Слушание закончилось очень быстро. Скабиор посчитал, что его крепко выручил вовремя наступивший перерыв на обед — все явно решили, что это гораздо более важное дело. Только один из авроров, раздраженно упихивая в портфель набитую бумагами папку, бросал на осужденного раздраженные взгляды и ворчал себе под нос:

— Конечно, дуры-бабы за снисхождение проголосовали.

Наконец портфель застегнулся и аврор, на ходу поправляя воротник и возмущенно фыркая, выскочил из зала следом за остальными. На языке вертелось: “Господа, а вы тут никого не забыли?”, но спрашивать было не у кого: Скабиор оказался в зале один. Он лениво потянулся, заодно обводя помещение настороженным взглядом. Наверняка здесь пряталась целая прорва ловушек. Наиболее благоразумным казалось оставаться на месте и прикидываться хорошим мальчиком. Еще бы вспомнить, как это делается. Скабиор откинулся на спинку стула и придал лицу самое кроткое выражение, какое мог придумать.

Как отворилась дверь, он не слышал, и чуть не подпрыгнул, когда шаги раздались прямо за спиной.

— Привет! — жизнерадостно воскликнул незнакомый голос.

Скабиор обернулся, одновременно попытавшись встать. Тут-то и выяснилось, почему осужденного преспокойно оставили в зале одного. Невидимая преграда не давала возможности оторвать задницу от сиденья.

Крепко сбитый парень среднего роста обошел стул и встал перед Скабиором. Линялые джинсы, ковбойка с засученными рукавами, улыбчивая голубоглазая физиономия, увенчанная встопорщенным светлым ежиком волос. По виду и не заподозришь гадость вроде аврора.

— Нед Джонсон, — представился он. — А кто ты, я сам знаю. Что расселся-то?

Скабиор обдумывал, как бы ответить так, чтобы и от души, и себе самому хуже не сделать. Вмдимо, эти колебания достаточно явственно отобразились у него на лице, и Джонсон спохватился:

— Извини, забыл! Эти новые заклинания вместо инкарцеро…

Как загадочное новое заклинание было наложено невербально, так оно и оказалось снято. А жаль, принять бы такое на вооружение. Скабиор резво вскочил на ноги. Нед ухмыльнулся.

— Дельная штука, да? Ну, пошли, я тебе должен инструкции дать.

В кабинете Джонсона царил жизнеутверждающий бардак, и Скабиору там понравилось. Нед скинул со стула обувную коробку, полную старых журналов, и жестом пригласил своего подопечного сесть. Сам устроился за столом.

Скабиор заметил фотографию в рамке: молодая длинноволосая женщина с карапузиком — миниатюрной копией Джонсона. Они стояли на палубе яхты. И фотография не двигалась.

— Магглы? — спросил Скабиор, кивком указав на снимок. Что-то подсказывало, что с Джонсоном можно называть все своими именами.

— Ага, — радостно согласился тот. — Я и сам магглорожденный. Скажешь то, что подумал — получишь.

— Вот теперь подумал, — сказал Скабиор.

Джонсон внимательно поглядел на него и в конце концов одобрительно хмыкнул. Они друг другу понравились.

На стол легла брошюра, сразу обеспокоившая Скабиора своими размерами.

— Памятка, — пояснил Нед. — Но с собой ты ее взять не сможешь. Не ровен час попадется кому-нибудь на глаза — тебя за шизика сочтут. У тебя последняя ночь в камере, там и прочитаешь.

Сразу две плохих новости в одной фразе резко испортили Скабиору настроение. Во-первых, он успел обрадоваться, что в камеру не вернется. Во-вторых, прочитать столько за одну ночь — это что, довесок к приговору?

Нед посмотрел на его скисшую физиономию и смекнул, в чем дело.

— Ладно тебе, это же не Азкабан, да и оттуда дементоров убрали. А это целиком читать не обязательно. — Он поддел брошюру пальцем и дал ей шлепнуться обратно на стол. — Наверняка ты многое сам знаешь. Позвонить в дверь — нажать на кнопку, светофоры на дорогах… Видел светофоры?

— Я водить умею, — пренебрежительно проронил Скабиор.

— Правда, что ли? — в голосе Джонсона прозвучали не столько недоверчивые, сколько уважительные нотки.

