На сборы Его величества в поход, однако, ушло еще два дня. В качестве причины отъезда называли желание короля поднять боевой дух армии и устрашить своим присутствием укрывшегося в Карсалье Ферсаха Або’Кенейя. Эту причину повторяли детям, ее слышала и Эвьен – она молчала, лишь глубже становились складки у плотно сжатых губ. В сердце королевы теплилась надежда, что из этого похода Эволдо не вернется: если город забрал людей, пусть заберет и их повелителя. В том, что от отрядов, посланных под Сентабу, в живых не осталось никого, она была уверена уже сейчас – просто чувствовала, и предчувствие это сжимало сердце холодной клешней ядовитого краба го. Эвьен больше не предлагала подписать мир. Теперь она, избавленная от постоянно преследовавшего ее сладкого запаха белых цветов, могла наконец вновь принимать решения.

Беспокойные вихри королевского дворца не касались в те дни лишь дальнего его крыла, где обосновалась новоявленная принцесса Лангвидэр. События этой страны ее не интересовали, чужеземка по мере возможности старалась не покидать отведенных ей комнат. Нанда же, пользуясь любой удобной возможностью, сновала по дворцу и собирала свежие сплетни. Она по-прежнему болтала без умолку, прислуживая госпоже, но теперь ее монологи носили более информативный характер. Иногда, скрепя сердце, девушка привлекала в помощники Тик-Тока – тот переводил. Лангвидэр слушала, кивала, отдавая должное стараниям маленькой служанки, однако дворцовые слухи по-прежнему не вызывали у нее ни искры заинтересованности. Когда девушка принесла весть о том, что армия, отправленная под Сентабу, скорее всего, сбилась с пути и, оторвавшись от обозов, сгинула в предгорьях, королевская пленница лишь пожала плечами.

- Пусть – их – души – плавают – вечно.

Нанда растерянно захлопала ресницами, однако, осознав смысл фразы, заулыбалась.

- У нас говорят «ровной дороги на небесах». Переведи.

Медный человек послушался, затем невозмутимо озвучил ответ:

- Мы – молимся – океану.

Подобные мелочи из прежней жизни госпожи вызывали в душе Нанды странное волнение: словно она приподнимает завесу, скрывающую душу Лангвидэр. Словно она, маленькая дочь придворного алхимика, может прикоснуться к тайнам своей непостижимой хозяйки и – кто знает? – стать к ним причастной. Девушка жадно запоминала. Всё, что касалось Лангвидэр, было для Нанды едва ли не священным.

Весть о том, что чужеземка с островов вписана в династическую книгу, поначалу ошеломила саму Нанду настолько, что девушка целый день не решалась пересказывать ее госпоже. Новости окончательно спутала мысли юной дочери алхимика. Это же получается… что она теперь прислуживает принцессе? Она, вечно взъерошенная, так и не научившаяся чинно держаться наравне с прочими слугами, терявшая башмаки в беготне по коридорам. А госпожа… волей короля Эволдо Лангвидэр подняли до первой наследницы королевства по женской линии, подвинув на этом почетном месте старшую дочь правящей четы. Разумеется, о потенциальном получении власти зайдет речь лишь в том случае, если бесследно исчезнут пять сыновей короля, но само положение чужеземки, не знавшей даже языка этой страны, в качестве первой принцессы казалось абсурдным, оно пугало и вызывало у Нанды единственное желание – забрать госпожу из этого змеиного гнезда, уехать вместе с ней в глушь, поближе к океану и поселиться там, вдали от короля и его навязчивой благосклонности. Потому что если Лангвидэр как возлюбленная короля вызывала у королевы Эвьен открытую враждебность, то что будет с Лангвидэр – соперницей королевским дочерям? Нанда боялась Эвьен. Боялась ее горных предков.

Пока Нанда собиралась с духом, с торжественной вестью к госпоже явился король. На этот раз его сопровождал слуга, который держал в руках бархатную подушечку с лежавшей на ней тонкой золотой диадемой. Нанда, которую не успели выставить за дверь, с любопытством присмотрелась: диадема нисколько не походила на фамильные украшения эвийцев, она выглядела совершенно иначе, но вместе с тем должна была, очевидно, подчеркивать новый статус королевской пленницы.

Белые цветы с желтыми сердцевинами.

Золото в светлых волосах Лангвидэр.

