— Вы убьете меня?

— Нет.

— Тогда зачем вы привезли меня… сюда?

— Поговорим и я решу, что делать дальше.

— Но почему здесь? Тот мужчина… Он…

— Ты все еще жив? Жив. Ты хочешь мозолить глаза кому-то, после того, как добрался сюда незамеченным? Думаю, нет. Так зачем ты приехал?

— Я слал вам письма, — мужчина нервно затягивается. — Хотел предупредить.

Рик мысленно усмехнулся: патологическая тяга Нигана к контролю уже не казалась ему чем-то из ряда вон. Он принял ее вместе с ударом лампы по своей малой берцовой кости. И если Кросс посчитал нужным держать послания от священника в секрете, значит, Граймс ничего от этого не потерял.

— Я бы все равно не ответил. О чем ты хотел поговорить?

— Когда я вернулся домой, какое-то время все было нормально. Я просто хотел забыть и жить своей жизнью. Как все. Но потом ко мне пришла женщина.

— Что за женщина? Как ее зовут?

— Она не сказала. Я тогда был на проповеди, она сидела на заднем ряду. Обычно после службы я прощаюсь с прихожанами у выхода. Людям все равно есть о чем поговорить, ну, знаете, обменяться любезностями, сделать пожертвования. Она вышла последней, ткнула мне в лицо каким-то удостоверением. Я даже не разглядел в нем ничего. Она сразу сказала, что хочет поговорить о вас, о Рике Граймсе и о том, что случилось в N. Я испугался, но я молчал, я не выдал вас, богом клянусь, да и зачем мне это, если…

— Если на тесаке твои отпечатки.

— Она задавала миллион вопросов, но они были какими-то странными.

— Например?

— Я думал, ее интересуют подробности смерти того мужчины, вашего бывшего командующего. Но она как будто была уверена, что его убили вы, она просто в этом не сомневалась, хотя у нее были копии отчета с моими показаниями. Я не знаю, как она выудила их, я даже не знаю, как работает ваша система…

— Что она спрашивала?

— Ну… Не заметил ли я в вас что-то странное, а еще о том, как вы разговариваете, в какой манере или каким голосом. Как вы со мной обращались, что говорили и опять, как вы это делали.

— Что за бред.

— Это правда. Ее интересовали какие-то странные подробности, она правда была уверена в том, что это вы убили. Она все спрашивала, как вы дрались, дрались ли вы, о чем разговаривали и все в этом духе.

— И что ты сказал?

— Я сначала молчал, а потом она завела меня обратно в церковь и ударила прямо в живот. Меня затошнило, но ей было абсолютно все равно — она ударила меня опять, так что я начал просто врать. Точнее, не врать, господи, откуда мне тогда было знать, дрожат у вас руки или нет, что за абсурд. Я сказал, что вообще ничего не помню, что я был в шоке.

— Ее это устроило?

— Нет! Она пробыла в церкви около часа, иногда я даже говорил правду, не вижу смысла врать, что вы были потный или что вас не заботит кровь. Мы же были на войне, в пустыне, что она хотела услышать? Я настаивал на нашей версии, что командующего убил повстанец, но она как будто меня и слышать не хотела, она знала, что я вру!

— И из-за этого ты решил приехать?

— Еще она сказала, что выбьет разрешение на осмотр церкви в N. А там тот тесак и вообще…

— Никто не даст ей разрешение — это юрисдикция военного корпуса, да и там сейчас идет восстановление жилых массивов на западе, туда никого не пускают, кроме гумконвоя, строителей и саперов.

— Откуда мне знать эти подробности? Я испугался. Какого черта она спрашивала такую чушь: как выглядите, на сколько лет. У нее что, руки не дошли посмотреть ваши фото? И с чего она взяла, почему она так уверена, что это все были вы или что я… Я не знаю, что происходит. Я не хочу отвечать за это…

— Успокойся.

Граймс холодно посмотрел на Стокса. Тот уже докурил и теперь растирал друг о друга стянутые скотчем запястья.

— У всей ситуации было только одно условие для благоприятного исхода: если бы Брэд не толкнул меня на растяжку, ничего бы не было. Если бы я умер, он бы убил тебя, как свидетеля. Ты мой должник дважды.

Габриэль молча потер блестящие глаза.

— Почему ты приехал именно сейчас?

