— Карл, хочешь поспать здесь сегодня?

— Хочу.

— Черт, он уже такой здоровый кабан, придется потесниться.

— Засыпай.

Мальчик прикрывает глаза. Чувство защищенности убаюкивает его, подобно детской колыбели, и он быстро проваливается в сон. Отец видит, как спокойно спит его сын и, не желая разбудить его, говорит шепотом.

— Он так привык к тебе, — рука аккуратно стягивает резинку с мягких волос. Те рассыпаются по подушке — родитель убирает их на плечи, не желая случайно придавить локоны во сне.

— Рик?

— Что?

— Ты ведь понимаешь, что так не должно быть?

— Что именно?

— Посмотри на него: Карл слишком взрослый для подобного.

Лицо подростка застыло с выражением умиротворенной неги: губы приоткрыты, он тихо дышит. В темноте его кожа кажется почти что белой.

— Мне все равно, если ему хорошо так.

— Ему ни с кем не будет лучше.

Здесь редко появлялся кто-то, кроме самих копов, нынешних или бывших. Бар стоял тут с незапамятных времен, и Рику казалось, что он был возведен вместе с самим департаментом.

Большая часть служащих уже заполнила помещение. Граймс пожал несколько рук, кивнул бармену и навалился на испещренную щербинками и царапинами столешницу. До слуха долетает хриплый голос Нигана, который играючи изображал дружелюбие, маневрируя между круглых столов и хлопая кого-то по плечу.

— Сегодня за мой счет. И тем, кто вернется после смены, тоже.

— Поздравляю с повышением.

— Да, спасибо. Два бурбона.

Ему хочется скорее сесть куда-нибудь подальше. Он смотрит на стол, зажатый между двух кафешных диванов, что длинной вереницей тянутся вдоль стены, высокими спинками скрывая соседние столики друг от друга. Ниган, словно читая его мысли, уже устраивается на облюбованном Граймсом месте: мужчина закидывает ноги на противоположную сидушку, вынуждая Рика сесть рядом, а не напротив.

— Готов поспорить, каждая рожа в этом баре обсуждает нашу крепкую мужскую дружбу. Черт, могу даже навскидку сказать, сколько человек мне сейчас завидует, — лед тихо раскалывается в его бокале. — Рик, ты в курсе, сколько мальчиков и девочек хотят дружить с тобой?

Ниган знал, как тянет людей к таким как Граймс: холодным, отстраненным, надежным. Большинство служащих невольно воспринимало его как строгого и требовательного отца, похвала от которого была тем более приятна, что доставалась далеко не каждому. Терапевт знавал командующих такого толка, однако Рик отличался от них: в нем не было надменности и высокомерия, что неминуемо появлялись после долгих лет службы. Такие вояки ни в чем не сомневались и ни о чем не сожалели, они просто жили, собирая свои лавры и требуя от остальных такого же похвального рвения.

Но Граймс не требовал и в нем даже находилось место сожалению, правда, сожалел он лишь о себе, ведь каждое его решение всегда имело за собой последствия. Все остальное давалось ему с легкостью: Ниган был уверен, что тот не сомневался, ни когда казнил Андреа, ни когда опустил тесак на Брэда, и уж тем более, ни когда выстрелил в голову Уолша. В таких решениях нынешнего капитана точно не было сожаления — он даже не понимал, почему оно должно там быть. Его упрямство, граничащее с остервенением, всегда давало надежду остальным бойцам, ведь никто из них не был способен на подобное. И в этом не было ничего удивительного: Рик являлся тем парнем, который решал проблемы, и то, с какой настойчивостью он добивался своего, заставляло остальных испытать чувство восхищения с неуловимым привкусом страха. Любая грязная работа, после которой другой будет мучиться кошмарами — вот удел Рика. С такими как Граймс не связывались; мало у кого хватило бы духу водить дружбу с подобным человеком. Зато какая честь и какое удовольствие быть к нему немного ближе остальных.

Да и кто же, как не он, контуженным, будет под артобстрелом тащить за собой убитого собственной рукой капитана.

— Идеальная пара, так ты, кажется, говорил? — капитан хмыкнул, делая хороший глоток. — Не понимаю, о чем ты.

— Сколько мы тут пробудем? У меня член не опускается, когда ты в форме. — Ниган едва сдерживается, чтобы не соприкоснуться губами с ухом Граймса. Терапевт прекрасно знает, как тот реагирует на его голос, когда он звучит так вкрадчиво и тихо.

