Они замолчали: слова здесь были не нужны, советник и его дочь уже давно научились понимать друг друга и так. Если впустить королеву в Эвну и создать для нее декорацию торговых переговоров, Глория может поднять на уши весь материк: где это видано, чтобы страной правила женщина, которая не может даже удержать в руке перо. Впустить королеву в Эвну означает также и то, что на сцену придется выводить Кенейя – и тогда всплывет история, спровоцировавшая отделение трех городов от общих границ королевства. И битва под Сентабой, уложившая треть эвийской армии, бесчисленное количество гномов и практически всё население города. И тогда – здравствуй, показное осуждение в глазах всех монархов материка. А не впускать в Эв… это вызовет подозрения, которых в нынешней ситуации следовало бы избегать.

- Как невовремя всё, - поморщилась Орин, словно речь шла о чем-то будничном, вроде совпадения нескольких приглашений на балы в одно и то же время. Орес только хмыкнул.

- Вы правы. Невовремя.

В карих глазах наследницы отражались огоньки свечей.

Провинция Анардаху всегда была источником проблем. Казалось бы, голодранцы – поголовно все, включая семейство древнего, но отличавшегося завидным здоровьем лорда Унхевы. Экономика Анардаху держалась лишь на овцах, шерсть которых поставляли во все прочие эвийские земли. Так было всегда. Во всяком случае, сколько себя помнил Орес Нао. Тем не менее, голодранцы эти отличались завидной национальной гордостью и желанием освободиться от статуса эвийского региона и получить независимость в своих границах. Унхева правил Анардаху последние лет семьдесят. В отличие от того же запада, где, формально считаясь регионами, джинксландские города уже давно обрели фактическую независимость и лишь привозили в столицу налог золотом, независимость Анардаху была лишь на словах.

Она была в речах лорда Унхевы, которого в народе не особенно любили, но привыкли настолько, что уже не надеялись, что он когда-нибудь умрет. Была в одурманенном молодостью воодушевлении солдат, которых старый лорд хотел вести против Эв, - эта степень независимости проходила с возрастом. Те же, кто повзрослел и состарился в период правления Унхевы, на призывы отделиться от тирании Эвны лишь пожимал плечами: север далеко. Столица не дотягивается до пастбищ Анардаху.

Казавшееся бесконечно долгим правление лорда Унхевы, сыновья которого и сами на момент смуты в стране разменяли уже восьмой десяток, стало свидетелем по меньшей мере десятка бунтов против «эвийской тирании», имевших целью отделение Анардаху и признание независимости. На подавление одного из таких бунтов в числе отряда добровольцев отправился из Эвны молодой Орес Нао. Северная провинция встретила столичных бойцов серым небом и бесконечными полями, с которых меланхолично косились на незнакомцев знаменитые местные овцы. Идиллическая картина оказалась разрушена в ту же ночь, когда на лагерь, разбитый на небольшой возвышенности, напали жители ближайших деревень. Крестьянам Анардаху было плевать на статус провинции, но допустить вторжение королевской солдатни, не отличавшейся особой вежливостью, они не могли. Предупреждающий удар забрал убитыми и ранеными четверть отряда.

Орес выжил. Он был среди тех оставшихся, что поклялись спалить эту землю. На деле всё оказалось куда более прозаично: выжившие королевские бойцы рубили головы всем, кто имел несчастье попасться под руку, забирали коней и убивали овец. Особенно запоминались почему-то овцы. Не женщины, которых насиловали всем отрядом, таская за волосы и хохоча над несбывшейся мечтой о независимости, а именно овцы. Глупые создания, которые жалобно блеяли до последнего, пока с них живьем сдирали шкуру. У овец Анардаху длинная шерсть.

Королевский советник Орес Нао очень не любил Анардаху. Серое небо, поля и освежеванные трупы овец, мирно жующие траву окровавленными челюстями, снились ему после похода на север еще лет десять.

