— Довести до «неусидки»***** и дальше по ситуации?

— Сраный бог, попридержи коней. Мне нужно, чтобы эта мразь оставалась в относительно ясном сознании и не делала глупостей. Чтоб даже руки не дрожали. И никаких, блядь, коматозных отрубов, Гевин. Придумай что-то изящное. И пусть таблетки будут не из дешевых — это важно.

— Так чего ты все-таки хочешь?

— Пусть подсядет на какое-нибудь дерьмо. Что там у вас, фармацевтов, сейчас в ходу?

— Короче говоря, сильное привыкание с жестким синдромом отмены. Тут точно есть из чего выбрать.

— Вот и отлично. — получив нужный ответ, терапевт закуривает.

Гевин еще несколько раз заглядывает в папку и проводит ладонью по лицу.

— Ниган?

— Ммм?

— Оно того стоит? Это же обыч…

— Да.

***

В это время Карл уже собирался в душ, но сегодня парень, шурша черными спортивными штанами на манжетах, мнется в отцовской машине. В плащевке жарко — подросток тянет молнию туда-сюда, как будто это поможет делу. Рик спокойно молчит; он чувствует напряжение сына, а оттого изредка проводит ладонью по длинным волосам мальчика.

На стоянке никого и одинокий желтый фонарь освещает лишь пустоту. Форд аккуратно паркуется у самого входа в тренировочный центр при департаменте, хлопают дверцы, пищит сигнализация. Карл молча плетется позади отца и даже не поднимает взгляда на широкую спину. Рику не нужно давить на сына или долго уговаривать его принять решение — Граймсы все решали молча. И пусть Карл бежал от центра как от огня, ему пришлось покориться папе, который просто собрал его вещи в спортивную сумку и кивнул в сторону автомобиля.

В раздевалке пахнет чужим телом, мылом и тальком. Парень переодевает лишь футболку; плащевку приходится оставить на плечах — она даст ему хорошенько пропотеть, нет, просто захлебнуться своим потом. Рик без лишней спешки снимает рубашку, затягивает шнурок на флисовых штанах. Карл рассматривает шрамы на торсе и боках — он видел их тысячи раз, но никогда не мог точно сосчитать, сколько же их было на самом деле.

— Пошли, — отцовская рука мягко хлопает его по плечу и толкает к выходу на поле.

Когда серые маятниковые двери распахиваются, перед парнем предстает бесконечная площадка, границы которой теряются в темноте. Ни по бокам, ни вдалеке ничего не видно, только белеет разметка и кое-где угадываются уличные снаряды. Граймс старший щелкает несколькими тумблерами — белые вспышки светодиодного освещения бьют по глазам, но Карлу уже наплевать. Парень жадно рассматривает просторное поле с круглыми газонными зонами, полосой препятствий, турниками, канатами. Его на момент охватывает странное воодушевление, но стоит вспомнить, где он находится, как оно сразу пропадает.

— Почему нельзя продолжить тренировки дома или в зале?

— Поймешь, когда закончим, — Рик ласково щипает Карла за щеку, но от подростка не ускользает, как отец в один момент меняется, подбираясь. — Застегнись и вперед. Начнем с тридцати кругов. Пошел.

Ладонь толкает в спину и парень едва не спотыкается о пустоту. Он быстро берет разбег, врезаясь рифленой подошвой в темно-зеленую траву. Теперь ему становится ясно, почему беговая дорожка была обозначена газоном: невозможно просто взять и отключиться, наматывая те самые тридцать кругов — под ногами скользит, земля будто пытается вцепиться в кроссовки, сбивая ритм и вынуждая постоянно искать равновесие. Карл устает уже на седьмом кругу, хотя раньше он пробежал бы такое расстояние, даже не запыхавшись. Пот льет за шиворот, но Граймс младший упрямо продолжает переставлять ноги.

На двадцатом кругу он слышит, как отец легкой трусцой нагоняет его сзади. Рик уже отработал свое сегодня после смены, однако это не мешает ему обогнать сына, продолжая бег задом наперед.

