– Заходи. Чай будешь?
– Ещё бы, Вера. Кто же в здравом уме от твоего чая отказывается?
Говорил чистую правду, вовсе не комплимента ради. Прошёл на кухню, сел на табурет у стола, вытянул ноги и долго смотрел, как Вера обдаёт кипятком фарфоровый чайник с розами по бокам, как маленькой ложкой отмеривает из баночек и мешочков сушёные травы, лепестки, соцветия, ягоды. Предложил помощь и, конечно же, получил дощечку, нож и кусок сыра, который нарезал неидеальными, но довольно тонкими ломтиками и веером разложил по тарелке. Наконец, чай заварился, Вера разлила по чашкам горячую янтарную жидкость с ароматом прогретой солнцем цветущей лужайки. Богдан сделал глоток. Вера подвинула ему плошку с мёдом, но он и не потребовался: напиток был сладким. Спросил:
– Как это тебе удаётся?
– Просто всё в нужных пропорциях. И немного колдовства, – усмехнулась Вера. – Ты давай рассказывай, что там решилось насчёт музея.
Рассказал в деталях, добавил, что надо будет сходить ещё в налоговую (сегодня, конечно, уже поздно, контора закрылась, так что в другой раз). Упомянул, что едет на днях в Германию на искусствоведческую конференцию, заодно встретится с одним галеристом и переговорит о продаже ещё нескольких Яшиных картин. Но, конечно, всё самое ценное должно остаться на родине, в этом он уверен. Особенно пейзажи с местными храмами и купеческими домами, они в музее будут главными экспонатами. История же! Вера кивала, соглашалась. Богдан за разговором не забывал один за другим жевать бутерброды с сыром – проголодался за день, а зайти в столовую около мэрии как-то не сообразил. Когда уже почти засобирался на автобус, задал вопрос о том, что его беспокоило:
– Вера, что это у вас с моей мамой за дикая идея?
Она начала нервно переставлять чашки на столе. Сказала:
– Что ж тут такого? Мы с тобой люди не чужие.
Богдан посмотрел на неё внимательно. И, казалось, впервые разглядел. До того даже не помнил, какая она – Вера. Полноватая, с тусклыми волосами, заправленными за уши. Никогда даже не знал, какого цвета у неё глаза. Оказалось – карие. И волосы чуть рыжеватые. А на носу – крупные веснушки. Надо же! У Веры – веснушки, никогда бы не подумал.
– Не чужие, Вера, вот именно. Почти, можно сказать, родные. Практически брат и сестра. Так что… не надо всего вот этого. Ладно?
– Ладно, – на удивление спокойно согласилась Вера. – Я просто думала, что так будет лучше. И тебе, и мне.
– Мне – не будет, – отрезал он. – А тебе… ну, для чего ещё один фиктивный брак? Ты молодая, встретишь кого-нибудь. Никто тебя не заставляет всю жизнь быть директором музея. Поначалу только, а там воспитаешь себе замену – и поезжай, куда хочешь.
– А если я не хочу? – тихо, но с некоторым надрывом произнесла Вера. – Молодая, говоришь. Сорок лет так-то. И десять годочков я с Яшей прожила. Фиктивный брак, да? Это тебе со стороны так казалось. У нас с Яшей, веришь ли, всё было по-настоящему. Пока ты не появился и не испортил всё.
– Не знал, – искренне сказал он. – Извини.
– Чего уж теперь! Поздно.
Богдан посмотрел на часы.
– Да, надо бежать. Автобус уйдёт. Последний.
Хотя Вера имела в виду совсем другое, и он понимал это.
– До утра ведь у себя не оставишь…
– Оставила бы. Да знаю – без толку, – печально усмехнулась Вера.
Богдан встал из-за стола, двинулся в прихожую. Обувался, распутывая шнурки ботинок, на которых каким-то странным образом затянулись узлы. Думал: не сочтёт ли Вера, что он нарочно копается, чтобы всё же опоздать на автобус и напроситься на ночлег, нервничал и из-за этого запутывал и медлил ещё больше.
– Богдан! – внезапно сказала подошедшая сзади Вера. – Я всё хотела спросить. Может быть, ты хочешь взять что-то из Яшиных вещей? На память.
Он подумывал об этом, но не ожидал, что Вера сама предложит. Попросить что-либо из его одежды казалось заманчивым, но слишком сентиментальным. Картины Яши у него были – те, что он дарил. Лесные пейзажи, конечно. И портрет Мишки, который Яша рисовал с его слов, почти не глядя на чёрно-белую любительскую фотографию.
– Отдай мне палатку, – сказал Богдан.
Вера не удивилась. Поднялась на второй этаж и принесла оттуда палатку, спальный мешок, скрученную в рулон пенку – туристский коврик и закопчённый трёхлитровый котелок.
