Ну в самом деле, не рассказывать же царю о матерных частушках на заборе и воскресшей собаке? Несерьёзно это. Пусть Яга и говорит, что ждёт нас тьма непроглядная, а всё ж таки это пока слишком зыбко. Вот будет настоящее дело – тогда и доложим.
Мы хорошо сидели. Уже давно стемнело, на город опустилась ночная прохлада. По периметру государева подворья зажглись фонари. Я смотрел, как на яркие стеклянные шары слетаются мотыльки, и думал о том, что никакой тьме непроглядной не позволю нарушить спокойствие этого города. Лукошкино – мой город, мой мир, и я сделаю для него всё, что в моих силах.
========== Глава 2 ==========
Утром после завтрака я вызвал из сеней Митьку и поставил перед ним боевую задачу: выдвигаемся на собачье кладбище. Наш младший сотрудник попытался было симулировать обморок, но я резко пресёк этот спектакль – не до того.
- Никита Иваныч, побойтесь Бога, пожалейте сироту! Боюсь я туда идти, а ну как звери из могил подниматься начнут!
- Отставить панику! Митька, не валяй дурака. Девять утра, солнце светит, мы идём, считай, на прогулку в лес, а ты мне тут комедию ломаешь. Шли бы ночью – тут я ещё понял бы, да и то ты б не отвертелся, но утром-то чего?
- Так а мало ли… - поджал губы наш увалень. Для парня двухметрового роста и богатырского сложения получилось ну очень жалостливо, я проникся. – Восстанет собачья армия, да и порвёт нас в мелкие лоскуты, в каком тогда виде меня маменьке на деревню повезут? Один ведь я у неё, кровиночка-а…
Дальше я не стал слушать, махнул рукой и вышел во двор. Митька, продолжая причитать, увязался следом. Я-то, наивный, надеялся, что его страх перед мертвецами распространяется только на людей и исключительно в тёмное время суток, но, оказывается, не всё так просто. Солнечным утром в сторону леса, где находили свой последний приют домашние животные, наш младший сотрудник шагал так скорбно, словно мы шли по меньшей мере на его собственные похороны.
Пешком до окраины города было около часа. Торопиться мне было некуда, поэтому я не стал просить Митьку запрягать телегу и решил прогуляться, тем более что погода по-прежнему радовала. Птицы на деревьях заливались совершенно непередаваемыми трелями. Вот почему, скажите на милость, я просыпаюсь не от слаженного соловьиного хора, а от резкого, противного до судорог кукареканья нашего петуха?
На Овражной улице на чурбачке у забора сидели две девушки с охапкой одуванчиков и сосредоточенно плели из них венки. При виде нас девицы залились краской и смущённо захихикали, прикрывшись платочками. Я приветственно кивнул им, не сбавляя шагу, а наш младший сотрудник в ответ на такое внимание выпятил грудь колесом и прошествовал мимо с поистине генеральским видом.
- Жениться тебе, Митя, надо, - буднично бросил я. Он аж споткнулся.
- Почто обижаете, Никита Иваныч? Меня, сироту несчастного, под хомут толкаете? Молод я ещё, чтобы браком себя губить!
- А что тут такого? И почему именно губить? Вон даже Горох женился и счастлив.
- Так то государь! – значимо поднял палец Митька. – Ему наследник нужен, дабы было кому страну оставить в случае чего. А мне зачем? У меня всего наследства-то – лапти да оглобля, зачем мне жена?
- Для духовной и физической радости. Вот представь, приходишь ты после трудового дня домой, а там тебя девица-краса встречает, ужин подаёт, улыбается. Ты ей про дела наши милицейские рассказываешь…
- Да побойтесь Бога, батюшка участковый! Днём, значит, я от вас да бабули подзатыльники взахлёб огребаю, а вечером ещё и жена добавит? А отдыхать-то когда?
- Митька, ты чего городишь-то? – я изумлённо поднял брови. – Можно подумать, мы с Ягой тебя каждый день вот просто так, без повода кочергой лупим. Окстись, что люди про нас подумают!
- Да ну, Никита Иваныч, как можно! – мигом пошёл на попятную наш младший сотрудник. – Я от вас да от бабушки, чтоб ей не кашлялось, слова худого ни разу не слышал! Всё токмо по делу вы меня, сироту, учите. А что в облике животин разных мне отрабатывать приходилось – так то исключительно в интересах следствия, по долгу службы милицейской!
