охотник удалился, Якоб поставил опустошенный кубок вина на стол и подошел к большому витражному окну, из-за которого, переливаясь разноцветными лучами, в комнату проникал божественный свет солнца. Инквизитор воздал этому свету короткую молитву, перекрестился и поблагодарил Бога за новый день. Его мысли вернулись к охотнику. За два года службы Даймонд показал свои самые лучшие, но и самые опасные стороны. Бывший наемник армии герцога, он имел отличную подготовку, которой мог бы позавидовать даже опытный рыцарь. При этом он был куда умнее большинства рыцарей, которых знал Якоб Шульц. Таких людей как Даймонд нужно было держать поближе к себе, используя их возможности для собственной выгоды. Именно поэтому инквизитор замыслил сделать его своим заместителем, как только тайный орден Троицы выйдет из тени и сможет действовать открыто.
Якоб вернулся к рабочему месту и присел в кресло. На гладкой столешнице перед ним лежали толстые кипы бумаги и пергамента. В отдельной стопке хранились протоколы допросов, в другой стопке, поменьше, скопились еще не проверенные доносы шпионов ордена. Якоб тяжко вздохнул и помассировал уставшие глаза, после чего вновь нехотя принялся за бумажную работу, которую он любил меньше всего на свете. Прошлый воинский опыт сделал инквизитора человеком действия, поэтому он предпочитал путешествовать в седле, вооруженный мечом, окруженный верными людьми, а не сидеть в кабинете и перебирать записи.
Поработать долго инквизитору не дали – дверь его кабинета вновь отворилась, и внутрь, по-старчески шаркая ногами, буквально влетел старый аббат Август.
– Мастер Якоб!
– В чем дело?! – Якоб с раздражением отбросил стопку бумаг на столешницу и уставился на старенького аббата невысокого роста, который предстал перед ним, сгорбившись и нервно перебирая пальцами шнурок своего пояса.
– Ночью наш пленник едва не наложил на себя руки, – виновато прошамкал аббат.
Глаза инквизитора превратились в узкие щелки, что не сулило аббату ничего хорошего. Якоб резко поднялся с кресла и вышел из-за стола. Голос его стал отдавать холодной сталью, когда он спокойно и коротко осведомился:
– Что с ним?
– Жить будет. Лекарь занялся этим грязным животным.
Якоб вздохнул с облегчением, но его глаза до сих пор уничтожающе пронизывали тощую фигуру священнослужителя в рясе.
– Я же велел следить за бароном! Он важен. Плевать на других, но за ним глаз да глаз! Закуйте его, в конце концов.
– Мы приставим к нему стражника. Теперь он не сможет выкинуть подобной шутки, – увидев, что злость инквизитора сходит на нет, аббат весело рассмеялся и потянулся к бочонку, чтобы налить себе утреннюю порцию, но Якоб, резко, словно кошка, приметившая мышь, бросился на аббата и, ухватив его за капюшон рясы, бросил старика спиной прямо на жесткий каменный пол.
– Это никакие не шутки! – заорал разъяренный Якоб. – Этот человек стоит больше, чем твоя поганая шкура! Если ты допустишь еще одну такую оплошность, я отведу тебя в камеру и подвешу к потолку как выпотрошенную скотину, тебе ясно?!
Аббат закашлялся, энергично кивая головой. Инквизитор взял его за седую бороду и резким движением вернул беднягу в прежнее положение. Старик с пунцовым от натуги лицом поспешил выскочить из кабинета, продолжая шаркать ногами и покашливать на ходу.
Отдышавшись, Якоб вновь наполнил свой кубок и подошел к окну, чтобы насладиться волшебной игрой света и успокоиться. Его гнев испарился после нескольких глотков пьянящего напитка. Он погрузился в раздумья, с наслаждением предвкушая события, предстоящие совсем скоро.
Глава
II
.
18 лет назад. Каринтия, Австрия.
– Будь проклята эта дрянная погода! – проворчал пожилой мужчина, сидя на массивном дубовом сундуке. – Ни дня без дождя и грозы. Будто само небо прокляло эти забытые Господом земли!
Старик закутался в шерстяную накидку, сырую от дождя, и подбросил щепки в огонь, пылающий в жаровне прямо под потрепанной крышей башни. По виду этой башни, как и по виду всего замка, казалось, что некогда величественная конструкция из плохо отесанного камня пережила с десяток долгих и тяжелых осад. Внешняя стена крепости была полностью обрушена, а ободранная кладка внутренней рассыпалась на части, будто угрожая и вовсе обвалиться на сильном ветру. Четыре угловые башни, с неприветливо зияющими чернотой бойницами, еще держались, хотя имели весьма ветхий облик, а главные ворота прогнили, но были наглухо затворены, несмотря на то, что вряд ли смогли бы послужить препятствием чьему-либо натиску снаружи.
Погода и правда разбушевалась: ливень стоял плотной стеной, а гром и молния мечами рубили небосвод на куски. Унылая дробь крупных капель, барабанящих по черепичному навесу башни, начинала действовать старому ворчуну на нервы, а нависшие над замком тучи, затянувшие небо до самого горизонта, угнетали его уставший разум. Время от времени резкие порывы ветра прорывали эту стену воды, и брызги задувало внутрь, прямо через большой просвет в кровле, образовавшийся, вероятно, от угодившего в нее снаряда. В такие моменты старик морщился и прятал лицо под капюшон, а пламя костра в жаровне начинало дергаться в агонии, будто умирая, но после продолжало гореть, как ни в чем не бывало.
– Дядя Арнольд? – тонкий мальчишеский голос раздался откуда-то снизу, а затем послышались частые шаги семенящих ног юного парнишки, взбирающегося по винтовой лестнице на верхнюю площадку башни.
– Я здесь, Даймонд, – отозвался старик, стараясь перекричать шум грозы с улицы.
На вид мальчишке было около одиннадцати лет. Он был рослым, с копной растрепанных темных волос, по которым текла дождевая вода, скатывающаяся на юное лицо с не по-детски умными серыми глазами.
– Ты должен был сидеть в донжоне4, малыш. Разве может лорд покидать дом, оставив его без охраны?
– Но там остался Патрик.
– Патрик всего лишь твой слуга, – фыркнул старик. – Да ладно, устраивайся поближе к огню и немного обсохни. Чего же тебе не сидится в твоих покоях, милорд?
Мальчик присел на пустую бочку и протянул руки к огню. Снаружи раздался оглушительный грохот, вспышка молнии на короткий миг осветила помещение белым, слепящим светом. Мальчик бросил быстрый взгляд на тучи цвета поблекшей стали, виднеющиеся сквозь дыру в крыше, и невольно поежился. Не хотелось бы ему вновь пересекать двор в такую погоду.
– Там скучно. Патрик занят на кухне, а мне нечего делать. Я хотел, чтобы ты рассказал мне историю.
– Какую историю?! – старик изобразил на лице искреннее удивление. – Я знаю много историй, но какую именно ты хочешь услышать?
– Ту самую историю, которую ты, дядя, никогда не рассказывал. Как умерли мои родители? Почему половина нашего замка лежит в руинах? Кто сделал это с нашим домом?
Улыбка постепенно слезла со старческого лица, затерявшись где-то в седой бороде. Старик поковырял веткой в костре жаровни и вновь подбросил немного хвороста.
