- Ещё один звук! - закричал первый из мужчин, подходя с факелом и махая им перед лицами девушек.

- За народ! Смерть собственникам! - закричал второй.

- Смерть буржуазии! - закричал третий и выстрелил в окно, осколки которого упали на пол, поранив служанку.

- Кто ты такая? - грубым голосом спросил первый, подходя к Жюли, - видно же, что царская… дочь? Племянница?

Д’Эпинье молчала. Ее сердце безумно стучало от страха.

- Отвечай, царская шлюха!

- Я… Я не принадлежу к царской фамилии, - дрожа, выпалила Жюли.

- Еда у тебя есть? Где она?

- У нее куча еды! Ты только посмотри, какие хоромы!

- Где выпивка? - закричал второй мужчина и схватил служанку за волосы.

- Там… На первом этаже, только не трогайте, пожалуйста! Я все покажу! - заливаясь слезами, Мари повела троих мужчин на первый этаж.

Оставшийся четвёртый мужчина наполнял сумки вещами, которые нашёл в спальне девушки. Ещё раз, припугнув ее, он скрылся за дверью.

В комнате совсем стало темно. С первого этажа иногда слышались крики, смех и грохот тяжёлых предметов. Тяжело дыша, заливаясь слезами, Жюли сидела в углу спальни и не могла пошевелиться. Что стало с остальными? Когда они уйдут? Или… они не уйдут? Но возле комнаты стояла мёртвая тишина и девушка надеялась, что в спальню они больше не войдут. С такими мыслями она погрузилась в сон.

Первый луч солнца осветил лицо Жюли. Ощутив тепло, девушка проснулась. Солнце светило ярко и игралось по стенам солнечными лучами. Дул ветер. Все ещё приходя в себя, Д’Эпинье могла при свете дня рассмотреть спальню. Чувство страха не покидало, и она боялась, что они не ушли, а где-то находятся вблизи.

Поначалу Жюли все ещё сидела в углу, боясь издать лишний шум. В спальне царил беспорядок: открыты шкафы, тумбочки, разбросаны вещи. Постельное бельё разорвано, а окно выбито. Кроме всего этого на полу лежали осколки стекла и если внимательно к ним присмотреться, можно увидеть, как на некоторых осколках остались капельки крови.

Солнце уже высоко поднялось в небе. Стояла та же тишина. Но нужно было что-то делать, да к тому же голод давал о себе знать. Осторожно открыв дверь, Жюли осмотрела коридор. Упавшие картины валялись на полу, а в лампадах нельзя было больше зажечь свет.

Девушка стала осторожно и тихо спускаться на первый этаж. Неописуемый ужас! Везде разбросаны вещи, осколки, рваные вещи, перевёрнутая мебель. Возле входной двери она увидела двух лакеев. Один из них лежал с распростёртыми руками в окровавленной рубашке на груди и поднятыми вверх глазами. Он был мёртв. Другой же находился в углу комнаты с запекшейся кровью на виске, но он был жив, его грудь время от времени слабо поднималась.

Стараясь не шуметь, Жюли стала идти на кухню, увидев на пути повитуху. Бедная женщина лежала возле комода, обхватив его как можно руками и прижавшись к нему, прерывисто дышала. Д’Эпинье прошла далее: на столе валялись бутылки, еда, а рядом с окном сидела Мари. Ее платье было разорвано, на лице виднелись синяки и ссадины. Но девушка была жива.

- Мари! Мари! - Жюли закричала как можно тише, держа за руки служанку.

- Госпожа! Простите… я… - Мари начала плакать. Девушки ещё сильнее прижались друг к другу, а Жюли попыталась ее успокоить.

- В доме никого?

- Нет, они ушли…

Неожиданно Жюли почувствовала острую боль внизу живота. Ухватившись за него, она упала на пол пытаясь заглушить собственные крики.

- Госпожа! Что с вами? - перепуганная служанка не знала что делать.

Боли стремительно продолжались, причиняя танцовщице страдания.

- Я… я… рожаю… - выдохнула девушка.

Уже час Д’Эпинье лежала на простынях в своей спальне. В открытое окно поступал свежий воздух. Служанка и повитуха неустанно следили за состоянием девушки. Жюли, мёртвенно-бледная, изможденная, худая, с каждым разом чувствовала себя все слабее и слабее. Боли усиливалась. Наконец прошло сорок минут, и повитуха сказала:

- Приготовьтесь милочка, сейчас начнется! Тужьтесь!