Скабиор кивнул. Водить его научил Грейбек, которому неистово нравились внедорожники и грузовики. “Все-таки, есть у магглов что-то толковое!” — орал он, разгоняясь до свиста в ушах на ночном шоссе. — “Ты глянь, какая зверюга матерая!” Скабиор вымученно улыбался, цепляясь то за сиденье, то за дверцу, а когда наступала его очередь садиться за руль, пробовал отыграться. Куда там: Фенрир только хвостом не молотил от восторга, и то лишь потому, что в человеческом обличье хвоста у него не было.

— Тогда половина тебе не нужна, — заявил Джонсон, подтолкнув к нему брошюру. — Тут много про всякие меры безопасности на улице. Как дорогу переходить, все такое. А остальное — бытовые мелочи, вроде пылесоса.

— Зачем мне пылесос? — встревожился Скабиор. — Меня к родственникам отправляют или на каторгу?

— Ну, знаешь! — возмутился Джонсон. — Ты едешь к старенькой троюродной бабке, которой наверняка нужна помощь по хозяйству.

Скабиор подавил вздох. Оригинальный приговор аврората, вынесенный большинству егерей, начинал казаться не столько великодушным, сколько издевательским. Год жизни среди магглов, без возможности применять магию — это звучало оптимистично, пока не начнешь вдумываться в детали.

Джонсон внимательно посмотрел на него.

— Как ее зовут-то, помнишь? — спросил он.

— Тетя Дульсибелла, — вздохнул Скабиор.

— Ей немного поправят воспоминания, — сказал Джонсон. — Теперь она будет считать, что на каждое Рождество получала от тебя открытки.

— От меня?! — поразился Скабиор.

— А от кого? — возразил Джонсон и тут же изменился в лице. — Извини… Я понимаю…

— Да ничего, — сказал Скабиор. — Я давно уже привык.

Соврал, конечно. Но врать он умел хорошо.

Алкеста пропала очень давно, но Скабиор помнил ее сборы перед уходом из дома так, как будто все произошло час назад. Она легко обмахнула щеки пуховкой — на его взгляд разница осталась практически незаметной, лицо у матери всегда было точно фарфоровым, — кинула пудреницу в сумку и схватила с тумбочки перчатки. Чуть помрачнела, заметив, что они истерлись в нескольких местах, а потом махнула рукой и все равно их надела.

— Я к обеду вернусь, — сказала она. — Никуда не выходи, ладно?

Алкеста никогда ничего не приказывала и не велела. Они просто договаривались, и тот случай оказался, кажется, первым, когда соглашение рухнуло. Потому что Алкеста не вернулась. Ни к обеду, ни к ужину, ни назавтра. Официальную тревогу с оповещением властей забила соседка. Потом приходило много незнакомых людей, допытывались про отца, про родственников, и очень суетились. Один сорвался на крик: “Что за семейка такая, куда теперь пацана девать? Не к магглам же — вон, возле него молоко в чашке в третий раз закипело!” В конце концов Скабиор очутился в приюте, возле которого раскинулся лес. Он предпочитал бывать именно в лесу, а не в комнате с десятком других мальчишек. И однажды побывал там в полнолуние. После этого дела с приютом тоже закончились. О полнолунии Скабиор вспомнил уже в машине, когда Джонсон подвез его к дому тетушки Дульсибеллы (“Все, новая жизнь началась! Никаких теперь порталов и каминов”).

— Слушай… — Говорить об этом очень не хотелось, но не сказать было бы хуже. — Такое дело… Я не внесен в реестры, но…

— А, ты об этом! — обрадовался Джонсон. — Не волнуйся, тебя в реестр уже внесли, и Грейбека тоже, и еще с десяток ваших. До наступления полнолуния я за тобой заеду. Тут неподалеку оборудовали бункер, там и переждешь. А тете Дульсибелле скажешь, что тебе регулярно надо ездить к стоматологу.

Скабиор фыркнул.

— Как ты столько времени косил от реестра? — спросил Джонсон. — Тебя же, вроде, еще мальчишкой укусили?

— В приюте хотели замять историю, — сказал Скабиор. — Кажется, это было единственное, в чем мы с его начальницей поладили.

Джонсон вздохнул, полез в карман куртки и вытащил визитку.

— Вот номера, звони, если какие-нибудь вопросы будут. По верхнему — днем, по нижнему — в выходные и после шести вечера. Мало ли, вдруг забудешь, что как… Брошюру прочитал?