Вот так, коротая время за ничего не значащей болтовнёй, мы приближались к городской стене. Митька рассказывал мне деревенские байки, я слушай вполуха. Пригревало солнце, земля была тёплой и влажной. Приятное чувство всеобщего пробуждения, рождения новой жизни наполняло меня беззаботной радостью. И я радовался – безоглядно и беззастенчиво, так, как никогда не позволял себе в моём мире. А что там будет дальше – да разберёмся, не впервой.
Городская стена опоясывает всё Лукошкино. Она появилась в незапамятные времена в качестве защитного рубежа против набегов диких кочевников. Едва заметив на горизонте облако пыли, поднимаемое копытами шамаханских коней, лукошкинцы бросали работы в поле и скрывались за воротами. Все входы в город закрывались, и попасть в него становилось невозможно. Ни разу, кстати, за всю историю враги не брали столицу. С течением времени мощь государства росла, шамаханские орды оттеснили на дальние границы, но стена осталась – мало ли. Да я и сам успел убедиться, что она по-прежнему отлично справляется с оборонительными функциями.
Основных ворот в ней четыре – по сторонам света. Открываются они не каждый день и лишь для больших процессий вроде купеческих караванов или посольских делегаций. Чтобы получить право пройти именно через ворота, гости должны заранее предупредить охранных стрельцов. Словом, там не всё так просто, но оно и правильно: Лукошкино – большой город, поток приезжих – огромный, а безопасность на должном уровне поддерживать необходимо. Для отдельных же граждан, вроде нас с Митькой, стрельцы открывали отдельный проход в стене рядом с воротами. Через него же впускали и выпускали всадников, крестьян на телегах и прочий люд.
Мы приблизились к западным воротам. Здесь, кстати, служил в охране младший, четвёртый сын боярина Тихомирова, одного из немногочисленных представителей прогрессивной фракции думы. Как я уже говорил, встречались среди них и нормальные, но больше половины думы всё равно составляли упёртые консерваторы под руководством Бодрова. Тихомировых я знал – и самого боярина, и жену его, и всех шестерых детей видеть доводилось, приятные люди. Младший сын, Афанасий, кстати, сегодня дежурил.
- Здорóво, Никита Иваныч! – он спрыгнул со своего поста на лестнице у ворот. – По делу к нам али так, от скуки проведать решил?
- По делу, Афанасий Ильич, - мы обменялись рукопожатиями. – Пройти мне надо.
- А далеко ль ты? – больше для поддержания разговора спросил боярский сын. Вся охрана городской стены ещё в самом начале моей деятельности здесь получила строгий наказ от государя: если участковый за ворота намылился, выпускать беспрекословно, милиция своё дело знает. Я, кстати, не так уж часто из города выходил.
- Да так, прогуляюсь тут у вас в окрестностях. Часа полтора, не больше. Как тут у вас в целом, спокойно? Враги не досаждают?
- Да ну какие враги, участковый, кто сюда сунется? – хмыкнул Тихомиров-младший. – Лет пять назад рыцари тевтонские под стену припёрлись, так мы с ребятами кипяточком-то их со стены и отпотчевали, да маслицем потом добавили. Латы им смазали, так сказать, не скрипели дабы. Так гости дорогие так отсюда удирали, что мы и опомниться не успели. Спокойно тут, Никита Иваныч, в карты вон режемся, на лестнице сидячи. Давай с нами, как дела справишь?
- Спасибо, времени нет. Служба зовёт!
Я хотел ещё добавить про недопустимость азартных игр, но передумал: во-первых, стрельцы обычно играют не на деньги, а на щелбаны, а это в принципе безвредно. Ну и во-вторых, а что им тут ещё делать-то? Он прав, тихо здесь, скучно. Хорошо хоть погода радует, милое дело – на солнышке погреться.
- Семён, открой Никите Иванычу калитку! – крикнул боярский сын здоровенному бородатому мужику у ворот. Тот кивнул, выудил из-за пазухи связку ключей и пошёл открывать. – Участковый, а слыхал ли, ляхи к нам толпой едут, Лариску Бодрову сватать? Через наши ворота пойдут, кабы не крестным ходом! Вроде через три дня записаны, я выходной, а всё равно приду поглазеть. Любопытно ж! Не каждый день наших девок за границу замуж отдают.