Женщина не сопротивлялась, молча склонила голову, и король закрепил украшение в ее прическе. Лангвидэр вообще редко сопротивлялась – лишь тёмные глаза выдавали ее истинное настроение. Она ездила с королем в город, появлялась рядом на парадах и ярмарках, экзотически-красивая, с застывшим в своей восковой безупречности лицом – и только в глазах горело непримиримое «будьте вы прокляты». Эволдо делал вид, что не замечает этого.

- Прекрасный цветок моего сада, - он снова целует ее руки. А Нанде хочется выцарапать ему глаза. Потому что госпоже противны его прикосновения, потому что все население этой страны – чужаки, оторвавшие ее от родины. Лишь с ней, с Нандой, госпожа затихает, Нанда знает, как хотя бы на время забрать себе груз ее отчаяния. Служанка молчит, прижимая руки к груди, кусая губы. Она не смеет поднять взгляда, потому что за дерзость ее вышлют из дворца, запретят служить госпоже.

Они обе ждут, когда он уйдет. Лангвидэр молчит, склонив голову, тонкая диадема поблескивает в ее волосах. За нее благодарит Нанда – бесконечно кланяется, забыв, что медное чудище способно переводить, скажи госпожа хоть слово. Но губы Лангвидэр остаются плотно сомкнутыми: ей не нужны ни эвийские драгоценности, ни назойливое внимание правителя прибрежной страны, - она видит лишь острова в океане и бесконечный простор воды вокруг.

Они молятся океану Нонестика. Какой он, Саламандров архипелаг?

Забыв об осторожности, Нанда смотрит на госпожу широко распахнутыми глазами. Ей кажется, что прихоть короля, минутное решение, коренным образом меняет сейчас жизнь чужеземки при дворе, что у них больше не будет возможности скрываться от мира в этих уединенных комнатах, создавая свой маленький мир. Лангвидэр ненавидит эту страну – и ее связали с этой страной несколькими строками в династической книге.

Лангвидэр по-прежнему молчит, золото поблескивает в ее волосах, словно притягивая падавшие в окно солнечные лучи. Губы короля трогает едва заметная улыбка – он победил. Мог ли он подумать, что минутное плотское влечение, возникшее при первом взгляде на эту женщину в ночь возвращения Армады Меремаха, перерастет во что-то настолько неконтролируемое – и он наперекор жене, пускаясь на обман и открытые угрозы, впишет ее имя в королевский род? Лангвидэр смотрит сквозь него своими тёмными глазами, для нее этот дворец, внимание короля и вся роскошь прибрежной страны – лишь навязчивое видение, вызванное тяжелым ароматом бесчисленных магнолий, настолько густым, что воздух кажется осязаемым. Всё это происходит не с ней.

Король Эволдо и его празднично одетая охрана покинули Эвну на закате. Сбруя их коней сияла драгоценными камнями, следом бежали любопытные горожане, да и в целом весь этот выезд напоминал скорее увеселительную прогулку. Когда дворцовые ворота остались позади, Эволдо обернулся и, приподняв шляпу, шутливо поклонился в сторону окон гостиной королевы: Эвьен наверняка наблюдает, всё с тем же выражением мрачного негодования на лице. После объявления Лангвидэр членом правящей династии супруги не перекинулись ни словом. Более того, они практически не виделись, лишь за час до торжественного отъезда Эволдо появился в покоях королевы.

- Я хочу вас предупредить, Эвьен, - негромко начал он, и пестрая толпа фрейлин королевы, не желая им мешать, подалась к выходу. – Если то, в чем вы пытаетесь меня убедить, окажется лишь плодом вашей фантазии, клянусь, я отправлю вас в ближайший монастырь. Вы берете на себя слишком много.

- Потому что вы, Эволдо, сошли с ума. Вы записываете любовницу родственницей со всеми подобающими правами и привилегиями, а потом начинаете войну с людьми, которые мало того что правы, так еще и владеют армией, способной сопротивляться вам на равных. Это, по-вашему, достойно правителя?

Король не ответил. Развернулся на каблуках и вышел, кипя от едва сдерживаемой злости. И вот теперь этот полукомический поклон должен был напомнить Эвьен об угрозе, которую Его величество не замедлит исполнить в случае подтверждения собственной правоты. Покидая Эвну, король всё еще был уверен, что задержке армии под Сентабой есть понятная и простая причина. Отвлеклись на сокровищницы богатого города, на красивых женщин, на рассветные пейзажи ущелья Рох, о которых было столько упоминаний в присылаемых из-под городских стен письмах. Выдвинулись к Карсалье позже, чем было позволено, и сейчас уже на месте, а гонец, посланный доложить об успешном объединении двух армий, всё еще в пути.