Внутри было натоплено и душно. Рик расстегнул куртку, окинув взглядом вычурную в каждой своей детали комнату. Это место все еще упорно ассоциировалось с его предыдущим владельцем. Огромные картины в резных рамках, громоздкая мебель со стеганой обивкой… Во всем этом великолепии Рик чувствовал себя кем-то неуместным. Он поискал, куда сесть — свободного стула для него не отыскалось. Тогда он оперся спиной на стену и нахмурился в ответ на обращенные к нему пытливые взгляды.
— Ну и? Зачем я здесь?
— А ты не догадываешься, Рик? — Мэгги сложила руки на груди. — Около недели назад в Святилище был бунт. И мне кажется, ты в курсе, чем все закончилось.
— И чем же?
— Не прикидывайся. Ниган связался с их предводителем по рации и сказал спасителям отступить. Это была твоя волна. Признавайся, Рик, где ты его прячешь? Господь, неужели он действительно где-то в Александрии? У тебя дома? Поэтому ты выслал Джудит? Как давно ты его покрываешь? И это после всего, что он сделал?
— Наши рации ловят не больше десятка каналов. Их легко перехватить, — пожал плечами Граймс. — Ниган давно сбежал.
— Недалеко сбежал, раз смог найти нужную частоту. Дальше наших общин рации не ловят.
— Ты сама хотела его поймать, Мэгги. Ну так вперед, давай. Зачем вам я?
— Ты его прячешь. Больше некому. Говори где он, иначе…
— Иначе что? — Рик сердито дернул подбородком.
Все собравшиеся переглянулись между собой. Те, кто оставался к Граймсу лояльным, предпочли промолчать. Остальные возмущенно перешептывались. Причастность Рика к событиям в Святилище многим казалась очевидной, однако всех по-прежнему смущал факт его душевного нездоровья. Именно поэтому некоторые считали его способным на предательство своих людей. А некоторые по той же причине отвергали подобную возможность. Единственным, кто сохранял нейтралитет, был Иисус. Увидев, как Мэгги в гневе сжала кулак, он встал между ней и Риком, словно они собирались подраться.
— Послушай, Мэгги, — Граймс раздраженно сжал переносицу, — Ниган не виноват, если вы не в состоянии справиться со спасителями. Хватит вызывать меня на ковер каждый раз, когда вы умудряетесь облажаться. Я устал от вас. Почему вы не можете оставить меня в покое? Из-за войны с Ниганом умер мой ребенок. Ни жена, ни любовник, ни друг. Ребенок, Мэгги. Мой сын. Кому как не тебе знать, насколько ребенок важнее всего остального. И все, чего я хочу — отпустить это.
— Такое нельзя просто взять и отпустить.
— Стоит хотя бы попытаться. Можешь попробовать, как найдешь время, — Рик тихо усмехнулся. Оттолкнувшись лопатками от стены, он развернулся в сторону выхода, а сделав два шага, вдруг остановился и сказал: — Знаешь, я тут подумал, раз вы не справляетесь со спасителями, тогда… Я переезжаю в Святилище. Можете отозвать Кэрол. Пусть она побудет со своей семьей.
— Что…?
— Вы все меня слышали. Теперь Святилище — часть Александрии.
Решение Граймса было импульсивным — он и сам это понимал. Однако в тот момент оно казалось ему единственно верным. Он устал от постоянного давления со всех сторон. Дома он не находил покоя из-за Нигана, в Александрии — из-за своей репутации сумасшедшего. Куда бы он ни отправился, все относились к нему как к добровольному отщепенцу, а в Хиллтопе уже и вовсе как к врагу. Стоит ли упоминать, что в последнее время он и без того постоянно пребывал в состоянии крайней нервозности, и все нападки со стороны Мэгги и ее единомышленников только подлили масла в огонь.
Ничто не мешало Рику настоять на своем переезде. Сразу же после этого чудного заявления в его скромную комнату в одной из сторожек Хиллтопа по очереди начали наведываться члены совета. Кто-то расспрашивал его о том, что он собирается делать со спасителями, кто-то отговаривал, а кто-то и вовсе искал во всем этом недобрый умысел. Но Рик был непреклонен. Поутру, как только рассвело, он покинул Хиллтоп, припустив по утоптанной дороге так быстро, что уже к обеду был в Александрии. Медлить с переездом в Святилище Рик не собирался.
