Алёна вышла из кабинета молча и даже дверью не хлопнула. Наоборот, прикрыла как можно аккуратнее, чтобы не дай бог… Поднялась по лестнице, в буфете заказала стакан чаю без ничего и уселась, наконец, в удобное кресло. Вытащила Стёпку из «кенгурухи», расстегнула блузку, осовободила левую грудь. Сын присосался, сглотнул быстро и жадно, капля молока потекла и размазалась по щёчке, по шейке ребёнка. Алёна взяла со стола салфетку, промокнула. Этим же бумажным комочком вытерла слёзы, ресницы были накрашены, чёрное проступило на белом. Машинально взяла ещё салфетку, розовую, приложила скомканную к ней, как печать. Раз, два. Чёрные розы на розовом фоне. Три…
Дальше было уже проще. В редакции местной газеты, куда она пришла проситься верстальщиком («Корел», «фотошоп». «Индизайн»? Освою. Если надо), объяснили, что брать никого не планируют.
– Но если наш сотрудник уйдёт в отпуск, мы вам позвоним. Вызовем на замену. На месяц. Или на две недели, – пообещал худощавый, похожий на юношу, но с лёгкой сединой в волосах редактор.
– Я ещё заметки могу писать и фотографировать! – в отчаянии выпалила Алёна.
– Приносите. Почитаем. Посмотрим. Но обещать ничего не могу. Только вне штата, по договору. Вакансий у нас нет.
– Совсем никаких? – на всякий случай переспросила Алёна.
– Водитель нам нужен, – задумчиво сказал редактор. – Водитель у нас уходит. Но это так, размышления на тему. Это не для вас.
– Почему? У меня есть права! – вскинулась она.
– С личным автомобилем нужен водитель. Кроме того… газета в пачках, загрузил-выгрузил, они тяжёлые. Сами понимаете.
Про пауэрлифтинг она и говорить не стала. Несерьёзно, милочка!
В центре творчества школьников вакансии имелись, но у Алёны Васильевны Задорожных не было ни опыта работы с детьми, ни педагогической специальности в дипломе. Впрочем, этот вопрос можно было бы как-то решить, если бы… Если Алёна была не Алёной, а каким-нибудь Митрофаном.
– Техническое творчество позарез нужно. Авиамоделирование, компьютеры – вот этого не хватает. Для мальчишек, – посетовала похожая на повзрослевшую «спортсменку-комсомолку» директриса.
– Компьютерную графику – я могу… – начала Алёна и осеклась, словно ударившись о тяжёлый взгляд собеседницы.
– Мужчины-педагоги нужны, – мечтательно проговорила «комсомолка». – В семьях – безотцовшина, хорошо, если дедушка есть; в школе – бабье царство. И у нас… Три мужичка на коллектив: турист, шахматист и сторож. Все пенсионеры. Не идут в педагогику мальчишки, зарплаты у нас маленькие. А если и появляются, то такие расчудесные, что лучше бы и не надо.
– Пьющие? – с сочувствием спросила Алёна.
– Это ещё наилучший вариант, – хмыкнула директриса, подробностей проблемы не раскрывая. – Знаете что, Алёна… Васильевна! Давайте я вам обходничок подпишу. Сейчас апрель, нет смысла что-то решать в конце учебного года. Вы отдохните, а в августе, если не передумаете, загляните ко мне. Поговорим с вами о компьютерной графике.
Алёна вышла на улицу. Действительно, последняя декада апреля, а она в своём «пустотном» состоянии как-то даже не осознавала этого. Весна… Кажется, должны набухнуть почки на деревьях, рассыпаться по нежной зелени жёлтые веснушки мать-и-мачехи, а ветер просто обязан принести лёгкий запах… Вот блин, – костра, в котором сжигают скопившийся за зиму мусор! Хорошо ещё, не чего-нибудь похуже.
Она медленно шагала по набережной Волги. Стёпка заснул в «кенгурухе», склонив головку набок, его ножки и ручки болтались, как тряпочки. Что ж, при трёх отказах два обещания («позвонить когда-нибудь» и «поговорить в августе») – неплохой результат. Обещания можно не считать, а бумажки с отказами обменять на пособие по безработице. Идеально, милочка!
В Алёнином детстве набережная была аллеей из двух рядов побеленных «до пояса» лип, густо-зелёных летом, золотых осенью и графичных чёрно-серебряных зимними вечерами. В зимнюю пору с берега можно было наблюдать фигурки рыбаков на льду. Они сидели группами, неподвижно, а если и переходили от лунки к лунке или устремлялись к берегу, то шагали вперевалку, и маленькая Алёна, насмотревшись передач про Антарктику, довольно долго считала, будто на середине Волги дядьки в ватных телогрейках превращаются в пингвинов, а на берегу снова обретают человеческий облик. Летом же у старого дебаркадера швартовались теплоходы, и местные жители торопились побывать на них, чтобы в судовом буфете купить шоколад, апельсины и жевательную резинку, – всю эту роскошь в магазинах Лучни тогда не продавали. Вдоль берега стояли в линейку чугунные столбы, каждый с шаром на макушке, будто вросшие в землю якоря, и от одного к другому тянулись толстые якорные цепи. На этих цепях всегда сидели и качались дети и влюблённые. Когда Алёна вернулась в городок после десяти лет, проведённых в Славске, столбов и цепей уже не было. Не было и ближнего к берегу ряда деревьев, их спилили. Появилась зато гостиница с нездешними башенками, вдоль Волги протянулась стандартная ограда со стандартными же фонарями, а не так давно на набережной возникли два массивных и неуклюжих льва с брезгливой миной на блестящих мордах. Подрастало поколение детей, не знающих ничего об удивительных цепях набережной, их сажали на спины львов и фотографировали, будто так и надо.
