- Я думаю, здесь. С угла нас не видно. Нужно только дождаться, пока вон тот стражник пойдет в другую сторону, - она указала пальцем в сторону человека, шагавшего вдоль забора. – Здесь столько этих деревьев, что в саду он меня уже не заметит.
- Я – готов – Дороти.
Ждать пришлось недолго. Стражник дошел до угла, окинул взглядом улицу (Дороти в очередной раз подумала, что не так уж бесполезны бесчисленные деревья, под ними можно успешно прятаться), развернулся и двинулся в обратном направлении. Дороти поманила за собой Тик-Тока и первой подбежала к забору.
Механический человек обхватил руками ее колени и легко поднял девочку над землей. Дороти вцепилась в прутья забора, пытаясь встать на поперечную полосу наверху. Решетка была настолько плотной, что ступни Дороти едва помещались в промежутках. Оставалось лишь перекинуть ноги и… прыгать? Кузен Фил гордился бы ею. Дороти ухватилась за ближайшую толстую ветку и оттолкнулась от забора, левый башмак соскользнул с ноги и упал куда-то в траву. Тик-Ток остался стоять на прежнем месте.
Стараясь не шуметь и нащупывая ногами ветки, Дороти спустилась по дереву вниз. Нужно найти башмак и идти за блудной курицей.
- Тик-Ток, уходите! Вас обнаружат, - зашептала Дороти. Механический человек медленно повернул голову на ее голос.
- Дороти – у – меня – закончился – завод – движения. Идите – не – беспокойтесь – за – меня.
Девочка испуганно зажала ладонью рот. Заметив, что стражник возвращается, она поспешно юркнула назад, в темноту густой листвы. Вновь она втягивает кого-то в беду. Сначала курица, теперь Тик-Ток… Неподвижно стоящую у забора фигуру просто не могут не заметить. Значит, буквально через несколько минут вокруг него столпится вся дворцовая стража. Дороти чувствовала себя ужасно. Почему она приносит всем одни беды? Тик-Ток оказал ей неоценимую услугу, помог перебраться через забор – а она ничем не может ему помочь. Она не сможет сейчас, даже проявив невероятный героизм и подойдя ближе, завести его: он стоит слишком далеко. Единственное, что она может, - это бежать. Дальше, вглубь сада, не позволяя себя заметить. Если поймают еще и ее, жертва Тик-Тока окажется напрасной.
Дороти беззвучно всхлипнула и, опустившись на колени, принялась искать башмак. Он упал совсем недалеко. Нашарив его, девочка поспешно обулась и начала пробираться вперед, оставляя за спиной неподвижного механического человека и всё громче слышавшиеся удивленные голоса стражников. По щекам Дороти покатились безнадежные слёзы. Она шла медленно, стараясь не спотыкаться об корни деревьев и не слишком громко шмыгать носом. Даже от слёз не становилось легче. Она приносит несчастья. Оставалось надеяться, что с курицей не случилось ничего непоправимого.
Деревья вокруг тихо умиротворенно шелестели листвой. Ночью на балу, стоя на балконе, Дороти не чувствовала никакой исходящей от них угрозы. Цветущие магнолии составляли львиную долю красоты столицы, их запах являлся ее душой. Белые цветы с желтыми сердцевинами жили своей жизнью – и вместе с ними на несколько дней в году у Эвны открывалось будто второе дыхание.
Сейчас, оказавшись в дворцовом саду, Дороти поняла, что снова не испытывает перед этими деревьями никакого страха. Они забирали ее тревогу, они шелестели листвой и цветами над ее головой. Через их кроны не было видно неба. Там, наверху, его не существует. Есть только эти деревья, и они скрывают ее от посторонних глаз. Как ни парадоксально, но сейчас Дороти чувствовала себя в безопасности. Если бы только она могла хоть чем-то помочь Тик-Току. Дороти вытерла слёзы рукавом и затаилась: неподалеку послышались четкие шаги караульного. Деревья спасают ее, не давая быть обнаруженной. Дороти даже начинало казаться, что она привыкает к царившему вокруг сладкому запаху.
Единственную трудность составляло то, что девочка понятия не имела, в каком направлении идти. Она вышла к какой-то глухой стене, но яснее от этого не стало. Даже если она войдет во дворец, как она будет искать Биллину в огромном здании? Если бы Дороти не была настолько целеустремленной, она бы давно опустила руки. Но слёзы высохли, шелест листвы придавал уверенности, так что отступать она не собиралась.