***
День без Граймса прошел уныло. Однако Ниган не роптал: он прекрасно знал причину всей этой нервозности. Каждую ночь он наблюдал за Риком. За тем, как тот мечется во сне, как хмурит брови, приоткрывает рот, словно пытается что-то сказать, но на деле издает лишь стоны, причем настолько томные, что содержание сновидений сразу становится очевидным. И даже если поначалу кроха ставил под сомнение существование эротических фантазий у неприступной скалы по имени Рик Граймс, то утренний стояк шерифа расставил все по местам.
Конечно же, Рик мечтал о нем.
Ниган понял это на вторую ночь. Для него влажные сны александрийского лидера стали сигналом к действию. Теперь он не ограничивался одними лишь наблюдениями. Наоборот, он всячески способствовал этому фрейдовскому психозу. Поначалу он нашептывал Рику откровенные пошлости, воздействуя на и без того измученный разум. И бог свидетель, подсознание Граймса восстало против него самого. Стоило Нигану завести свою ночную шарманку, где он рассказывал спящему Рику о том, что он с ним сделает и в каких позах, как сонные стенания набирали обороты. Это было великолепное зрелище, лучше любого фильма для взрослых.
То ли дело было в долгом воздержании, то ли Граймс действительно хотел его так сильно — какой бы ни была причина, теперь у маленького злоумышленника появилось новое развлечение. Кто бы мог подумать, что Рик окажется таким отзывчивым. Он покрывался испариной, прогибался и сжимал в пальцах смятые простыни. Его стоны… Ниган готов был молиться на все эти чувственные звуки. Естественно, подобное поведение только подстегивало тирана продолжить свои эксперименты. От слов он перешел к действиям.
Нет, Ниган был не из тех парней, что воспользуются спящим человеком, как надувной куклой. Но его принципы не мешали ему ползать по спящему Граймсу, подобно вездеущей ящерице. Он исследовал его тело, искал чувствительные места и давил на нужные точки. Каково было его удивление, когда он обнаружил, что эрогенных зон на Рике больше, чем звезд на ночном небе. Сначала он покусывал его за ухо, потом скользил к шее, блуждал прикосновениями по ключицам. С каждой ночью он продвигался все ниже и ниже, пока наконец-то не остановился перед слабой резинкой разношенных боксеров. Не желая вторгаться в «запретную зону» с нахрапа, он ласкал его через белье, отчего Рик просыпался поутру с влажными пятнами на трусах и широко распахнутыми глазами.
Ниган знал, что после такой осады Рик точно сдастся. Рано или поздно. Однако его планы пошли крахом, когда после утреннего срыва в душе Рик не вернулся домой. Что же, Ниган готов был дать ему время. Но все обернулось совсем не так, как он планировал.
По своему возвращению Рик не обмолвился с ним ни словом, а вместо объяснений принялся деловито паковать чемоданы. Не зная, что происходит, Ниган просто наблюдал. Очевидно, Граймс собирался в долгое путешествие. Но куда же он направится, если в сумку складывались не только его вещи? Немногочисленная одежда Нигана вкупе с его носками, шерстяными платками и варежками тоже отправилась в походный рюкзак. Более того, Рик запаковал еще и злополучную птичью клетку. Наперстки, маленькие щеточки, импровизированная бритва и даже серия книг про Педро тоже нашли свое место в одном из тюков.
На все вопросы крохи Граймс не отвечал. Вечером они как ни в чем не бывало легли спать. А ранним утром перед рассветом Рик растолкал его, без лишних слов раздел до трусов и бросил к себе за пазуху. «Для тепла», — объяснил он Нигану и больше ничего не сказал. Маленький сатрап был слишком сонным для протестов. Да и оказаться прижатым к горячей груди Рика — разве мог он сопротивляться подобному? Убаюканный качкой и всеобъемлющим теплом, Ниган провалился в сон.
По пробуждению он обнаружил себя все в том же положении. Судя по всему, Рик неторопливо ехал верхом на лошади, в отдалении слышался скрип телеги. Ниган не решился подать голос — как знать, была ли у них компания или нет. Он терпеливо сидел под теплым свитером, защищенный от морозного ветра. Во время редких остановок Рик позволял ему справить нужду и поесть. В такие моменты они прятались за деревом на обочине дороги. У Нигана не было возможности осмотреться: все происходило быстро, впопыхах, да и Рик всем своим видом показывал, что отвечать на вопросы не намерен. А что до Нигана, то он провел достаточно времени за решеткой, чтобы переставать узнавать окрестности. Под снегом все казалось одинаковым.