— Потерпи и ты получишь все, что пожелаешь, — Рик едва ли не шипит, но улыбка выдает его настроение. — Если продолжишь в том же духе, нас раскусят на раз-два, дорогой лучший друг.

— Ты знаешь, что меня заводит больше всего? Эта хрень у тебя в петлицах** — блядь, так бы и облизал.

— Ниган, угомонись. — Граймс не может сдержать смех, когда тот вскидывает брови и прикусывает кончик языка.

— Никогда не видела ничего подобного за все время нашей службы, сэр, — Саша с удивленной улыбкой опускает полупустой пивной бокал на их стол. Ниган скидывает ноги и широким жестом предлагает сержанту сесть. Граймс видит, каким насмешливым взглядом он следит за женщиной, любовника которой забил до смерти.

— Что именно, котеночек? Как Рик Граймс смеется? О-о-о, он и не такое умеет, верно, капитан? — ладонь опускается на плечо, похлопывая.

— Сэр, могу я..?

— Да, присоединяйся. Сегодня обойдемся без «сэр», раз так.

— Саша, запомни этот момент невиданной щедрости.

— Заткнись.

— Запас дружелюбия на сегодня исчерпан? — терапевт смеется, нагло отсыпая лед из его бокала в свой.

Капитан делает знак бармену, чтобы тот принес бутылку.

— Для тебя так точно. — Рик вскидывает брови, флегматично наблюдая за проделываемыми манипуляциями и зажимая губами сигарету. Огонек от знакомой металлической зажигалки тут же появляется перед носом. Граймс затягивается, привычно не наклоняясь ближе — Ниган всегда мазал огнем по концу папиросы.

— Как показала практика, достучаться до тебя можно только через рупор. Кстати, куда ты его дел?

— Выбросил. — Граймс, не глядя, льет бурбон в чужой бокал, поворачиваясь к Нигану и выпуская дым через ноздри. Он с легким вызовом перекатывает сигарету в угол губ, высыпая остатки своего льда в напиток терапевта. Стакан громко грюкает о стол.

— Как всегда радикально, капитан, — Ниган со смешливой улыбкой вытягивает сигарету из его рта, затягиваясь и прикладываясь к освеженному алкоголю.

— Ничего себе, — Уильямс смеется, прикрывая рот ладонью.

— Некоторые вещи подвластны только мне, котеночек, — мужчина самодовольно усмехается и расслабленно сползает по спинке дивана.

— Думаю, этому бару не хватает вашей совместной фотографии, честное слово.

— А что, хорошая идея! Что думаешь, Рик? Давай скрасим эти унылые рожи на снимках? Разве мы не потрясающий дуэт?

— Капитан, давайте. Пусть потомки запомнят вас не таким, кхм.

— Рик, ты слышал? Потомки! Хреновы потомки! Чувствуешь всю торжественность момента? — Ниган прикрывает глаза и шумно втягивает воздух, словно собирается спустить прямо на заляпанный растаявшим льдом стол.

Нигану наплевать на детей и супругов тех, кому выпало несчастье попасть под его горячую руку. Все это теряло для врача всякое значение, если он мог подарить Граймсу то чувство, которого у него никогда не было — защищенность. Пусть они смотрят на них, занимающих свое место на этой стене.

— Ладно, давайте.

— Отлично! — Ниган мягко отбивает пять открытой ладони Уильямс. Ему нравится то, насколько теплой была маленькая рука; он сравнивает ее с горячей кровью Абрахама, что брызнула из размозженной головы прямо на его штаны и ботинки. Наверняка, тот букет предназначался именно ей. — Поспеши, котеночек. Пока этот упрямый баран не передумал.

Девушка быстро поднимается со своего места и, дойдя до барной стойки, достает из-за нее старый моментальный фотоаппарат. Название фирмы уже давно стерлось с корпуса, а само устройство весило не меньше килограмма. Ей отчего-то хочется застать их врасплох, как будто только так снимок получится действительно правдивым.

Вспышка поймала Граймса, когда тот лукаво усмехнулся слышной только им двоим похабной шутке. На губах Нигана неопределенная улыбка, между их рук застыли граненые бокалы, в пепельнице тлеет брошенная сигарета. Ни один из мужчин не смотрит в объектив, словно они слишком заняты друг другом и ничего не значащим для остальных разговором. Плечи соприкасаются так плотно, однако, сколько бы Саша не размахивала снимком, он не становится светлее — эта близость так и остается скрытой в черном пятне.