— У меня не было предлога покинуть церковь незамеченным. Но сейчас ее готовят к реконструкции, так что никаких служб пока не ведется. И вообще, я веду очень уединенный образ жизни, никто меня не хватится, я даже телефон не беру на выходные…

— Ладно, с этим все ясно. Как она выглядела?

— Она была афроамериканка, с виду очень сильная, рост средний. Волосы, точнее, дреды, заплетены в хвост… Что еще? Не знаю, просто женщина.

— Сколько лет?

— Не знаю, не больше сорока, может, тридцать с чем-то.

— Какие-то отличительные приметы? Татуировки, пирсинг, шрамы?

— Ничего такого, — Габриэль прокашлялся. — Что вы со мной сделаете?

— Отойди в сторону.

Рик мягко оттолкнул преподобного и схватился за неприметную в опавшей листве ручку — ржавый тяжелый люк поддался только с третьего рывка. Из темной дыры пахнуло сыростью и протухшими консервами. Щелкнув фонариком, Граймс мазнул лучом света по опущенной лестнице. Он ударил ее носком ботинка, отчего та с оглушительным грохотом рванула вниз и ударилась о бетонный пол.

— Там не так уж и плохо — наследие холодной войны*. Туалет есть, кровать тоже. Побудешь здесь, чтобы не маячить на виду.

— Что..? Почему..? Туда? Я туда не пойду. На сколько? И зачем?

Внезапно Граймс сжал чужое лицо в пальцах: Габриэль тихо вскрикнул, стоило ему надавить на свежие кровоподтеки, сплошь расцветающие на его щеках и скулах.

— Чем он тебя бил?

— Он… Рукояткой пистолета. Капитан… Кто он? Вы его наняли?

Граймс хмыкнул, вскинув брови. Ну да, часть брачного контракта.

— Открой рот.

Преподобный скривился от боли, повиновавшись. Судя по припухшим деснам, Кросс выбил ему пару зубов.

— Он всего-то разукрасил тебе лицо, а ты уже все выложил как на духу. Полезай, Габриэль.

— Но, капитан, почему..?

— Я тебе не верю.

Рик грубо пихнул проповедника в сторону открытого люка. Граймсу даже не понадобился нож: он спрятал его, спокойно посмотрев на Стокса. Тот снова повиновался, перебирая ногами по неудобной лестнице, шипя и корячась.

— Держи, пригодится, — фонарик летит следом. — Утром поешь. Можешь не кричать — здесь глубоко, стены толстые, в округе никого нет.

— Капитан!

Но слова Стокса заглушает железный скрежет убираемой лестницы и захлопнувшаяся крышка.

***

Утренней пробежке Ниган предпочитал чашку кофе и пару сигарет — это знали все, начиная с Карла, ставшего его персональным баристой, и заканчивая соседями, которым ежедневно приходилось лицезреть распахнутый халат и нижнее белье расхаживающего по крыльцу Кросса. Однако сегодняшнее утро стало началом новой эры.

— Мистер Данца, мать твою, а ну подошел сюда.

Вылетевший из двери щенок только громко залаял вместо ответа, волоча за собой шлейку. Следом за собакой показался Ниган. Широко зевнув в кулак и оправив ворот черной футболки, мужчина подхватил конец поводка, дабы тут же потащить животное за собой. Он стартовал с легкой трусцы, чтобы вдоволь насладиться вытянувшимися лицами соседей.

— Доброе утречко!

Кросс бежал себе и бежал, щенок бодро перебирал лапами рядом. Изредка они останавливались, чтобы мистер Данца смог пометить соседский забор, а Ниган — сделать перекур. Закончив со своими делами, парочка устремлялась дальше. Улочка ровной лентой простиралась вперед, домики по бокам становились все более мелкими и невзрачными. Но вот безупречный асфальт сменился насыпью из щебня, которая врезалась в видавший виды мост через мутный ручей, справа и слева — только лес. Издалека слышится рокот проезжающего тягача, а после все стихает — кроссовки Нигана тихо отбивают ровный ритм, цокают собачьи коготки.

— Ну что, приятель, время бега по пересеченной местности?

Щелкает замок карабина, однако Кросс не отпускает щенка на обочину. Вместо этого он закидывает того на плечо и шагает в лес. Граймс, с присущей ему педантичностью, четко ткнул пальцем в карту окрестностей, чтобы Ниган сразу отыскал бункер. И теперь, царапаясь о ветки и подставляя соленую щеку под шершавый язык, тот браво вышагивал в нужном направлении. Попетляв немного в густом орешнике, терапевт споткнулся о ручку люка.