========== Глава 1. День рождения ==========
Комментарий к Глава 1. День рождения
События разворачиваются на момент 9 сезона.
Война со Спасителями окончена, Ниган сидит в тюрьме.
Естественно, все развивается в альтернативном ключе (⊙ω⊙)
Начало новой эры — Рик Граймс, определенно, представлял его иначе. В своем воображении он видел, как общины строят мосты, собирают урожай, торгуют, обучаются ремеслу и заводят семьи. Союзы между непримиримыми сторонами, браки между бывшими неприятелями, общие радости и общие горести — разве плоха эта мечта?
В реальности все происходило совсем не так.
Люди едва находили силы работать рука об руку. Они скрипели зубами от нежелания ходить по одной и той же земле, есть одну и ту же еду. Даже спать в одном лагере, и то было им в тягость. Вечные междоусобицы, стычки, драки и ссоры — они едва смогли построить разрушенный мост. У Спасителей не было урожая, Королевству не хватало древесины, Хиллтоп становился все обособленней, а женщины Оушенсайда так и не влились ни в одну из общин.
И видит бог, Рик старался, чтобы все было по-другому.
Он едва ел и спал, бегая от стройки к стройке и разъезжая от общины к общине. Он строил, он кормил, он защищал, и он же планировал. Стадо зомби? Скажите Рику. Драка между головорезами Святилища? Рик должен что-то сделать. Не хватает еды? Кончилась пресная вода? Люди отказываются работать? Кто-то ранен? Кто-то умер? Кто-то родился? Рик должен знать.
Граймс был везде и всюду, он работал в поте лица и даже находил в себе силы для дипломатических переговоров. Никто не заподозрил неладное. Просто потому что это Рик Граймс. Человек, имя которого точно запомнят.
Его невероятный энтузиазм казался нормальным до тех пор, пока он не сломал ногу. Взбрыкнувшая перед ходячим лошадь выкинула его из седла, а после приложила копытом в колено. В импровизированном лазарете рабочего лагеря Сиддик еще долго бормотал под нос оды благодарности всем существующим богам хотя бы за то, что колено не оказалось раздроблено. Он наложил Рику гипс и стянул изувеченное место надежными шинами из дубовых палок.
А потом Граймс переехал в Александрию.
Оказавшись вычеркнутым из участия хоть в каких-либо работах за пределами «безопасной зоны», он все равно не сдавался. Родная община тоже нуждалась в восстановлении. И вот он, опираясь на трость, толкал перед собой то телегу с досками, то ящик с инструментами. Мишонн, изредка заглядывавшая домой, все время заставала его за работой. Спустя месяц три дома обрели крыши, на задних дворах появились овощные рассады, а ворота укрепились дополнительным слоем рабицы.
— Рик, ты должен отдыхать. Так твоя нога никогда не восстановится.
— Я в порядке.
Казалось, он всегда был в порядке. Однако с каждым визитом улыбка Мишонн становилась все менее приветливой и все более встревоженной. Когда бы она ни приезжала, Рик все время работал. А как-то раз, оставшись на ночлег, она проснулась от размеренного стука молотка, разносившегося по улицам Александрии в начале четвертого утра. Никто не вышел посмотреть, откуда исходит шум — только Мишонн вслепую топталась на крыльце. Ее внимание привлек неясный свет из-за дома, как раз там, где в глухой угол сворачивала веранда. Когда-то в этом уютном уголке любил сидеть со своей сестренкой Карл. И именно оттуда они сняли половицу со следами детских отпечатков рук.
— Рик?
— Мишонн? — он зажег вторую свечку и аккуратно поставил ее на перила. — Возвращайся в постель.
— Рик, сейчас ночь. Чем ты… Чем ты занимаешься? Эй, — рука Мишонн опустилась на его плечо. — Ты сейчас всех перебудишь. Пошли в дом.
— Все привыкли. Никто не проснется.
— Да чем ты занят?
— Делаю колчан для стрел. Карл всегда хотел научиться стрелять. Дэрил обещал ему.
— Рик…
— Я должен закончить. Карл писал, что хотел бы его.
— Рик… — она хмуро закусила губу. — Карл не может тебе написать. Карл… Он умер, Рик.
