Художку в тот год он забросил: не успевал на занятия, они пересекались с Мишкиным расписанием. Но в основной школе дела шли на удивление беспроблемно, если учесть, что об уроках Богдан и не думал. Каким-то образом и он, и Мишка сдали экзамены за восьмой класс без троек, впереди брезжил девятый.

Они не виделись всё лето, а первого сентября Мишка сам разыскал Богдана, подошёл к нему после школьной линейки. Оглядел его, вытянувшегося за лето, в новом «взрослом» костюме, в белой рубашке и при галстуке.

– Ух, ты какой!

Взял, не стесняясь, за руку.

На них смотрели.

Мишка почти не вырос, но как-то повзрослел, что ли. Хотя одет был совсем по-ребячьи, или по-курортному – в коротких шортах, в пёстрой рубахе. По-южному дочерна загорелый, с проволочным колечком в правом ухе.

– Ну, пойдём.

– Куда? – растерялся Богдан.

– Ко мне.

– Зачем?

– Ну, у тебя и вопросы! – расхохотался он. – Найдём, чем заняться. Видео посмотрим. Например.

Жутко и радостно было идти вот так, взявшись за руки, при свете дня и у всех на виду, идти туда, где ожидает их какое-то сногсшибательное сумасшествие, которое поможет им стать ещё ближе друг другу. Хотя куда ещё, и так – уже…

Жутко и радостно. Было. А потом сразу стало – никак. Потому что у гаражей им заступила дорогу компания.

Парни не выглядели особо здоровыми и накачанными. Обычные. Такие же, как и они, наверное, девятиклассники. Хотя, возможно, и пэтэушники. Один только казался постарше. Он и окликнул парочку лениво, вынув изо рта сигарету:

– Эй, пидоры!

Богдан притормозил, но Мишка потянул его за руку:

– Идём, ну их. Не обращай внимания, ничего они нам не сделают.

Сделали. Потом уже Богдан рассуждал: среагируй он быстрее, ударь кого-либо из них первым – и у них с Мишкой было бы преимущество. А так… Пока Богдан отмахивался от двоих, трое неторопливо, со знанием дела били упавшего на землю Мишку. Ногами. По животу, по лицу.

Какой-то дядька, выгуливавший овчарку на поводке, спугнул их. Собака зарычала, кто-то из парней пробормотал: «Шухер!» – и компания исчезла за гаражами. Богдан помог Мишке подняться. На него было страшно смотреть: лицо в крови, земле и слезах.

– Больно? – спросил Богдан.

– А ты как думаешь? – усмехнулся он. – Да ладно. Я привык, меня часто бьют. За то, что еврей, и вообще. А, главное – руки целы. Я боялся, что руку сломают, как в четвёртом классе, я тогда долго играть не мог. Нос разбили, сволочи, распухнет теперь, как чёрт знает что. А у меня завтра концерт. Блин!

– Надо холодное приложить, – посоветовал Богдан. – Можно мясо из холодильника. Идти сможешь? А то давай на руках понесу.

– Вот ещё! – фыркнул Мишка и попытался дёрнуть плечом, но резкие движения, видимо, вызывали боль, и он поморщился. – Дойду. Жаль, не получилось у нас с тобой сегодня.

– Ничего, – сказал Богдан. – В другой раз. Вот гады ведь, да? Если бы не мужик с собакой, они бы тебя совсем покалечили. Могли и насмерть. А ты слышал, как этот нас назвал?

– Ага. А что, мы и есть… Теперь все будут против нас, – произнёс он с какой-то тайной гордостью. – Может, ещё и в тюрьму посадят. Я про такое читал.

Богдан вздохнул и сказал невпопад:

– Меня мать за костюм убьёт.

Не убила, конечно. Пришила к пиджаку рукав так, что и незаметно. Вычистила брюки. Ужаснулась «фонарю» под глазом, и тут же выдала стакан какой-то холодной жидкости и кусок марли – мочить и прикладывать. О драке рассказал без подробностей. Шёл из школы, привязались хулиганы. Кто их знает, отчего. Может, настроение у них плохое было. Или деньги хотели отобрать. А какие у него деньги? Правильно, никаких.

– В милицию ведь надо, – неуверенно сказала мама.

– Не надо, мам. Очень прошу – не надо, – как-то совсем по-взрослому, грустно и убедительно сказал он.

Милиции пришлось бы рассказать всё, как есть, и тогда, думалось ему, не хулиганам, а им с Мишкой пришлось бы отбывать срок. А Мишке в тюрьму нельзя.