Время от времени Алёна видела странные сны, в которых якорные столбы никуда не исчезали, так и стояли вдоль берега, прозрачные и призрачные, с тихим скрипом покачивая прозрачными и призрачными цепями. Нет, по-разному было: когда стояли, а когда и выворачивались неторопливо из земли и оказывались настоящими корабельными якорями, живыми. Они стряхивали с чугунных лап траву, листья и налипшую вязкую глину, отшвыривали в сторону круглые белые камушки и шагали куда-то вперёд и вдаль, скованные одной цепью, как в песне группы «Наутилус Помпилиус». Деревья тоже выворачивались и шагали, пружинисто подскакивая на корнях и бережно придерживая тонкими ветками-пальцами свитые в их кронах птичьи гнёзда. Тогда Алёна осознавала, что грачи и галки вместе с их потомством не умерли, что липы не превратились в безжизненные обрубки, а столбы и цепи не попали в переплавку. Они целы, они живы, они тихо ушагали в какое-то другое, более спокойное место на берегу реки. Возможно, в параллельную реальность. И, просыпаясь, ещё минут пять Алёна в это верила.
Время от времени призраки столбов с цепями она наблюдала и наяву. Ну, или в каком-то полусне, в который впадала иногда совершенно неожиданно для себя. Дремотное состояние могло прийти в любой момент, и тогда падающие из скучной серой тучи дождинки окрашивали протянутые к небесам ладони золотым и алым; из соседнего подъезда выходил на задних копытах олень в клетчатом пиджаке, гордо неся вишнёвое дерево на макушке; в забитых фанерой окнах заброшенного дома открывались порталы в другие миры, а застолье с малознакомыми людьми превращалось в безумное чаепитие у Мартовского зайца. Алёна в Стране чудес! Многие из её рисунков, которые так нравились Динке, рождались именно так. Она ничего специально из головы не выдумывала, изображала то, что видела, – чистой воды реализм.
Картины с цепями на набережной у неё не было, их наблюдать начала уже в послекирилловский период, когда перестала рисовать. Вот и сейчас. Алёна шла по асфальтовой дорожке вдоль берега, умаявшийся за день Стёпка сладко дремал, плотно придавленный к её телу мягкой материей «кенгурухи». А у неё к горлу подкатывала несусветная жуть, потому что слева, в паре шагов (видела боковым зрением) покачивалась, касаясь травы, массивная цепь. На толстых звеньях сидел белоголовый мальчик лет четырёх и улыбался.
Про первого своего ребёнка Алёна думала часто. Отмечала про себя: вот ему исполнился бы год… полтора… два… В магазинах заглядывала в те отделы, где торгуют товарами для малышей, засматривалась подолгу на крохотные ботиночки или шапку со смешным меховым шариком, на яркие игрушки. Придумывала колыбельные. Родился Стёпка, и какие-то из Алёниных задумок осуществились для него. Но младший сын не стал заменой старшему, она прекрасно понимала, что у неё могло быть двое малышей. И продолжала считать годы и месяцы. Сейчас старшему было бы четыре. В этот момент она могла бы вести его за руку. И вела. Он вырывался, капризничал, а она отчитывала его громким шёпотом, уговаривая не шуметь, не будить маленького Стёпу. Потом его ручонка всё-таки выскользнула из её руки, мальчик прыгнул в сторону, зашагал по бордюру, взмахивая руками: «Мам, смотри, я канатоходец!» Вчера ходили с ним в приехавший на гастроли цирк-шапито, ребёнок был в восторге от рискованных номеров. Вот он соскочил с бордюра, добрался до столбов и стал изображать циркача уже на цепи. «Осторожно, Эрик, упадёшь!» «Не-а!» И свалился в траву. Но не заплакал. «Я ведь уже большой, правда, мам? Это Стёпка всё время ревёт, так он маленький». Сел на цепь, оттолкнулся ногами от земли, закачался. «Ну, вот, сначала ботинками прошёлся, а теперь уселся жопой в белых штанах, всё в земле, да и от травы будут полосы, отстирывай их… – привычно ворчала про себя Алёна. – А, ладно. Придумаю что-нибудь». Эрик раскачался на цепи посильней, помахал ей ладошкой и улыбнулся.