Но Граймс как будто бы не слышал. Он с улыбкой шнуровал грубую кожу и прилаживал заклепки в нужных местах. Он совсем тихо рассказывал Мишонн, как, должно быть удивится Карл, когда увидит проделанную работу. Все эти восстановленные жилища и сады, заново перекрашенный дом и даже новые самодельные кровати…
Он говорил и говорил, с привычным спокойствием занимаясь своим делом. Мишонн не стала слушать — она ушла в дом и промучилась бессонницей до самого утра. А взглянув на Александрию утром, женщина вмиг осознала: все всё знают. Люди не слепы и не глухи.
Их лидер Рик Граймс не в порядке.
Это было летом. А осенью Мишонн отвезла Джудит в Хиллтоп и забрала свои вещи из дома в Александрии. Между ними давно не ладилось. Казалось, их дружба была крепче негласного брака. Мишонн привыкла любить чувственно и пылко, Рик же едва справлялся с тем, чтобы проявить нежность. В моменты близости он казался ей чем-то средним между остывшим ко всему стариком и неуверенным в себе подростком. Они перестали искать друг в друге то, что делает романтические отношения живыми и крепкими. А потом они устали от этого. Но их дружба, их вечная дружба продолжала жить. Именно она подарила Мишонн уверенность, когда между ними случился тот самый разговор, после которого Джудит отправилась в незапланированную поездку к тети Мэгги, и после которых зубная щетка Мишонн исчезла из ванной.
— Рик, рано или поздно все наладится. А пока… Давай не будем делать это еще более сложным.
— Мы должны двигаться дальше?
— Да, мы должны. Но если ты найдешь на вылазке мятную зубную пасту, ты знаешь, что делать.
— Она всегда только твоя.
К ноябрю с Риком почти никто не разговаривал. Люди находили его безобидным, даже приветливым. Они все так же восстанавливали вместе с ним Александрию, но своим лидером уже не считали. И чем мягче становились улыбки в его сторону, тем большую усталость ощущал Граймс. С ним обращались как с ребенком, его не слушали, а только вежливо кивали. А в тот день, когда Кэрол подбросила ему в гостиную книги о психическом здоровье, он и сам почти поверил в то, что нездоров.
Был только один человек, что не отмахивался от его компании — Ниган.
Рик навещал его исправно. Он носил ему еду, иногда — одежду. Проверял надежность замка, прочность решеток. А поздним вечером, когда на улицах Александрии становилось темно, он рассказывал Нигану, как прошел день. Он говорил о починенных заборах, о новых мостах и кровле, о засеянном урожае и школе кузнецов. Единственное, о чем Рик молчал — о собственном лидерстве. Он ни разу не упомянул, что вместо него общинами управляет новоявленный совет. Не говорил он и о всеобщем бойкоте, об ушедшей Мишонн и затянувшихся каникулах Джудит.
Сам Ниган почти не разговаривал. Он неизменно сидел в самом темном углу, вытянув длинные ноги и изредка усмехаясь одной из самых неприятных своих улыбок. Иногда он напоминал Рику капризного ребенка, что все никак не смирится с наказанием и вместо раскаяния только сильнее дует щеки. А бывали дни, когда он сравнивал Нигана с котом: он никогда не бросался к тарелке со своей скудной пищей, а вместо этого величественно ждал, когда Граймс наконец уйдет. И только тогда он ел. По крайней мере, Рику хотелось так думать: и без того поджарый, Ниган стал удивительно худ.
Это были первые дни декабря, когда Ниган наконец заговорил. Зайдя в камеру, Рик обнаружил пленника не в углу, а у самых решеток. От неожиданности он едва не выронил тарелку — Ниган хрипло рассмеялся.
— Бу.
— Что за смена настроения?
— О, Рик, я человек сюрпризов. Что на ужин? Опять сраные помидоры с твоих грядок? Или, может, хлеб, собранный горячими цыпочками Оушенсайда? Я бы не отказался от сладкого пирожка прямо сейчас, если ты понимаешь, о чем я.
Граймс ничего не ответил и поставил тарелку рядом с щелью в прутьях. Ниган даже не взглянул. Он как-то устало и натужно выдохнул, прислонившись лбом к решеткам. Казалось, его хорошее настроение пропало так же внезапно, как и появилось.