– Мам, я сам. Я их разыщу и каждому морду набью. По одному.

– Не вздумай! – испугалась мама.

– Не вздумаю, – пообещал Богдан. – Но тогда и ты ментам не звони. И не рассказывай никому. Хорошо?

Мишка с родителями скоро уехал на ПМЖ в Израиль.

Шёл 1985-й, первый год перестройки и гласности.

– Богдан! – позвала из кухни мать. – Обедать иди. Заработался…

Он встряхнул головой, возвращаясь в реальность. Заработался, как же! И не начинал даже. Собрался было просмотреть списки этих юных художников, его настойчиво приглашали почитать творческой молодёжи лекции по истории искусств. В том самом лагере, в «Алых парусах». Бывает же – какая-то деталь, два слова, и унесёт в размышления и воспоминания (он взглянул на время в углу монитора) часа на полтора. В лучшем случае. И ведь всё равно не поедет он на этот слёт. Придётся отказаться. Потому что на те же числа назначена конференция в Дрездене, приглашение на которую пришло месяц назад. И к которой тоже надо готовиться, чёрт!

– Богдан!

Пришёл в кухню, присел на табурет, погрузил ложку в сдобренное сметаной варево.

– Мама, что за суп? Грибной? Откуда…

– В морозилке разбирала, нашла. Из тех запасов, что вы тогда с Яшей…

Ч-чёрт. Не надо. Вот это уж совсем ни к чему.

Последняя их с Яшей Тропининым осень. Палатка в лесу. Яша писал акварелью этюды в жёлто-красных тонах, восхищаясь «марсианскими» деревьями. Вечером сидели у костра, тесно прижавшись друг к другу, накинув на плечи одну на двоих тёплую куртку. Никто не беспокоил. Как умудрились ещё грибов набрать и привезти домой – невероятно. Казалось, не до того было. Полтора года назад всё это происходило, в сентябре-октябре. В ноябре Яши не стало.

– Света звонила, – сказала мать.

Сестрица жила в Штатах, поначалу с мужем Ричардом, а теперь уже и без него – самостоятельная, в маму. Работала в букмекерской конторе, честно говоря, Богдан не особо вникал, чем там занимаются. Зарабатывала на жизнь. Делала деньги. И ладно. Племянник Сашка (по-тамошнему – Алекс) учился в колледже, мечтал стать юристом. Или не мечтал, а просто готовился, собирался, планировал – так надо сказать? Умеют ли они вообще мечтать, эти прагматичные американские мальчики? Есть понятие «американская мечта», ключевое слово – «американская». Делаешь карьеру – упорным трудом и всякими хитростями добиваешься высокой должности. Карьера приносит деньги. Деньги приносят удовольствие. Всё. Понятие «для души» в этой схеме отсутствует. Душа бывает у бродяг, поющих блюз в «предбаннике» нью-йоркского сабвея, и у безалаберных русских искусствоведов. Богдан не понимал Светку, Светка не понимала Богдана. Она считала младшего брата неудачником (лузером!), хотя по меркам Славска (да что там – и Москвы тоже) он был довольно известным, успешным и обеспеченным. Занимался тем, что нравится: преподавал, писал статьи, организовывал выставки. Ввязывался в любой проект, который был ему интересен, не думая заранее, принесёт это ему деньги или окажется очередной благотворительной затеей. Путешествовал по стране и ближнему зарубежью (изредка заглядывая в дальнее) с тем же азартом, что по запутанным улочкам города своего детства. В Славске, куда позвали рассказывать студентам (а заодно ребятишкам художественной школы) о мировой культуре, недолго ютился в общежитии, почти сразу взял в ипотеку трёхкомнатную квартиру и перевёз к себе мать. На неё же и оформил собственность, расплатившись с кредитом досрочно. Года через два после его переезда, помнится, прикатила единственный раз заокеанская гостья сестрица Светка с Алексом (тогда ещё белобрысым пацаном одиннадцати лет). Раскритиковала и высмеяла всё, что находилось в зоне видимости. Племянника от Богдана, смешно сказать, прятала, полагая, что развратный дядюшка непременно научит ребёнка каким-нибудь гадостям. Это помня о Мишке и о его мимолётных студенческих увлечениях, про Якова она не знала тогда.

– Как у неё дела? – спросил Богдан. Из вежливости. Дела сестры его не очень-то интересовали.