Вдоль стены тянулась еще одна дорожка. Едва Дороти собралась высунуться и оглядеться, как на этой дорожке встретились два стражника. Судя по тому, с какой легкостью завязалась между ними беседа, закадычные друзья. Остановившись прямо напротив убежища Дороти (девочка села на землю и постаралась спрятаться за стволом), они принялись обсуждать какие-то повседневные дела. Уже успев сообразить, что в их обязанности входит не стоять на одном месте, а непрерывно ходить по отведенному участку, Дороти решила, что много времени беседа не отнимет. А значит, она может себе позволить несколько минут передышки. Дороти глубоко вздохнула и закрыла глаза. Деревья тихо шелестели над головой, словно пытаясь рассказывать девочке что-то, известное только им. Дороти слушала. От сладкого запаха воздух становился густым и будто осязаемым. Эти цветы не могут иметь над ней такую же власть, как маковое поле в стране Оз. Потому что так будет слишком глупо.
… не могут. Шепот тёмной глянцевой листвы забирал ее тревогу.
***
Медленно, словно в полусне, Нанда прошлась по гостиной. За год в комнатах принцессы Лангвидэр не изменилось практически ничего. Разве что добавились тридцать ящиков в будуаре. Лангвидэр занимала то же самое крыло дворца, которое отдал в ее распоряжение еще король Эволдо. Нанда не была уверена в том, что принцессе вообще есть разница, где жить, но сама она, постоянно находясь при госпоже, чувствовала себя здесь в безопасности. То ли в этом проявлялась ее типично женская сентиментальность – именно здесь она впервые встретилась с принцессой, то ли играло свою роль отсутствие посетителей – ни у кого во дворце не возникало потребности искать расположения принцессы или советоваться с ней по каким-либо вопросам… Нанда не знала. Лангвидэр была для всего двора чем-то вроде тонкого красивого сервиза, выставляемого на стол по случаю прихода гостей и после их отъезда убираемого за ненадобностью обратно в шкаф. В стране Эв есть своя принцесса – просто потому, что монархия – устоявшаяся государственная система, которую не было смысла менять. Принцесса сидит на троне, женщина с разными лицами и пустым взглядом, и никому нет дела до того, что происходит с ней с обратной стороны этой красивой декорации.
Над городом собирался дождь, первый за много дней. Тучи шли с океана, нависая над столицей, словно намереваясь прижать ее к земле. Нанде пришлось зажечь все свечи в гостиной, чтобы хоть как-то разогнать темноту. Ветер за окнами трепал ветви деревьев, срывая белые лепестки. Девушка отбросила в сторону широкий платок, в который куталась, выходя в город, и вновь обернулась. В полумраке гостиной перед ней застыла неподвижная медная фигура.
В том, что девочка, фея из страны Оз, придет ко дворцу еще раз, Нанда не сомневалась. Она не знала, что именно в очередной раз тянет Дороти сюда, но раз уж та разгуливает по городу по ночам, значит, повод кажется самой девочке весьма серьезным. Следовательно, план по подготовке новой головы госпожи существенно упрощается, не нужно будет, рискуя попасться на глаза Орин, ловить дитя самой. Дороти просто сама шла в руки.
Если госпожа желает эту голову, значит, Нанда добудет голову. Неважно, что для этого девочку придется несколько лет держать в Эвне, скрывая ото всех сам факт ее пребывания здесь. Желание госпожи – закон. Нанда не ошиблась: убежав однажды, Дороти появилась у стен дворца на следующую ночь, каким-то образом перебралась через ограду. Едва заметив с наружной стороны забора медного человека, служанка моментально сообразила, каким именно. Меньше всего на свете она ожидала вновь увидеть Тик-Тока.
Механический человек исчез практически сразу после казни принцессы. Нанда, охваченная горем, вспомнила о механическом человеке лишь спустя несколько дней, когда Лангвидэр, с головой рошерийской дворянки, заговорила с ней по-эвийски. С каждой новой головой принцесса, привезенная с Саламандровых островов, забывала родной язык. Не было больше нужды в диковинном медном создании, в чьи способности входило понимать и воспроизводить все известные языки созданного Торном мира. Разве что принцесса безнадежно молчала, ненавидя саму себя. Прошли дни, когда Лангвидэр, рыдая, била зеркала и царапала пальцами перерубленную шею, и Нанда старалась о них не вспоминать. Она не знала, что хуже, неуправляемое безумие от невозможности что-то изменить или та апатия, что не отпускала принцессу последние несколько месяцев. Лангвидэр уже давно не была живой. Но такой, как сейчас… такой она была для Нанды по-настоящему мертвой.