Роды проходили трудно. После пяти часов мучения, Д’Эпинье родила.

- Ваше счастье госпожа, мальчик, - улыбаясь, проговорила повитуха.

Услышав это и упавши на подушки, Жюли провалилась в сон. Когда она очнулась, возле ее кровати горели свечи.

- Где ребёнок? Мари!

- Здесь госпожа, здесь, - служанка протянула младенца в руки девушки. - Мы не хотели вас будить, вы очень устали. Он голодный, покормите его.

Появилась повитуха.

- Он здоров, с ним все хорошо?

- Да, он полностью здоров, - отвечала женщина.

- Вы выбрали для него имя, госпожа? - спросила служанка.

С минуту подумав и глядя на ребёнка, улыбаясь, Жюли произнесла:

- Дмитрий. Его будут звать Дмитрием, ведь он так похож на своего отца!

Казалось, вся опасность уже миновала и через несколько дней Жюли должна была оправиться после родов. Однако ей стало хуже. Повысилась температура, начало знобить. Боли продолжались. Девушка была очень слаба. Повитуха как могла, лечила ее, но что она могла сделать одна, когда кроме нее не было больше никого?

- Это родильная горячка, мэм… - говорила повитуха служанке, - я бессильна… у нас нет средств, чтобы спасти ее.

- Но вы должны! - плача, говорила служанка.

Вскоре Жюли впала в бред. Она неустанно говорила бессвязные слова, звала своего сына, великого князя Дмитрия Павловича и… Николая Юсупова. Около десяти часов вечера в двери особняка постучались. Один из выживших лакеев приготовился давать отпор, но что он мог сделать против всей банды, которая вновь пришла? Но какого же его было удивление, когда мужской голос за дверью прокричал:

- Откройте ради Бога, мы пожаловали от мадам Эттель! У нас приказ немедленно забрать вашу госпожу и увезти ее в Париж!

И не дожидаясь ответа двое мужчин, среди которых была служанка, выломав двери, появились в особняке.

- Где ваша госпожа? – повторяли они.

- Госпожа умирает! – воскликнула Мари и плача, провела пришедших в спальню, где находилась Жюли.

Жюли была жива, но очень слаба и бледна. Она совершенно не понимала, что происходило, когда ее собирали в дорогу.

- Как вы можете увозить больную мать, не спрашивая ее разрешения? – негодовала повитуха.

- Вы все поедете с нами мадам, и за ребенком будете ухаживать вы, пока вашу госпожу будут лечить, - ответил на это один из мужчин.

Собрав все, что необходимо было взять в дорогу, они покинули злосчастный особняк. К счастью, добравшись до перрона и не встретив на своем пути ни одного красного предателя, они сели в вагон поезда и теперь их путь пролегал прямиком в Париж.

========== ГЛАВА XIX ==========

Положение Дмитрия Павловича было неоднозначным. Находясь, весь этот период в Тегеране он скрупулёзно следил за всеми событиями революции. Оставшись практически без крыши над головой, он понимал, что назад дороги в Петроград больше нет. Английское посольство, находившееся в то время в Тегеране, приняло его, предоставив ему дом под покровительством посла Марлигна. И пока он оставался в Персии, князь был в безопасности и пользовался большим гостеприимством.

Все это время он находился в офицерской армии, и все это время думал о Жюли, Петрограде и родных. Связи практически не было. Письма с трудом доходили до Феликса Юсупова, отца, с которыми он переписывался и до Д’Эпинье. Дмитрий ужасно хотел домой. Он грезил как бы скорее уехать обратно к Жюли, или в Париж, или в Лондон, но понимая, что Россия уже для него не та страна и что ехать туда никак нельзя, он надеялся, что Жюли уже где – то в Европе. Вестей от девушки все не было, и он начинал нервничать.

В середине обыкновенного, ничем не примечательного дня, в то время как Дмитрий Павлович сидел за своим столом и писал очередные письма знакомым, в дверь вошел английский посол Марлигн. Разумеется, он и ранее так заходил, однако в этот раз он был встревожен и нервозен.

Дмитрию сразу передалось его настроение: и он, думая, что же такого натворил, вопросительно посмотрел на Марлигна.