— Держи спину ровнее, распредели свой вес, — он спокойно смотрит на раскрасневшегося и запыхавшегося подростка, словно и не замечая, каких трудов ему стоит не скатиться кубарем по предательски скользкой поросли под ногами. И почему-то только сейчас, встречаясь взглядом с родителем, Карл наконец-то понимает, отчего тот был столь успешным и востребованным инструктором: Рик не издевался и не оценивал — он только внимательно следил, словно желая узнать, на что по-настоящему способен человек, вынужденный покоряться его приказам. Ощущение от этого было странным, незнакомым; оно побуждало Карла стараться, но не для того, чтобы угодить — парень словно заразился желанием отца узнать о себе, своем теле и воле больше.

Последний отрезок они заканчивают вместе, и Карл, не стесняясь заваливается грудью в прохладную зелень. Его передышка была недолгой — совсем перед носом падает тяжелый мешок с песком, который ему приходится толкать перед собой, ползая взад-вперед по земле. Вся одежда сплошь в грязи, во рту першит от поднявшей пыли, а локти содраны в кровь.

— Еще раз.

И марафон продолжается. Кажется, Карл уже готов разорвать неподъемный мешок зубами, но видимо Граймс старший считает, что норматив выполнен и оттого гонит мальчика на перекладины. Рик сам считает подходы и выполненное количество подтягиваний, отжиманий, приседаний, перекатов и ударов — Карл давно не способен разговаривать даже в своей голове. Когда они только приехали, на небе уже мелькали бледные звезды. Сейчас парень не смотрел вверх — лампы слепили, заставляя сосредоточиться только на том, что он делает в данный момент.

— Перерыв пятнадцать минут.

Передышка и отсутствие движения словно бьет по голове обухом — парень вытягивается на спине и жадно глотает воду. Напившись вдоволь, он переводит взгляд на нависшего сверху отца. Но Рик молчит, не тревожа сына разговорами и просто давая отдышаться перед следующим прыжком в ад.

Полоса препятствий и колючие канаты выжимают из Карла последние силы — в конце он уже просто сползает с веревки и обдирает ладони. Граймса старшего совсем не устраивает такое положение дел, и все приходится проделывать заново. Его спина постоянно мелькает перед глазами — Карл интуитивно пытается подстроиться под чужие движения. Рик быстро замечает возникшую синхронность, но, вопреки ожиданиям подростка, не делает одобрительной ремарки. Наоборот, мужчина останавливается и отходит в сторону, давая парню закончить самостоятельно.

— На сегодня все. Ты продержался два часа — хороший результат.

Но Карл молчит, согнувшись пополам и жадно хватая воздух. Его колени дрожат, тело кажется неестественно легким, будто былинка, из-за чего подростка ведет в стороны. В горле застряет рвотный позыв, под кожей все горит, словно от лихорадки. Когда мальчик силится разогнуться, выбившиеся волосы падают на его лицо, но у него не получается убрать их с глаз — подрагивающие пальцы совсем ватные и ими невозможно что-либо сделать.

— Пап?

— Да?

— Почему ты… — выпрямить спину так и не выходит; Карл с трудом проговаривает слова, упершись изодранными ладонями в колени. — …Ушел с полосы, когда мы бежали? Я что-то делаю не так?

— У нас разное телосложение — тебе нет смысла повторять за мной. Рано или поздно ты сам поймешь, в чем действительно хорош, — родительская рука перехватывает парня за ворот мокрой от пота плащевки. Граймс не помогает Карлу разогнуться, а просто медленно тянет за собой. — Если тошнит, не сдерживайся. Тут вечно кого-то тошнит, утром уберут.

— Пап, а в чем ты хорош?

— Хм, — Рик глухо усмехается собственным мыслям, — в выносливости.

Фонари потухают один за другим, дверь закрывается на ключ. Только в раздевалке, упав на холодную скамью, Карл наконец-то принимает более-менее вменяемую позу. Отец достает из сумки его шлепки, полотенце, мыло. Вместо сменной одежды парень видит свою домашнюю пижаму, но ничего не спрашивает. На ум приходят их детские походы в бассейн и даже спустя столько лет ничего не меняется. Заездив до коматозного состояния, отец опекает его, как самого малого ребенка. Но Карл не противится и шаркает в душ. Когда он, чистый и совсем сонный, на негнущихся ногах берет к машине, Рик придерживает его под спину.