– Забирай всё.
– А можно ещё вот это? – Богдан вернулся в комнату и протянул руку к висевшей на стене картинке в японском стиле с цветущей сакурой. – Это я ему подарил, – словно извиняясь, добавил он. Действительно ведь, подарил. Привёз из Вильнюса, где купил на ярмарке у девчонки с зелёными волосами. Это казалось странным и волнующим – японская картинка из Литвы. Впрочем, странным и волнующим тогда было всё, связанное с Яшей. А как иначе?
– Конечно. Бери. Если бы ты не взял, я бы её когда-нибудь выкинула. Терпеть её не могу! – вдруг призналась Вера.
Идти на автостанцию нагруженным, как осёл, палаткой и прочими предметами вдобавок к собственному портфелю, не хотелось. Вызвал такси. Не до станции – до Славска. Дорого, конечно, зато быстро и удобно.
========== 5. Алёна Задорожных ==========
– Дорого, конечно, зато быстро и удобно, – убеждала Динка Алёну, усаживая её в такси рядом с шофёром и забрасывая на заднее сиденье папку с работами и сумку с нужными мелочами и ярко-полосатым свитером, в который обе могли завернуться как минимум дважды.
– Это зачем?! – завозмущалась Алёна, вытянув похожий на хобот мультяшного слона цветной рукав.
– Мама твоя подкинула. Считает, что эти ваши «Алые паруса» проплывают где-то в районе Антарктики. И ведь она права.
– Про Антарктику?
– Про то, что ночью в лесу холодно. Не май месяц. Хотя… завтра будет вполне уже май. Календарный. Что тебя вообще смущает в этом милом пушистом свитере?
– Господи, размер!
– Солнце моё, ты ж сама виновата. Нормальные люди после родов толстеют, а не худеют.
– И вырастают, ага. Он мне до пят.
– Не выдумывай, до колен всего лишь.
– Болтушки! Мы едем или что? – заворчал пожилой таксист.
– Едем, едем! – прокричала Динка, чмокнула Алёну в щёку и захлопнула дверь.
Поехали!
Наверное, что-то похожее испытывал первый космонавт Гагарин, отправляясь кружить по орбите. Глядя на несущиеся навстречу деревья, дома, облака, Алёна ощущала тревогу, радость, тошноту, головокружение и полный отрыв от земли. От той привычной земли, где мама, папа и Стёпка. И Динка. Отрыв, но… полноценным полётом к звёздам это не было. Так – поболтаться между небом и землёй, что тоже хорошо, но от гнетущей её пустоты не избавляло. Не избавляло – и всё тут! Пустоту следовало заполнять. Эмоциями, что ли. Но те, что испытывала сейчас Алёна, были слабенькими, и пустота поглощала их. Питалась ими. С одной стороны, хорошо. Ам – и никакой тебе тревоги, никаких переживаний насчёт того, что не поймут, раскритикуют её работы. Как будто не свои везла на обсуждение. С другой… Радость-то тоже – ам! И любопытство – ам! И всё. И уже неинтересно, что там за люди её встретят.
Беспокоилась, что опоздает, в итоге оказалась на месте слишком рано. Встреча была назначена на одиннадцать, по указанному адресу находился кинотеатр. К нему и должен был подъехать автобус, который увезёт всех в лагерь «Алые паруса». Алёна подошла в девять с небольшим. Никого не было. Почти никого. Только… на ступеньках кинотеатра полусидя-полулёжа, откинув в сторону объёмистый рюкзак (видимо, один на двоих) вдохновенно целовались мальчик и девочка… ой, нет – мальчик и мальчик.
Алёна села на ступеньку в стороне и изо всех сил старалась не пялиться на парочку. Подумаешь, ничего такого. Бывают люди со странностями, особенно если творческие. После богемной жизни в Славске её уже ничто не удивляло. Про кого-то из знакомых ходили слухи: может, врали, может, нет. А однажды она во время рок-концерта в молодёжном клубе случайно заскочила в мужской туалет. Ну, не так уж и случайно, просто в женском всё время очередь. И вот там наткнулась на двух таких пацанчиков. Один сидел на подоконнике с закрытыми глазами, странной улыбкой, отрешённым от мира выражением лица, второй аж сопел от усердия, делая ему минет. Растерялась, пару минут просто стояла и смотрела на это безобразие. Потом выдохнула: «Извините, ребят!» – и вышла, плотно прикрыв дверь. И ничего такого. А тот же Генрих, отец её мёртвого Эрика! Сидели с ним на скамейке в парке, обнимал её, а сам поглядывал на проходивших мимо симпатичных юношей. И нельзя сказать, что это не щекотало ей нервы. Немножечко так.