Несмотря на это, именно из Анардаху он привез жену. Молодую дворянку, которая, даже потеряв обоих братьев в очередном мятеже лорда Унхевы, сохранила способность улыбаться. В искренности ее теплой, умиротворяющей улыбки Орес разочаровался спустя три года после рождения младшего ребенка, когда северная красавица исчезла из их жизни. Возможно, ее предательство, возможно, выбор сына, что, повторяя сделанную отцом ошибку, пожелал ввести в семью женщину оттуда, послужило финальным толчком: спустя почти тридцать лет, когда число регионов Эв уменьшилось на четыре, королевский советник Орес Нао исполнил клятву, данную эвийским отрядом добровольцев в полях Анардаху.

- Что вы решите, отец?

Тихий голос Орин вывел его из размышлений. Нет больше той, с которой он шел под венец, вместо нее – их дочь, и она сама уже старше, чем была тогда ее мать. Это сродни страшной, неизлечимой болезни – беседовать с дочерью о текущих делах, а потом искать забытья в ее объятиях. Орин хотела заменить ему женщину, что не смогла быть рядом. Орес не знал, кого из них видит он в лице дочери в мягких отсветах многочисленных свечей.

Он хотел сделать ее королевой. Он не думал о том, что Орин было шестнадцать, когда у правящей четы родился первый сын. Эволдо сам согласился на этот брак – в ночь, когда Эвьен разрешилась от бремени, пьяный от радости и от выпитого вина, хлопал советника по плечу, нетвердой рукой вскидывал кубок: «Я женю его на твоей красотке, друг! Если до того, пока он научится управляться с женщинами, она согласится побыть старой девой». Орес мог стать отцом королевы.

Орин пришла к нему сама. После очередного приема во дворце, невеста четырехлетнего принца. За вечер она не брала в рот ни капли вина, советник наблюдал за ней всё это время. Несмотря на то, что сам был уже порядочно пьян. Она всё просчитала. У нее характер матери, которая абсолютно не умела обманывать. Орин тоже была больна этим неизлечимым недугом. И всё же… какие бы отношения их ни связывали, именно ради этих отношений Орин была готова лечь на брачное ложе с мальчиком, что годился в сыновья ей самой.

- Я думаю, Орин… думаю.

Она кивнула. Помолчала.

- А что с Ринкитинком, отец?

- С Ринкитинком еще сложнее. Хотя, казалось бы… Вы заметили, Орин, это уже третий известный нам случай, когда на королевском троне находится подставная фигура. Король Ринкитинк – не тот человек, который способен что-то решать. Однако, насколько мне подсказывает опыт, с его стороны нужно готовиться к худшему. В ближайшие дни Ринкитинк объявит нам войну. И как вы думаете, Орин, какие события тому причиной?

Орин откинулась на спинку стула, сжала пальцами каплю хрусталя, что покоилась на ее груди. Если про Джинксланд она слышала впервые за несколько лет, то развитие ситуации на северных границах было куда более актуальной проблемой.

Главы провинций, особенно ратовавших за отделение от королевства Эв, посчитали смерть Эволдо и последующую коронацию Лангвидэр подходящим моментом для того, чтобы заявить о своих правах. Гаялет, он же – Королевство Гаялет, продержался до середины лета. Провинция, на землях которой располагался единственный в Эв вулкан, пала бы раньше, но Орес и в кои-то веки согласившиеся с ним генералы сошлись во мнении, что это не самая главная проблема. Эвийские войска вступили в Гаялет, последовательно оттеснили оборонявшиеся части к побережью; Огару, чувствуя, что попытка не удалась, спешно бежал на остров Элбоу. Его подданные сложили оружие на следующий же день, и оставшееся без короля королевство было вскоре разделено между центральным округом и Ромьераландом. На политической карте страны Эв Гаялет перестал существовать.

С Вей-Вамаре было еще проще. Провинция Вей-Вамаре располагалась между Кенцаной с северо-запада, Эвной – с востока и Шессавой, правительство которой было полностью лояльно к действиям столицы, - с юга. Находясь в центре страны, не имея выхода ни к морю, ни к горам, объявлять о создании отдельного королевства было довольно странно. Урту Вамаре всерьез к короне и не стремился: он потребовал от столицы налоговые льготы и, получив желаемое (Орес с самого начала подозревал, что этим кончится), мирно вернул своей земле прежний статус.